Learn to Feel

7.

    — А тебя потом не мучает совесть от того, что ты им не помогаешь, нет? Тебе не страшно смотреть на них, идиот?

      Я позволяю себе лишнее, но мне сейчас плевать с высокой колокольни. У него на лице наконец-то проступают эмоции в виде изумления и злости.

      — Почему я должен чувствовать что-то к ничтожным созданиям, добровольно согласившимся быть шлюхами?

      Добровольно? Ну, и что блин! Может прежняя жизнь была настолько хренова, что они отчаялись, но это не повод так обращаться с девушками. Злая, я поворачиваюсь к этой бедной шеренги.

      — Пожалуйста, разойдитесь по своим делам, при мне не надо придерживаться правилам, — одна все-таки решала поднять на меня глаза.

      Она была моя ровесница, наверное, в ее потухших светло-голубых глазах светилась крошечный огонек надежды.

      — Помоги, пожалуйста, Монкут, — тихо проговорила она, так, что у меня сердце сжалось.

      Роджер неожиданно подскочил к ней и ударил по лицу.

      — Не смей нарушать приказ хозяина! —  Она отлетела в сторону и ударилась головой о тумбочку.

      Этого вынести я уже не могла. Я с размаху залепила этому уроду звонкую пощечину.

      — Не смей ее трогать, кретин!

      Он этого не ожидал и пришел в легкое недоумение. Я же просто кипела от злости и мечтала съездить ему еще раз по роже.

      Оставив его наедине со своими мыслями подбежала к плачущей девушке. Из ее носа текла кровь.

      — Давай помогу, — тихо проговорила я.

      Остальные девушки так и остались стоять столбом. Бедные, совсем напуганные. Я сглотнула. Девушка лишь покачала головой и кивнула в сторону девочки, лежащей на кровати. Наверное, это Монкут. Я медленно подошла к ней.

      Она лежала на животе и мелкие судороги охватывали ее тощее тело. Ее спина превратилась в кровавое месиво от только что нанесенного наказания. Ума не приложу почему ее наказали. Она тоненько, еле слышно плакала. Ноги были полностью синие, грязные простыни были перемазаны кровью. Я опустилась перед ее кроватью на колени. Тело сковало от ужаса, ей было лет пятнадцать, от силы шестнадцать. Она повернула запачканное кровью и грязью, залитое слезами личико и тоненько пропищала.