🥀Записки депрессника🥀

Глава 51 "Перешедший грань"

- Как Вы проводили время дальше?

- Каждый день после этой исповеди мы встречались в парке и говорили о чем-то отвлечённом, чтобы вновь не вспоминать о боли. Словно ничего и не было, мы обсуждали мир, ложь людей и несправедливость. С тех пор всё было иначе, но каждый из нас держал в голове всё то, что натворил или высказал в роковой вечер. Однако каждый раз по обратному возвращению домой, мы вспоминали именно этот кошмарный разговор, который с лёгкостью приводил нас в ступор. Я колотил стену кулаками от ненависти каждую ночь, испытывая чувство несостоятельности, превращая слёзы в гнев. Порой я уже и не понимал, что чувствовал и из-за этого терялся ещё больше. Я представлял, как прихожу к этому испанцу и избиваю его до полусмерти, чтобы непременно забрать Элли и сбежать из этой чертовской ловушки, но стоило довести это дело до практики, как страх овладевал мной. Мне хотелось кричать, но я прокусывал внутреннюю сторону щёк и задыхался от морального давления. Не знаю, что больше я испытывал: желание мести или чистую любовь к Элли. От непонятности у меня не было возможности сбежать, и всё это съедало меня. Я крал деньги из кошелька Хейли и приходил в бар, смешивая один напиток за другим, но и это вскоре перестало помогать. Алкоголь попросту нагонял тревожный сон, из-за которого напрочь отбивало желание спать. Я снова оказывался рядом с матерью и сестрой, которые звали меня с собой, пытаясь устеречь от грядущей боли, однако попытки их были тщетны. Вскоре они стали ругать меня за мой порядок жизни, а безумные, изумрудные бабочки ещё больше глумились надо мной. Я попытался прекратить пить и заменил пьянство курением. Вся жизнь превратилась в сплошной кошмар, где самое любимое причиняло неимоверные страдания. Мне не хотелось спать, мне не хотелось бодрствовать, есть, пить, даже на сигареты я смотрел уже с опаской и ненавистью. Я опустел, я некогда умер. Если раньше я издевался над своим организмом, то теперь он решил гнушаться надо мной. Любовь к Элли возвышала меня перед миром, но с той же точностью она опускала меня в самые низовья. Я перестал говорить, почти не слушал, хотя был по уши влюблён в голос своей собеседницы. Безумство сводило меня с ума. Я любил Элли, называя её своей алой феей, но я также и ненавидел чувства к ней. Я был глуп и слишком молод, верил в надежду того, что меня ещё можно спасти, что я смогу помочь кому-то. Но всё глупо...глупо и наивно... А в один день она передала мне письмо, написанное её лёгкой рукой, в котором говорилось: "Mon cher, je ne t'ai jamais dit ça avant, je n'ai tout simplement pas eu l'occasion. Je me sens comme couver et bientôt devenir cendres, arrêtez-moi avant qu'il ne soit trop tard. C'est ma vérité, mon cher ange. Tes péchés sont Unis en moi, pardonne-moi.
A bientôt, ta fée écarlate"¹ Это ещё больше стало сводить с ума, и не имея сил более терпеть, я попытался убить себя. Я больше не приглашал девушку на рандеву и начал пропадать на чердаке до глубокой ночи, вынашивая план своей смерти. Единственное о чём я мог думать это самоубийство, которое предстояло продумать до мелочей. Прекрасно понимая, что вряд ли кто-то вспомнит обо мне, за исключением Элли, чьей любви я был абсолютно не достоин, мне хотелось оставить хоть какой-то след от своего существования. Наверное, такое поведение может вполне сойти за показушничество, однако это было вовсе не так. Мне больше не хотелось причинять другим вред, и полностью осознав свою никчёмность, я окончательно сформировался в решении, в точности продумав план. По своим предположениям датой моей кончины должно было стать первого октября тысяча девяносто седьмого года. Приблизительно в двенадцать часов дня я должен был прийти к Гонсалесу и ударить его кирпичом, чтобы лишить жизни и освободить Элли от гнёта. А позже, когда коварное событие будет окончено я должен был утопиться в реке Огайо примерно в два-три часа дня, чтобы скрыть преступление. Я не хотел стать героем или антагонистом, мне не нужно было оправдание или признание. Это единственное, что я мог сделать на конец своей худой жизни. Написав предсмертную записку с признанием и оставив её на чердаке, я вышел из дома, обняв Хейли и помахав Лео, что не делал никогда ранее. От шерсти кошки у меня крайне чесались, слезились глаза, и насморк не прекращался уже больше двух недели. Порой я удивляюсь тому, как мне удалось не заработать астму, но сейчас, впрочем, не об этом. По задуманному плану в двенадцать часов мне удалось пробраться в отель и дойти до номера испанца, я попросил позвать Элли, что сделал он с отвращением на лице. Как только он обернулся, я должен был достать из рюкзака камень, но мне не хватило смелости. Я медлил, не соблюдая план и окончательно сдался. Виконтесса подошла к двери, просунув через порог очередное письмо, не издав ни звука. Позже двери закрылись прямо перед моим лицом, и за стеной послышались очередные крики на испанском. Я проклинал себя и ненавидел за свою слабость, но желание рыдать заглушала апатия, которая к тому времени развилась до невидимых размеров. Высунув письмо и дорожный словарик уже в парке, я принялся переводить слова, выведенные знакомой рукой. Чернильные буквы были разъедены жидкостью, судя по всему, слезами. Почерк был совсем неровным из-за дрожащей руки автора, всё это уже предвещало содержание. На этом письме тоже была пометка из губной помады, но на этот раз поцелуя было уже три, впрочем, я так и не понял зачем это было нужно...

- О чём повествовалось в письме, мистер Эллис?
_____________________________________________
¹Мой дорогой, никогда прежде я не говорила тебе об этом, мне попросту не доводилось возможности. Я чувствую как тлею и скоро стану пеплом, останови меня, пока не поздно. Это моя правда, мой дорогой ангел. Твои грехи объединены во мне, прости меня. До встречи, твоя алая фея.