Блоссом

Эпилог

Лишь тишина Живой рощи приносила покой мятежному сердцу Ирины. Она проводила в ней целые дни, забывая о времени. Сидела под печальной ивой и смотрела, как бежит тоненький ручей. Она слышала каждый шорох, дуновение ветра, шуршание падающих листьев. Роща разделяла с ней все переживания. Души их будто сливались в одну, и теперь в роще царила осень, пока весь Блоссом продолжал цвести, как всегда, несмотря ни на что.

Потеряв последнюю надежду, ничего не чувствуешь: ни горечи, ни боли, ни страха. Однако цель, ничем больше не затуманенная, загорается ярче всех маяков Земли. Зря люди боятся пустоты. Пустота — это свобода. Легкость. Никакого балласта бесполезных мыслей и чувств, тянущих на дно. Когда они отпускают тебя, оставаясь на дне, ты от дна отталкиваешься и плывешь вверх, чтобы наполниться светом.

«Теперь я вижу ясно. Никто не сделает за меня то, чего я хочу. Они не могут увидеть мир моими глазами», — думала Ирина.

— Флора, ты здесь. Я знаю. Не прячься, — сказала Ирина, почувствовав присутствие нимфы природы.

— Милая моя девочка, у тебя все еще осень. Мне жаль... — сказала Флора, появившись из-за лип.

— Прошло всего ничего, пара недель, это немного... Роза была права: любовь приносит только боль.

— Справедливости ради скажу, что сперва она дарит счастье. Порой оно стоит той боли, которая следует за ним.

— Значит, твое стоило? — спросила Ирина.

— Да, — ответила Флора. — Пойми, боль приносит не любовь, а ее утрата. Я расскажу тебе нашу историю. Когда-то очень давно, даже для нас, тысячи лет назад, на Блоссом приплыли первые люди. Они искали спасения — мы им его дали; они искали новый дом — мы приняли их в свой. Вскоре мы полюбили друг друга. У нас появились замечательные дети. Они отличались от сверстников. Гораздо позже, когда они подросли, новоприбывшие на Блоссом греки назвали их своими богами, — рассказывала Флора, снисходительно улыбаясь. — Хотя для всякого любящего родителя дитя — маленький бог, на него все надежды, в него вся вера. Мы прожили вместе счастливую жизнь. И все же... Нимфы бессмертны, а люди нет. Любимые наши состарились и покинули этот мир... А дети! Дети, которым были даны силы жить дольше простых смертных, вопреки уговорам, покинули Олимп, чтобы дожить человеческую жизнь. С того дня Олимп стал Безымянной горой. О, как мы горевали! Одумались не все, не все вернулись. И все же потомки наших детей теперь носят их имена и составляют двенадцать первых фамилий Блоссома. Они продолжились сотни раз, и эта мысль наполняет мое сердце радостью, когда среди новых поколений мне удается увидеть знакомые лица, пускай даже мельком...