Конец света всегда приходит неожиданно. Это правда. Спроси у любого из тех, кто старше тридцати с лишним лет и пока ещё в здравом рассудке. Спроси у любого из нас — мы в один голос прокричим тебе о том, как жутко устали бороться.
Сколько я себя помню, выживать всегда было непросто. Это постоянный страх, бессонница и куча душевных травм, которые изо дня в день приходится прятать от слишком любопытных глаз и ушей.
Сколько я себя помню, страшнее всего на свете было стоять на пороге нового конца света. Но вот я здесь. Смотрю ему прямо в глаза, чувствую его холодное дыхание на продрогшей от ужаса коже, слышу его мерзкий стрекочущий лепет.
Спроси у любого из нас. Все мы видели, как второй конец света надевал на себя кожаную куртку и прятал под капюшоном толстовки белоснежные волосы.
Спроси у любого из нас…
Мне до последнего не хотелось верить недавно почившей Миранде. Её тело уже давно увезли в Полосу и, вероятнее всего, придали пламени, но слова её всё ещё не сгорают в моей голове. Вьются там роем назойливых мух, испускают неприятный душок и больно кусают под рёбрами.
«Айден и Ад — разные люди. И поверь, второго ты ещё не видела».
И не хотела, Миранда. Ох, как же я этого не хотела.
Конец света всегда приходит неожиданно. Тем утром все надеялись, что для нас грядёт очередной январский день. Очередные занятия, очередные замечания от преподавателей и очередная дорогостоящая порция каши в столовой. Но мы ошиблись. То утро началось со взрывов. С истошных криков. С открытых кровавых ран и выстрелов автоматов.
ОН действовал быстро. Всего за каких-то полчаса его люди оккупировали практически всё здание, расстреляли практически всю охрану и схватили практически всех студентов. Это была не борьба. Это была бойня. Я мало что успевала соображать — единственным моим желанием было не задохнуться от клубов дыма и не расплющиться под весом падающих каменных глыб с потолка.
Двадцать четвёртое января. День, когда настал второй конец света. Оказалось, война — поклонница зрелищ. Оказалось, глава дикарей — поклонник радикализма. Это был день, когда даже такой ярый борец за справедливость отрёкся от своих принципов. Он больше не подпускал к своей озлобленной душе такое слово как «справедливость». Он шёл по головам. Ломал и так уже сломленных. Убивал и так уже мёртвых.
