Тяжелее Небес

3. ЗАНУДА МЕСЯЦА

Монтесано, штат Вашингтон июль 1979 - март 1982 года

«Его любимое блюдо и напиток - пицца и кока-кола. Его любимое высказывание - «прощаю» - из очерка в «Puppy Press».
В сентябре 1979 года Курт пошёл в седьмой класс неполной средней школы в Монтесано. Это была важная веха, и школа начала играть большую роль в его жизни. Он стал ходить на занятия по музыке в пятом классе, а к седьмому классу он играл на ударных в школьной группе, успех, которое он стремился преуменьшить перед своими друзьями, несмотря на то, что также смаковал его. В основном он учился и репетировал на ударных в маршевой группе или на маленьких барабанах в ансамбле, учебном малом барабане и басовом барабане песни вроде «Louie, Louie» и «Tequila». Эта группа из Монте редко маршировала - в основном, они играли на собраниях или на баскетбольных матчах - но Курт неизменно присутствовал на любом событии, где они выступали.
Руководитель его группы, Тим Нелсон, вспоминал его как «аккуратного, обыкновенного ученика, обучающегося музыке. Он не был экстраординарным, но он также не был ужасным». В том году Курта сфотографировали для монтесанского ежегодника «Sylvan» игравшим на малом барабане на каком-то собрании. У него была стрижка «паж», и он слегка напоминал юного Брэда Питта. Он одевался как учащийся дорогостоящей частной школы - типичная экипировка включала расклешённые джинсы «Hash», полосатая рубашка для регби «Izod», и спортивные тапочки «Nike». Он одевался, как все остальные двенадцатилетние мальчики, хотя он был слегка невысокий и маленький для своего возраста.
Как одного из наиболее популярных детей в школе, его выбрали для очерка в выпуске от 26 октября 1979 года печатной студенческой газеты, «Puppy Press». Эта статья вышла под заголовком «Зануда Месяца», и в ней говорилось:
Курт учится в седьмом классе нашей школы. У него белокурые волосы и голубые глаза. Он думает, что школа - это нормально. Любимое занятие Курта - группа, а его любимый преподаватель - мистер Хепп. Его любимое блюдо и напиток - пицца и кока- кола. Его любимое высказывание - «прощаю». Его любимая песня - «Don't Bring Me Down» «E.L.O.», а его любимая рок-группа - «Meatloaf». Его любимое телешоу - «Такси», а его любимый актёр - Бёрт Рейнолдс.
Это высказывание «прощаю» было вывертом Курта на «прости» Стива Мартина. Это соответствовало его противоречивому, саркастическому чувству юмора, которое включало перестановку фраз или задавание абсурдных риторических вопросов - представьте себе Энди Руни в подростковом возрасте. Типичными такими шутками было то, что он кричал на костёр: «Как можно портить вполне приличный огонь, дымя?». Будучи маленьким мальчиком, его метод выживания в пределах подростковой мужской культуры состоял в том, чтобы по-своему подшучивать над конфликтами и умалять любых мучителей своим превосходным интеллектом.
Курт часами смотрел телевизор. Это было бесконечное сражение с Доном и Дженни; они хотели ограничить его время, проводимое перед экраном, но он умолял и кричал, чтобы ему позволили ещё. Когда его лишали этой свободы, он просто шёл в гости к своему лучшему другу, Роду Маршу, который жил в квартале от него, и смотрел телевизор там. Хотя «Saturday Night Live» было после того, как он ложился спать, он редко пропускал неделю, и в следующий понедельник в школе он пародировал все лучшие скетчи. Он также делал отличную пародию на Лэтку, персонаж Энди Кауфмана из «Такси».
Летом прошлого года Курт бросил Детскую Лигу, но когда наступила зима, он вошёл в юниорскую университетскую команду по борьбе, которая нравилась его отцу. Дон присутствовал на каждом соревновании и бесконечно справлялся о достижениях Курта. Тренером был Киничи Кэнно, преподаватель рисования в Монте, и Курт стал членом этой команды, чтобы и проводить больше времени с Кэнно, и заниматься борьбой. В Кэнно Курт нашёл мужчину - пример для подражания, который поощрял его творческий потенциал, и он стал любимым учеником Кэнно. Один из рисунков Курта был представлен на обложке «Puppy Press» на тот Хэллоуин: на нём был изображён бульдог, талисман Монтесано, вытряхивающий свой рождественский мешок в конуру. В типичной для Кобэйна манере он спрятал среди конфет банку пива. Для рождественской открытки в том году Курт нарисовал пером маленького мальчика, который пытался ловить рыбу, но зацепил себя рыболовным крючком за спину - она была так же хороша, как большинство открыток «Холмарк». Как об этом вспоминала одноклассница Никки Кларк, рисунки Курта были «всегда очень хорошими. Кэнно никогда не приходилось ему помогать, поскольку он казался продвинутым учеником». Даже когда он не был на уроке рисования, вспоминала Кларк, Курт никогда не расставался с ручкой: «На каждом уроке он постоянно что-то машинально рисовал».
Он рисовал в основном автомобили, грузовики и гитары, но также начал изготавливать собственную грубую порнографию. «Он однажды показал мне такой набросок, который нарисовал, - говорил одноклассник Билл Бёрхардт, - и это было совершенно реалистическое изображение влагалища. Я спросил его: «Что это?», а он засмеялся». В то время Курт никогда не видел влагалище вблизи, разве что в книгах или взрослых журналах, которыми обменивались мальчики. Ещё одним его фирменным рисунком был Сатана, персонаж, которого он рисовал в своей записной книжке на каждом уроке.
Рони Тойра была подружкой Курта в седьмом классе, но это было первое невинное увлечение, которое так и не стало серьёзным. Он подарил ей свою картину, чтобы скрепить их союз. «В школе были дети, которые явно были проблемными, или были изгоями, но он не был одним из них, - говорила она. - Почти единственное, в чём он отличался, было то, что он был спокойнее большинства детей. Он не был необщительным, просто тихим».
Дома он был вовсе не тихим, громко жалуясь на то, что он чувствовал, что Дон или Дженни несправедливо к нему относятся. Немногие вторые браки с детьми когда-либо в полной мере объединяются, но этот брак всегда существовал на хрупкой основе, и проблемы фаворитизма и справедливости будут преследовать эту семью. Жалобы Курта обычно приводили к спорам между Доном и Дженни или увеличивали злобу его родителей, которая продолжала кипеть по поводу вопросов посещения и пособия на ребенка. Дон жаловался, что Венди заставляла Ким звонить, если его чек на ребёнка опаздывал на день.
К концу седьмого класса позвонила школьная медсестра и сказала, что параметры Курта таковы, что они считают, что они на грани сколиоза или искривления позвоночника. Дон и Дженни отвели Курта к врачу, и после тщательной экспертизы врач решил, что Курт не страдает от этого синдрома - у него просто были более длинные руки, чем у большинства детей его роста, что заставляло первоначальные размеры казаться кривыми. Но это не убедило Венди. Через семейную систему связи - которая напоминала плохую версию детской игры в испорченный телефон - она услышала, что у Курта сколиоз. Она была потрясена, что Дон не встревожен, и что Курт не в гипсовом корсете. Курт решил поверить диагнозу своей матери, и в более поздние годы утверждал, что у него был «незначительный сколиоз в неполной средней школе». Хотя его утверждение расходится с фактами, Курт использовал это как ещё один пример того, как его отец его подвёл.
Как и многие дети развода, Курт мастерски стравливал родителей друг с другом. В 1980 году Венди работала в Монте в Правлении Окружного Уполномоченного, и Курт часто приходил к ней после школы, только чтобы сообщить о какой-нибудь новой пытке, которой его подвергли Дон или Дженни. Поскольку для Курта положение дел в Монте ухудшилось, он надеялся, что Венди его заберёт. Но у его матери в то время были собственные проблемы со своим приятелем. Она говорила Ким, что боится, что если Курт увидит эту дисфункцию у неё в доме, он станет геем. Спустя несколько лет, когда Курт завёл разговор на эту тему с Венди и Ким, его мама сказала ему: «Курт, ты даже не знаешь, что это такое. Ты закончишь в колонии для несовершеннолетних или в тюрьме».
Одна из повторяющихся жалоб Курта Венди заключалась в том, что дети Дженни пользовались в доме преимуществом. Когда бывший муж Дженни дарил подарки Минди и Джэймсу, Курт чувствовал зависть. Курт предполагал, что та дисциплина, которую ему определяли, была из-за того, что он не был биологическим ребёнком Дженни. Он говорил своим друзьям, что ненавидит Дженни, жаловался на её стряпню и утверждал, что она по норме определяет, сколько газировки разрешать ему пить. Он заявлял, что Дженни могла бы «услышать, как открывается банка «Пепси», находясь на расстоянии трёх комнат», а на ланч ему разрешали «всего два ломтика ветчины «Карл Баддиг» на бутерброд, и два «Грандмаз Кукиз».
Лиланд Кобэйн отчитывал Дона по поводу того, что, как он тоже думал, было предубеждением против Курта: «На столе могли лежать фрукты, и Минди или Джэймс могли подойти, взять яблоко и начать его есть. Если это делал Курт, Донни устраивал ему за это головомойку». Лиланд предполагал, что Дон так боялся, что Дженни уйдёт от него, как ушла Венди, что он поддерживал Дженни и её детей. Дон признавался, что с дисциплиной было больше проблем у Курта, чем у детей Дженни, но утверждал, что это было из-за личности Курта, а не из-за фаворитизма. Но Дон действительно волновался, что Дженни уйдёт от него, если Курт станет причинять слишком много неприятностей: «Я боялся, что дойдёт до того, что «или уходит он, или уходит она», а я не хотел её потерять».
Отношения Курта со своими родными и сводными братьями и сёстрами стали более сбалансированными, поскольку он становился старше. Он обожал своего единокровного брата Чэда, потому что любил младенцев. Он бил Минди, но иногда, когда не было занятий, он целый день играл с ней. Однако когда одноклассники Курта говорили о его семье - некоторые его приятели считали, что Минди хорошенькая - он тут же поправлял их, если они называли её его «сестрой». Он рассказывал о Минди своим друзьям, что она «не моя сестра - дочь новой жены моего папы», говоря эти слова, будто она была какой-то пыткой, которую он был вынужден выносить.
С Джэймсом он уживался лучше, возможно потому что этот мальчик помладше никогда не затмевал Курта. Когда другой мальчик бил Джэймса, который был подающим в одной из бейсбольных команд Курта, Курт вмешивался и угрожал нападавшему. Они оба также интересовались кино. Летом семья отправлялась в кинотеатр для автомобилистов с двумя экранами. И Дон, и Дженни брали по машине, потом парковали одну машину с детьми перед экраном, где показывали фильм для просмотра детей только в присутствии родителей, пока они смотрели фильм для взрослых на другом экране. Курт учил Джэймса, что вместо того, чтобы досматривать до конца очередную комедию Дона Ноттса, они могли бы пойти в туалет и посмотреть взрослую программу вроде «Хэви- металл», которую любил Курт - стоя прямо у парковки. Курту нравилось рассказывать своему младшему сводному брату о фильмах, которые он уже видел. В прошлом году он смотрел «Близкие Контакты Третьего Вида» и мог воспроизвести весь диалог из этого фильма. «Он обычно за обедом играл со своим картофельным пюре и превращал его в гору из того фильма, - вспоминал Джэймс.
В 1981 году, в четырнадцать лет, Курт стал снимать свои собственные короткометражные фильмы, воспользовавшись родительской камерой «Super-8». Одним из первых его произведений был тщательно разработанный плагиат «Войны Миров» Орсона Уэллса, который изображал инопланетян - их играли персонажи, которых Курт вылепил из глины - приземляющихся во дворе Кобэйнов. Он показал этот фильм об инопланетянах Джэймсу, успешно постаравшись убедить этого мальчика помладше, что их дом захвачен. Ещё один фильм, который он снял в 1982 году, показывает гораздо более тёмную сторону его души: он назвал его «Курт Совершает Кровавое Самоубийство», и в нём Курт, играя на камеру, которую держит Джэймс, притворяется, что режет свои запястья краем наполовину разорванной банкой газировки. Этот фильм наполнен спецэффектами, фальшивой кровью, а Курт эффектно доигрывает заключительную сцену собственной смерти в манере, которую он, должно быть, видел в немых фильмах.
Этот ужасный фильм просто добавил арсенала к беспокойствам, которые его родители уже испытывали по поводу того мрака, который они видели у него внутри. «Было что-то не так, - утверждала Дженни, - что-то не так в его мыслительном процессе уже с самого начала, что-то неустойчивое». Он мог спокойно обсуждать такие события, которые вызывают кошмары у большинства подростков: убийство, насилие, самоубийство. Он не был единственным в истории подростком, заводившим речь о самоубийстве, но то, как грубо он шутил по этому поводу, казался его друзьям странным. Однажды они с Джоном Филдсом шли из школы домой, когда Филдс сказал Курту, что он должен быть художником, но Курт мимоходом объявил, что у него другие планы: «Я буду музыкантом-суперзвездой, покончу с собой и уйду в блеске славы», - сказал он. «Курт, это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал - не говори так», - ответил Филдс. Но Курт был непреклонен: «Нет, я хочу быть богатым и знаменитым и покончить с собой, как Джими Хендрикс». Ни один из мальчиков в то время не знал, что смерть Хендрикса не была самоубийством. Филдс был не единственным другом Курта из Монте, который рассказывал такую историю - полдюжины других знакомых рассказывает похожие версии того же самого разговора, всегда с таким же мрачным итогом.
То, что Курт спокойно говорил в четырнадцать лет о самоубийстве, никого в семье не удивляло. Двумя годами ранее двоюродный дед Курта, 66-летний Бёрл Кобэйн, самый старший брат Лиланда, с помощью короткоствольного пистолета 38 калибра выстрелил себя и в живот, и в голову. Тело обнаружил Лиланд. Утверждали, что Бёрла якобы собирались обвинить в сексуальном домогательстве. Бёрл не был так близок к этой семье, как другие дяди Курта, но Курт постоянно говорил об этом со своими друзьями. Он вскользь пошутил, что его дядя «покончил с собой из-за смерти Джима Моррисона», хотя Моррисон скончался за десять лет до этого.
То, что было шуткой для Курта, было сокрушительным ударом для Лиланда. За год до самоубийства Бёрла, в 1978 году, брат Лиланда, Эрнест, умер от кровоизлияния в мозг. Хотя смерть Эрнеста, в 57 лет, официально не была вызвана самоубийством, она наступила после того, как его предупредили, что он умрёт, если продолжит пить. Он упорствовал и, в конце концов, упал с лестницы, что привело к аневризме, которая убила его.
Эти смерти были не единственными, которые повлияли на Курта. Когда Курт был в восьмом классе, один мальчик из Монтесано повесился возле одной из начальных школ. Курт был знаком с этим мальчиком; это был брат Билла Бёрхардта. Курт, Бёрхардт и Род Марш обнаружили труп, висящий на дереве, когда они шли в школу, и полчала смотрели на него прежде, чем служащие школы, наконец, не прогнали их. «Это была самая гротескная вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни», - вспоминал Марш. Из-за семейной истории самого Курта и из-за этого инцидента самоубийство стало концепцией и словом, которое больше не было неприличным. Напротив, оно было просто часть окружающей его среды, точно так же как, алкоголизм, бедность или наркотики. Курт говорил Маршу, что у него «самоубийственные гены». Экспериментирование Курта с наркотиками началось в восьмом классе, когда он начал курить марихуану и принимать ЛСД. Он стал курить траву на вечеринках, потом со своими друзьями, и, наконец, каждый день стал курить один. К девятому классу он был настоящим наркоманом. Марихуана в Монте была дешёвой, и её было видимо-невидимо - в основном, самосад - и она помогала Курту забывать свою домашнюю жизнь. То, что началось как социальный ритуал, стал предпочитаемым им обезболивающим средством.
В то время, как он стал употреблять наркотики, он также начал регулярно пропускать занятия. Когда он пропускал школу со своими друзьями, они покупали травку или крали выпивку из бара чьих-нибудь родителей. Но Курт начал пропускать школу один, или ходить в школу, но уходить после первого урока. Он меньше виделся со своими друзьями и казался отчуждённым от всего, кроме собственного гнева. Тревор Бриггс столкнулся с Куртом в новогоднюю ночь 1980 года, он сидел один в парке Монте, качался на качелях и свистел. Тревор пригласил Курта в дом своих родителей, и оба кайфовали, смотря по телевизору Дика Кларка. Год закончился тем, что обоих стало тошнить от того, что они выкурили чрезмерное количество самосада.
То, что всего несколькими годами ранее казалось идиллическим местом, чтобы ходить в школу, вскоре стало для Курта чем-то вроде тюрьмы. В разговорах со своими друзьями он теперь ругал Монте наряду со своими родителями. Только что прочитав «Убить Пересмешника» Харпер Ли, он провозгласил эту книгу точным описанием города. К началу 1981 года начал появляться другой Курт, или, точнее, не появляться: он проводил всё больше и больше времени в уединении. В доме на Флит-стрит он переехал в реконструированную спальню в подвале. Курт говорил своим друзьям, что чувствует, что этот переезд стал ссылкой. В своей комнате в подвале Курт проводил время со своим автоматом для игры в пинбол «Монтгомери Уорд», которую ему подарили на Рождество, стереомагнитофоном, который ему отдали Дон и Дженни, и кучей альбомов. Эта коллекция пластинок включала Элтона Джона, «Grand Funk Railroad» и «Boston». В том году любимым альбомом Курта был «Evolution» «Journey».
Его конфликты с Доном и Дженни достигли предела. Все их попытки сделать его членом своей семьи провалились. Он начал бойкотировать семейные вечера и, внутренне чувствуя себя покинутым, решил внешне покинуть свою семью. «Мы делали за него работу по дому, просто типичная вещь, но он её не делал, - вспоминал Дон. - Мы стали пытаться стимулировать его при помощи карманных денег, но если он не делал определённую работу по дому, мы вычитали у него карманные деньги. Но он отказывался что-либо делать. Это кончилось тем, что он нам задолжал. Он буянил, хлопал дверьми и нёсся вниз по лестнице». Также у него, казалось, стало меньше друзей. «Я заметила, что некоторые из его друзей ушли, - говорила Дженни. - Он гораздо больше был дома, но он не был с нами, даже когда он был дома. Он, казалось, становился гораздо больше сосредоточенным на самом себе. Он был тихим и угрюмым». Род Марш вспоминал, что в том году Курт убил соседского кота. В этом инциденте подросткового садизма - который был крайней противоположностью его взрослой жизни - он заманил ещё живое животное в дымоход своих родителей и смеялся, когда он сдох, и во всём доме неприятно пахло.
В сентябре 1981 года Курт поступил на первый курс средней школы в Монтесано. Той осенью, пытаясь приспособиться, он оказался в футбольной команде. Он одержал первую победу, несмотря на свой маленький рост - признак, более, чем что-либо демонстрирующий, какой крошечной была школа Монтесано. Он тренировался две недели, но потом бросил, жалуясь, что там слишком много работы. В том году он также вошёл в легкоатлетическую команду. Он метал диск - удивительная ловкость, учитывая его телосложение - и он улетел на 200 ярдов. Он был отнюдь не лучшим спортсменом в команде - он пропускал много тренировок - но он был одним из самых быстрых мальчиков. Он был снят на фото команды для ежегодника, щурясь от солнца. В феврале того года, в момент интуитивной прозорливости, дядя Чак сказал Курту, что тот может получить на своё четырнадцатилетие или велосипед, или электрогитару. Для мальчика, который рисовал рок-звёзд в своей записной книжке, вообще не было выбора. Курт уже сломал гавайскую лэп-гитару Дона; он её разобрал, чтобы изучить её внутреннее устройство. Гитара, которую купил ему Чак, была не намного лучше: это была дешёвая, подержанная ручная японская модель. Она часто ломалась, но для Курта это был воздух, которым он дышал. Не зная, как поставить на неё струны, он позвонил тёте Мари и спросил у неё, как их натянуть в алфавитном порядке. Как только гитара с его помощью заработала, он постоянно играл на ней и носил её в школу, чтобы похвастаться. «Все спрашивали его о ней, - вспоминал Тревор Бриггс. - Я увидел его с ней на улице, а он мне сказал: «Не проси меня играть на ней песни; она сломана»». Это не имело значения - это был не столько инструмент, сколько идентичность.
Лёгкая атлетика тоже была частью его идентичности; он продолжал заниматься борьбой, перейдя, как первокурсник, в университетскую команду. Бульдоги Монтесано в том году выиграли чемпионат лиги, с показателем в двенадцать побед и три поражения, хотя Курт не играл важную роль в этом успехе. Он начал пропускать больше тренировок и соревнований, а в университетской команде его рост был огромной помехой. Отношение к юниорской команде двумя годами ранее было таким, что борьба была забавным способом подраться; университетская команда, напротив, была в высшей степени серьёзной, и тренировки требовали, чтобы он боролся с мальчиками, которые сразу же сваливали его. В конце сезона Курт позировал для фото команды, одетый в полосатые носки до колена - среди бегемотов команды он был больше похож на тренера, чем на члена команды.
Именно на университетском борцовском ковре Курт устроил одно из своих самых больших сражений со своим отцом. В день матча за звание чемпиона, как об этом рассказывал Курт, он вышел на ковёр, намереваясь послать сообщение Дону на дешёвых местах на открытой трибуне. Как Курт впоследствии рассказывал об этом Майклу Азерраду, «я ждал, когда раздастся свисток, просто глядя прямо в лицо [Дону], а потом я сразу же замолчал - я сложил руки и позволил тому парню свалить меня». Курт утверждал, что сделал это четыре раза подряд, каждый раз сразу же падая, и Дон разозлился и ушёл. Дон Кобэйн утверждал, что эта история - ложь; одноклассники Курта этого не помнят и утверждают, что того, кто проигрывал специально, избегали, а то и избивали, его товарищи по команде. Но Лиланд Кобэйн вспоминает, как Дон рассказывал ему эту историю после состязания, говоря: «Эта маленькая дрянь просто легла там. Он не сопротивлялся».
Курт был мастером преувеличивать истории, рассказывая эмоциональную, а не фактическую правду. Вероятнее всего, произошло вот что - у Курта было состязание с противником, который был лучше него, и он решил не сопротивляться, чего было достаточно, чтобы разозлить своего отца-перфекциониста. Но то, как Курт рассказывал эту историю, и его описание того взгляда, который промелькнул между ним и его отцом, является свидетельством того, насколько испортились их отношения за эти шесть лет после развода. Когда-то они проводили вместе каждый свободный час, а в тот день, когда Дон купил мини-байк, Курт никого никогда не любил больше. Прямо по улице от средней школы Монтесано был ресторан, где они обычно сидели - только вдвоём, единый организм, семья - и тихо вместе обедали, объединённые своим одиночеством; маленький мальчик, который просто-напросто хотел провести остаток жизни со своим папой, и отец, который только хотел, чтобы кто-то любил его любовью, которая не исчезнет. Но шесть лет спустя отец и сын закрепились в состязании по борьбе титанов и, как и все великие трагедии, ни один из борцов не чувствовал, что он мог позволить себе уступить. Курт отчаянно нуждался в отце, а Дон нуждался в том, чтобы его сын нуждался в нём, но ни один не мог это признать.
Это была трагедия шекспировских масштабов; независимо от того, как далеко Курт удалялся от того борцовского ковра, краем глаза он всегда смотрел прямо на отца, или - точнее, с тех пор как его отношения с отцом фактически умерли для него после этого момента - глядя на призрак своего отца. Спустя почти десятилетие после его поражения в борьбе на первом курсе, Курт выпалил горький текст в песне под названием «Serve the Servants» («Служить Слугам»), эти слова - очередной шаг в его нескончаемой схватке со своим самым большим противником: «Я всячески старался иметь отца, но вместо этого у меня был папа».