Тяжелее Небес

2. НЕНАВИЖУ МАМУ, НЕНАВИЖУ ПАПУ

Абердин, штат Вашингтон январь 1974 - июнь 1979 года
«Ненавижу Маму, Ненавижу Папу.» - из стихотворения на стене спальни Курта.
Напряжение в семье увеличилось в 1974 году, когда Дон Кобэйн решил поменять работу и освоить лесозаготовительную промышленность. Дон не был крупным мужчиной, и он не испытывал большого интереса к рубке 200-футовых деревьев, поэтому он стал работать в офисе «Mayr Brothers». Он, в конце концов, понял, что мог бы заработать больше денег на лесе, чем работая на станции техобслуживания; к сожалению, его первая работа относилась к начальному уровню, с зарплатой 4.10 $ в час, даже меньше, чем он получал, будучи механиком. Он подрабатывал, проводя инвентаризацию на заводе по уикэндам, и он часто брал с собой Курта. «Он катался по двору на маленьком велосипеде», - вспоминал Дон. Курт впоследствии высмеивал работу своего отца, и утверждал, что сопровождать Дона на работу было сущим адом, но в то время он наслаждался тем, что он в этом участвовал. Однако всю свою взрослую жизнь он провёл, пытаясь доказать обратное, благодарность и внимание своего отца было крайне важно для Курта, и он желал этого больше, а не меньше. Он впоследствии признавался, что детство в своей нуклеарной семье вызывало у него радостные воспоминания. «У меня было очень хорошее детство, - рассказал он в интервью журналу «Spin» в 1992 году, правда, добавив, - пока мне не исполнилось девять лет».
Часто Дону и Венди приходилось занимать деньги, чтобы оплатить свои счета, один из главных источников их споров. Лиланд и Айрис хранили купюру в 20 $ у себя на кухне - они шутили, что это была двадцатка-путешественница, потому что каждый месяц они одалживали её своему сыну на продукты, и сразу же после того, как он их возвращал, Дон занимал их снова. «Он обходил всех, оплачивал все свои счета, а потом приходил к нам, - вспоминал Лиланд. - Он возвращал нам наши 20 $, а потом говорил: «Чёрт возьми, я довольно хорошо поработал на этой неделе. У меня осталось 35 или 40 центов». Лиланд, которому никогда не нравилась Венди, потому что он чувствовал, что она ведёт себя «лучше, чем Кобэйны», вспоминая, что потом молодая семья отправилась в закусочную для автомобилистов «Блю Бикон» на Бун-стрит, чтобы потратить эту мелочь на гамбургеры. Хотя Дон прекрасно ладил со своим тестем, Чарлзом Фрэйденбергом - который работал в округе водителем грейдера - Лиланд и Венди так и не нашли общий язык.
Напряжение между этими двоими достигло апогея, когда Лиланд помогал реконструировать дом на Фёрст-стрит. Он соорудил для Дона и Венди стилизованный камин в гостиной и установил новые высокие и длинные кухонные столы, но в этом процессе он и Венди сражались всё больше и больше. Наконец, Лиланд велел сыну заставить Венди прекратить придираться к нему, или он уйдёт и бросит работу незавершённой. «Я впервые слышал, чтобы Донни с ней спорил, - вспоминал Лиланд. - Она жаловалась на то и на сё и, наконец, он сказал: «Закрой свой чёртов рот, или он заберёт свои инструменты и уйдёт домой». И на этот раз она замолчала».
Как и его отец обращался с ним, Дон жёстко обращался с детьми. Одна из жалоб Венди состояла в том, что её муж ожидал, чтобы дети всегда вели себя - недостижимый уровень - и требовал, чтобы Курт вёл себя, как «маленький взрослый». Иногда, как и все дети, Курт был сорванцом. Большинство инцидентов, выраженных вовне, были в то время несущественными - он что-то писал на стенах, хлопал дверью или дразнил сестру. Из-за этих поступков его часто шлёпали, но более обычное - и почти ежедневное - физическое наказание Дона - бить Курта двумя пальцами в висок или в грудь. Это причиняло малоболи, но психологический вред был глубок - это заставляло его сына бояться большего физического вреда, и это служило для укрепления господства Дона. Курт стал прятаться в шкафу в своей комнате. Такие замкнутые, закрытые пространства, вызывающие у остальных панику, были именно теми местами, в которых он искал убежища.
И было от чего прятаться: оба родителя могли быть язвительными и насмешливыми. Когда Курт был достаточно юн, чтобы верить им, Дон и Венди предупредили его, что он получит на Рождество большой кусок угля, если он не будет хорошим, особенно если он будет драться с сестрой. В шутку они оставляли кусочки угля в его чулке. «Это была просто шутка, вспоминал Дон. - Мы делали это каждый год. Он получал подарки и всё такое - мы всегда дарили ему подарки». Однако такой юмор не прошёл для Курта даром, по крайней мере, когда он рассказывал эту историю чуть позже. Он утверждал, что целый год ему обещали подарить игрушечное ружьё «Старски и Хатч», подарок, который так и не подарили. Вместо этого, утверждал он, он только получил большой кусок аккуратно упакованного угля. Рассказ Курта был преувеличением, но в своём внутреннем воображении он начал создавать собственное впечатление о семье.
Иногда Ким и Курт ладили и изредка играли вместе. Несмотря на то, что у Ким никогда не было артистической жилки Курта - и она всегда ощущала соперничество из-за того, что остальные члены семьи уделяют ему столько внимания - она совершенствовала свою способность имитировать голоса. Особенно ей удавались Микки Маус и Дональд Дак, и эти выступления от души развлекали Курта. Её вокальные способности даже положили начало новой фантазии Венди. «У моей мамы была мечта, - признавалась Ким, - что мы с Куртом окажемся в Диснейлэнде, мы оба будем там работать, он будет рисовать, а я - озвучивать».
Март 1975 года был наполнен большой радостью для восьмилетнего Курта: он, наконец, посетил Диснейлэнд, и он в первый раз летал на самолёте. В 1974 году Лиланд ушёл на пенсию, и он с Айрис провели зиму того года в Аризоне. Дон и Венди отвезли Курта в Сиэтл, посадили его в самолёт, а Лиланд встретил мальчика в Юме, прежде чем они достигли Южной Калифорнии. За этот безумный двухдневный период они посетили Диснейлэнд, «Нотс Бери Фарм», и «Юнивёрсал Стьюдиос». Курт был очарован и настаивал, чтобы они три раза побывали у «Пиратов Карибского моря» в Диснейлэнде. На «Ноттс Бери Фарм» не испугался гигантских американских горок, но когда уходил с аттракциона, его лицо было бледным, как у привидения. Когда Лиланд сказал: «Хватит?», цвет его лица снова стал румяным, и он снова отправился кататься на горках. Путешествуя по «Юнивёрсал Стьюдиос», Курт высунулся из поезда перед акулой из фильма «Челюсти», побудив охранника крикнуть его бабушке и дедушке: «Вам лучше придержать этого маленького светленького мальчика, или ему откусят голову». Курт не обратил внимания на этот приказ и сделал снимок пасти акулы, когда она проплывала в нескольких дюймах от его фотоаппарата. Позже в тот же день, пока они ехали по автостраде, Курт заснул на заднем сиденье, что было единственной причиной, по которой его бабушка и дедушка смогли украдкой проехать мимо Волшебной Горы, иначе он настаивал бы, чтобы они также её посетили.
Из всех своих родственников Курту была наиболее близка его бабушка Айрис; они разделяли и интерес к искусству, и иногда некую грусть. «Они обожали друг друга, - вспоминала Ким. - Я думаю, что он интуитивно понимал, через какой ад она прошла». И у Айрис, и у Лиланда было трудное воспитание, оба были травмированы бедностью и ранней смертью их отцов на работе. Отец Айрис был убит ядовитыми парами в Целлюлозном Заводе «Районир»; папа Лиланда, который был шерифом округа, погиб от случайного выстрела собственного ружья. Когда погиб его отец, Лиланду было пятнадцать лет. Он пошёл в морскую пехоту, и его послали в Гуадалканал, но после того, как он избил офицера, его поместили в больницу для проведения психиатрической экспертизы. Когда его выписали, он женился на Айрис, но боролся с выпивкой и злостью, особенно после того, как их третий сын, Майкл, родился умственно отсталым и умер в учреждении в возрасте шести лет. «В пятницу вечером он получал зарплату и приходил домой пьяным, - вспоминал Дон. - Он обычно бил мою маму. Он бил меня. Он бил мою бабушку и бил приятеля бабушки. Но так было в те времена». Когда Курт был юным, Лиланд стал мягче, и его самым серьёзным оружием было сквернословие.
Когда Лиланда и Айрис не было, ребёнка нянчил кто-то из многочисленных братьев и сестёр Фрэйденберг - три тёти Курта жили в пределах четырёх кварталов. Младшему брату Дона Гэри также несколько раз поручали обязанности по заботе о ребёнке, и однажды это привело к первой поездке Курта в больницу. «Я сломал ему правую руку, - вспоминал Гэри. - Я лежал на спине, а он - у меня на ногах, и я подбрасывал его в воздух ступнями своих ног». Курт был очень активным ребенком, и со всей его беготнёй родственники удивлялись, что он не сломал больше конечностей.
Сломанная рука Курта зажила, и эта травма, казалось, не удерживала его от занятий спортом. Дон поощрял его сына играть в бейсбол почти как только он смог ходить, и обеспечивал его всеми мячами, битами и перчатками-ловушками, которые были нужны мальчику. В детстве Курт считал, что биты больше годятся в качестве ударных инструментов, но, в конце концов, он стал принимать участие в соревнованиях по лёгкой атлетике, начинающихся в районе, а потом в организованной игре. В семь лет он играл в своей первой команде Детской Лиги. Его папа был тренером. «Он был не самым лучшим игроком в команде, но он не был плохим, - вспоминал Гэри Кобэйн. - Он не очень хотел играть, мысленно, как я думаю. Я думаю, что он делал это из-за своего папы».
Бейсбол был примером, когда Курт искал одобрения Дона. «Курт и мой папа хорошо ладили, когда он был молод, - вспоминала Ким, - но Курт оказался не таким, каким его хотел видеть папа».
И Дон, и Венди столкнулись с противоречием между идеализированным ребёнком и реальным ребёнком. Так как у обоих были неудовлетворённые потребности, оставшиеся с их собственного детства, рождение Курта выявило все их личные ожидания. Дон хотел отношений отец/сын, которых у него никогда не было с Лиландом, и он думал, что совместное участие в спортивных соревнованиях обеспечит эту связь. И хотя Курту нравился спорт, особенно когда его отца не было поблизости, он интуитивно связывал любовь своего отца с этой деятельностью, то, что оставит неизгладимый след на всей его жизни. Его реакция состояла в том, чтобы участвовать, но делать это помимо своей воли. Когда Курт был во втором классе, его родители и преподаватель решили, что его нескончаемая энергия может иметь большую медицинскую основу. Проконсультировались с педиатром Курта, и из его рациона удалили Красный Краситель Номер Два. Когда не наступило никакого улучшения, его родители ограничили потребление Куртом сахара. Наконец, его врач прописал риталин, который Курт принимал в течение трёх месяцев. «Он был гиперактивным, - вспоминала Ким. - Он прыгал на стены, особенно если ему давали сахар».
Другие родственники предполагают, что Курт, возможно, страдал от синдрома дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ). Мари вспоминала, как она пошла в гости к Кобэйнам и обнаружила, что Курт бегает по району, стуча в походный барабан и крича во всё горло. Мари вошла в дом и спросила свою сестру: «Это что же, чёрт возьми, он делает?». «Не знаю, - был ответ Венди. - Я не знаю, что сделать, чтобы он остановился - я всё перепробовала». В то время Венди предполагала, что так Курт сжигал свою избыточную мальчишескую энергию.
Решение давать Курту риталин даже в 1974 году было спорным, когда некоторые учёные приводят доводы, что он создаёт у детей условный рефлекс и увеличивает вероятность склонности к употреблению наркотиков в более позднем возрасте; другие полагают, что, если детей не лечить от гиперактивности, они могут впоследствии лечить себя при помощи запрещённых наркотиков. У каждого члена семьи Кобэйн было своё мнение относительно диагноза Курта, и помог ли короткий курс лечения или причинил ему вред, но по мнению самого Курта, как он впоследствии сказал Кортни Лав, этот препарат был важен. Лав, которой самой прописали в детстве риталин, сказала, что они оба часто обсуждали эту проблему. «Когда ты - ребёнок, и ты принимаешь этот препарат, который заставляет тебя испытывать это чувство, куда ещё тебе деваться, когда ты - взрослый? - спрашивала Лав. - Когда ты был ребёнком, это была эйфория - разве от этого воспоминания тебе есть куда деваться?».
В феврале 1976 года, спустя всего неделю после девятого дня рождения Курта, Венди сообщила Дону, что хочет развестись. Она заявила это вечером буднего дня и стремительно умчалась в своём «Камаро», оставив Дона объясняться с детьми, что ему не особенно удавалось. Хотя во второй половине 1974 года супружеские конфликты Дона и Венди увеличились, её заявление застало Дона врасплох, так же, как и остальную семью. Дон впал в состояние отрицания и ушёл в себя, поведение, которое годы спустя зеркально отобразит его сын во времена кризисов. Венди всегда была сильной личностью и склонной к периодическим приступам гнева, однако Дон был потрясён, что она хочет разбить семью. Её главная жалоба состояла в том, что он бесконечно участвовал в спортивных соревнованиях - он был рефери и тренером, вдобавок играл в нескольких командах. «В душе я не верил, что это произойдёт, - вспоминал Дон. - Тогда разводы были не очень распространены. Я тоже не хотел, чтобы это случилось. Она просто хотела уйти».
1 марта именно Дон переехал и снял комнату в Хокуиэме. Он ожидал, что гнев Венди утихнет, и их брак сохранится, поэтому он снял её на неделю. Для Дона семья олицетворяла огромную часть его личности, а его роль папы ознаменовала один из первых периодов в его жизни, когда он чувствовал себя нужным. «Он был подавлен мыслью о разводе», - вспоминал Стэн Таргас, лучший друг Дона. Этот разрыв был сложным, потому что семья Венди обожала Дона, особенно её сестра Джэнис и её муж Кларк, которые жили рядом с Кобэйнами. Некоторые братья и сёстры Венди спокойно размышляли, как она выживет без Дона в материальном отношении.
29 марта Дон был вызван в суд повесткой и заявлением о расторжении брака. Последовала масса правовых документов; Дон часто был не в состоянии отвечать, несмотря ни на что, надеясь, что Венди передумает. 9 июля он был обвинён в неявке в суд в ответ на заявления Венди. В тот же день по окончательному соглашению дом предоставлялся Венди, но Дону давалось право удержания 6 500 $, причитающиеся в тех случаях, когда дом будет продан, Венди снова выйдет замуж, или Ким исполнится восемнадцать лет. Дону предоставлялся его полутонный «Форд»-пикап 1965 года; Венди позволили оставить семейный «Камаро» 1968 года.
Опека над детьми предоставлялась Венди, но с Дона взыскали плату по 150 $ в месяц на содержание каждого ребёнка, плюс расходы на их медицинское и стоматологическое обслуживание, и предоставлялись права на «обоснованное посещение». Таков был провинциальный суд семидесятых, специфические особенности посещения не были разъяснены, и соглашение было неформальным. Дон переехал к своим родителям в их трейлер в Монтесано. Он по-прежнему надеялся, что Венди передумает, даже после того, как были подписаны последние документы.
Венди ничего такого не испытывала. Когда она с чем-то разделывалась, она с этим кончала, и она не могла больше разбираться с Доном. Она быстро увлеклась новым приятелем, красивым портовым грузчиком, который зарабатывал вдвое больше, чем Дон. Её новый кавалер был также склонен к насилию и гневу, и Венди ничто так не любила, как видеть, что этот гнев переносится на Дона. Когда новые водительские права Дона были случайно отправлены в дом Венди, кто-то открыл конверт, натёр фото Дона фекалиями, снова запечатал его и отправил Дону. Это был не развод - это была война, наполненная ненавистью, злобой и реваншем родовой вражды.
Для Курта это было эмоциональной катастрофой - никакое другое событие в его жизни не оказало большего влияния на формирование его личности. Он усваивал развод так, как делают многие дети. Глубина конфликтов его родителей первоначально была скрыта от него, и он не мог понять причину этого разрыва. «Он думал, что в этом виноват он, и он брал на себя большую часть этой вины, - замечала Мари. - Это травмировало Курта, поскольку он понимал, что всё, во что он верил - его безопасность, семья и его собственная поддержка - рушилось на его глазах». Вместо того, чтобы внешне выразить свою боль и печаль, Курт ушёл в себя. В июне того года Курт написал на стене своей спальни: «Ненавижу Маму, Ненавижу Папу. Папа ненавидит Маму, Мама ненавидит Папу. И от этого просто очень грустно». Это был мальчик, который в детстве был так привязан к своей семье, что боролся со сном, как Мари написала в своём докладе по домоводству семь лет назад, потому что «он не хочет их оставлять». Теперь, безо всякой его собственной вины, оставили его. Айрис Кобэйн однажды описала 1976 год как «год Курта в чистилище».
Также это было физически трудно для Курта. Мари вспоминала, что в это время Курт лежал в больнице; её мать сообщила ей, что он оказался там в результате недоедания. «Я помню, что Курт лежал в больнице из-за недоедания, когда ему было десять лет», - говорила она. Курт рассказывал своим друзьям, что ему приходилось пить барий и делать рентген желудка. Возможно, то, что считали недоеданием, было первым симптомом расстройства желудка, который будет мучить его в более позднем возрасте. Его мать страдала от болей в желудке, когда ей исполнилось двадцать лет, после его рождения, и когда у Курта впервые начались боли в желудке, предполагалось, что у него было то же раздражение, что и у Венди. Приблизительно во время развода у Курта также непроизвольно подёргивались глаза. Семья предполагала, что это связано со стрессом, и, по-видимому, так и было.
Пока его родители разводились, его жизнь в предподростковом возрасте, со всеми её внутренними проблемами, продолжалась. Переходя в четвёртый класс, он стал замечать, что девочки - сексуальные существа, и интересовался социальным статусом. В июле того года его фотография появилась в «Aberdeen Daily World», когда его бейсбольная команда завоевала первое место в Абердинской Лесозаготовительной Лиге после сводной таблицы из четырнадцати побед и одного поражения. Другим ярким моментом лета было то, что он приютил чёрного котёнка, который скитался по окрестностям. Это было его первое домашнее животное, и он назвал его Пафф («Дымка»).
Спустя три месяца после того, как процедура развода был закончена, Курт выразил заинтересованность в том, чтобы жить со своим отцом. Он переехал в трейлер к Дону, Лиланду и Айрис, но к началу осени отец и сын арендовали свой собственный односекционный трейлер напротив. Курт навещал Венди, Ким и Паффа по уикэндам.
Проживание с отцом удовлетворило некоторые эмоциональные потребности Курта - снова он был в центре внимания, был единственным ребёнком. Дон очень плохо себя чувствовал из-за развода, который он с лихвой компенсировал существенными подарками, купив Курту мини-байк «Yamaha Enduro-80», который стал привлекать соседей. Лайза Рок, которая жила в нескольких кварталах от него, впервые встретилась с Куртом той осенью: «Он был тихим, очень симпатичным ребёнком. Всегда улыбался. Он был немного застенчив. Было такое поле, где он катался на своём мини-байке, и я ехала рядом на своём велосипеде».
Замечание Рок, что девятилетний Курт был «тихим», повторило слово, которое будет неоднократно использоваться, чтобы рассказывать о нём во взрослой жизни. Он мог долго сидеть в тишине, не испытывая потребности вести светскую беседу. Курт и Лайза родились в один день, и когда им обоим исполнилось десять лет, они отметили праздник вечеринкой у неё дома. Курт был рад, что его пригласили, однако он был осторожен, и ему было неудобно от этого внимания. В четыре года он был бесстрашен; в десять лет он был удивительно робким. После развода он вёл себя сдержанно, всегда ожидая, когда другой сделает первый шаг.
После развода и с началом полового созревания Курта его отец взял на себя повышенную роль. После школы Курт оставался у бабушки и дедушки, но как только Дон возвращался с работы, остаток дня они проводили вместе, и Курт был счастлив делать всё, что хотел Дон, даже если это означало спорт. После бейсбольных матчей двое мужчин- Кобэйнов иногда обедали вместе в местном магазине солодовых напитков. Это была связь, которой оба наслаждались, но каждый из них не мог не чувствовать потерю семьи - это словно отрезанная конечность, и хотя они могли без неё жить, они всегда о ней думали. Их любовь друг к другу в том году была сильнее, чем это было до этого или после, но, тем не менее, и отец, и сын были глубоко одиноки. Боясь, что он может потерять своего папу, Курт попросил Дона пообещать не вступать в повторный брак. Дон дал своему сыну эту гарантию и сказал, что они оба всегда будут вместе.
Зимой 1976 года Курт перевёлся в начальную школу Бикон в Монтесано. Школы Монтесано были меньше, чем в Абердине, и в течение нескольких недель перехода он обрёл популярность, которая раньше ускользала от него, и его бесстрашие, казалось, возвращалось. Несмотря на его внешнюю уверенность, он по-прежнему испытывал горечь по поводу своих обстоятельств: «Можно было сказать, что он был измучен разводом своих родителей», - вспоминал одноклассник Дэррин Нитэри.
К тому времени, когда он пошёл в пятый класс, осенью 1977 года, Курт надолго обосновался в Монте - так местные жители называли город - все ученики в этой маленькой школе знали его, и большинству из них он нравился. «Он был красивым ребёнком, - вспоминал Джон Филдс. - Он был смышлёным, и все им восхищались». Со своими белокурыми волосами и голубыми глазами Курт стал любимцем девочек. «Можно было без всякого преувеличения сказать, что он был одним из самых популярных детей, - замечала Рони Тойра. - Была группа примерно из пятнадцати детей, которые тусовались вместе, и он был важной частью той группы. Он был очень симпатичный, с белокурыми волосами, большими голубыми глазами и веснушками на носу».
За этой внешней привлекательностью скрывалась борьба за идентичность, которая вышла на новую стадию, когда, в октябре 1977 года, Дон начал ходить на свидания. Курту не понравилась первая женщина, с которой познакомился Дон, и его отец её бросил. Со своей самовлюблённостью десятилетнего ребёнка Курт не понимал желания его отца дружеского общения со взрослыми, или почему Дон не был счастлив просто с ним вдвоём. В конце осени Дон познакомился с женщиной по имени Дженни Уэстби, которая и сама была в разводе, с двумя детьми: Минди, на год младше Курта, и Джэймсом, на пять лет младше. С самого начала это ухаживание было семейным делом, и их первым свиданием была прогулка со всеми своими детьми вокруг озера Сильвия. Курт был любезен с Дженни и её детьми, и Дон подумал, что нашёл себе пару. Он и Дженни поженились.
Сначала Курту нравилась Дженни - она обеспечила его женским вниманием, которого ему не хватало - но его положительные чувства к своей новой мачехе были сведены на нет внутренним противоречием: если он её полюбит, он предаст свою любовь к матери и своей «настоящей» семье. Как и его отец, Курт ещё надеялся, что этот развод был просто временной катастрофой, дурным сном. Повторный брак его отца и теперь ставший крайне тесным трейлер рассеяли эту иллюзию. Дон был немногословным, и его собственное окружение затрудняло выражение чувств. «Ты говорил, что никогда больше не женишься», - жаловался Курт Дону. «Ну, понимаешь, Курт, всё меняется», - ответил его отец.
Дженни пыталась достучаться до него, но безуспешно. «Вначале он ко всем испытывал много любви», - вспоминала Дженни. Впоследствии Курт непрерывно ссылался на обещание Дона не вступать в повторный брак, и продолжал замыкаться в себе. Дон и Дженни попытались компенсировать это, сделав Курта центром внимания в доме - он первым открывал подарки, и его освободили от повседневной работы по дому - но эти маленькие жертвы только способствовали увеличению его эмоциональной ломки. Он время от времени получал удовольствие от игры со своими сводными братом и сестрой, но он также дразнил их и был жесток по отношению к Минди из-за её неправильного прикуса, беспощадно подражая её голосу при ней.
Всё временно наладилось, когда семья переехала в собственный дом на юг Флит- Стрит, 413 в Монтесано. У Курта была своя комната, в которой были круглые окна, напоминая корабль. Через некоторое время после переезда Дженни родила ещё одного сына, Чэда Кобэйна, в январе 1979 года. Теперь двое остальных детей, мачеха и ребёнок - все соперничали за внимание, которое когда-то принадлежало одному Курту.
У Курта было раздолье в парках Монте, на дорожках и полях. Это был такой маленький город, что едва ли требовались транспортные средства; в четырёх кварталах оттуда было бейсбольное поле, школа была как раз прямо по дороге, и ко всем его друзьям можно было ходить пешком. В отличие от Абердина, Монте казался чем-то из пьесы Торнтона Уайлдера, более простой и более дружелюбной Америкой. По средам в доме Кобэйнов проходили семейные вечера. Мероприятия включали настольные игры вроде парчизи* или монополии, а Курт был в таком же восторге от этих вечеров, как и все остальные.
С деньгами было туго, поэтому большинство каникул были связаны с туристическими походами, но Курт залезал в машину первым, когда они готовились. Его сестра Ким ездила с ними в походы, пока Дон и Венди не подрались из-за того, означают ли каникулы уменьшение пособия на ребенка; после этого Ким меньше виделась со своим отцом и братом. Курт продолжал гостить у своей матери по уикэндам, но вместо тёплых встреч эти времена обычно только бередили старую рану развода; Венди и Дон с трудом вели себя вежливо, поэтому поездки в Абердин означали необходимость наблюдать, как его родители сражаются из-за графика посещений. В один из уикэндов у него случилось ещё одно несчастье: убежал Пафф, его любимый кот, и больше его не видели.
Как и все дети, Курт жил по определённому распорядку и наслаждался укладом вещей вроде семейного вечера. Но даже это маленькое утешение приводило к противоречивым чувствам: он тосковал по близости, хотя боялся, что сближение кончится тем, что в будущем его бросят. Он проходил стадию половой зрелости, когда большинство юных мужчин начинает дифференцироваться от своих родителей, находить свою собственную идентичность. Однако Курт всё ещё оплакивал потерю первоначального семейного гнезда, и отделение было чревато и нищетой, и ужасом. Он имел дело с этой массой противоречивых чувств, отделяя себя эмоционально от Дона и Венди. Он говорил самому себе и своим друзьям, что он их ненавидит, и в этой язвительности он мог оправдать своё собственное отдаление. Но после того, как днём он тусовался со своими приятелями и рассказывал о том, какие у него мерзкие родители, он снова оказывался участником семейных вечеров и являлся единственным в доме, кто не хотел, чтобы вечерние торжества заканчивались.
Праздники всегда были проблемой. День Благодарения и Рождество 1978 года предвещали курсирование Курта по полдюжине разных домов. Если его чувства к Дженни были смесью любви, ревности, и предательства, его чувства к приятелю Венди были неподдельной злобой. Однажды вечером этот приятель сломал Венди руку - Ким была дома и видела этот инцидент - и Венди была госпитализирована. Когда она поправилась, она отказалась предъявлять обвинения. Её брат Чак угрожал этому приятелю, но мало что можно было сделать, чтобы изменить отношение к нему Венди. В то время многие думали, что Венди живёт с ним из-за финансовой поддержки, которую он обеспечивал. После развода она стала работать в «Пирсоне», абердинском универмаге, но именно благодаря заработку этого портового грузчика они могли себе позволить роскошества вроде кабельного телевидения. До появления портового грузчика Венди была в таких долгах по оплате своих счетов, что ей едва не отключили электричество.
Курту в том году было одиннадцать лет, и он был маленький и худой, но он никогда не чувствовал себя таким беспомощным или слабым как тогда, когда поблизости был приятель Венди. Он был не в силах защитить свою мать, и стресс от того, что он видел эти драки, заставлял его бояться за её жизнь и, возможно, за свою. Он и жалел мать, и ненавидел её за необходимость её жалеть. Его родители были его божествами, когда он был моложе - теперь они были падшими идолами, фальшивыми божествами, и им нельзя было доверять.
Эти внутренние конфликты начали выражаться в поведении Курта. Он дерзил взрослым, отказывался выполнять работу по дому и, несмотря на свой небольшой рост, начал измываться над другим мальчиком с такой силой, что жертва отказывалась идти в класс. В это оказались вовлечены преподаватели и родители, и все удивлялись, почему такой милый мальчик стал таким отвратительным. Дойдя до последней черты, Дон и Джонни, наконец, отвели Курта на консультацию. Была попытка провести семейную терапию, но Дону и Венди так и не удалось придти на совместный приём. Однако врач провёл несколько сессий, разговаривая с Куртом. Он пришёл к выводам, что Курту нужна одна семья. «Нам сказали, что если он будет с нами, нам нужно получить законную опеку над ним, чтобы он знал, что мы признаём его членом нашей семьи, - вспоминала Дженни. - К сожалению, всё это на самом деле вызвало проблемы между Доном и Венди, когда они это обсуждали».
Дон и Венди развелись несколько лет назад, однако их злоба друг на друга сохранилась, и фактически усугублялась из-за их детей. Это была трудная весна для Венди - её отец, Чарлз Фрэйденберг, умер от внезапного сердечного приступа спустя десять дней после своего 61-летия. Мать Венди, Пэгги, всегда была затворницей, и Венди волновалась, что это увеличит изоляцию матери. Поведение Пэгги, возможно, было результатом зловещего инцидента детства: когда ей было десять лет, отец Пэгги ударил себя ножом в живот на глазах своей семьи. Джэймс Ирвинг выжил в этой попытке самоубийства и был помещён в ту же Вашингтонскую психиатрическую больницу, где впоследствии назначат шоковую терапию актрисе Фрэнсис Фармер. Он умер от своего первоначального ранения два месяца спустя; когда он оказался без присмотра больничного персонала, он распорол свои ножевые раны. Как и многие из трагедий этой семьи, душевная болезнь прадеда Курта обсуждалась только шепотом.
Но даже муки семьи Фрэйденберг были не в состоянии примирить Дона и Венди в общем горе. Их споры о Курте закончились, как и все их разговоры, ссорой. Венди, наконец, подписала документ, который гласил: «Дональд Лиланд Кобэйн должен единолично отвечать за заботу, поддержку и содержание вышеупомянутого ребёнка». 18 июня 1979 года, за три недели до трёх лет со дня даты развода Дона и Венди, Дону предоставили законную опеку над Куртом.