Погоня за Киаррой

2: Леди с фотографии

Киарра

Я вышла из закусочной "У Марлина", медленно добралась до квартиры, которую снимала, и начала собирать вещи. Собирать вещи – слишком громкое слово для того, что я делала. Для упаковки нужны коробки и время.

Но когда ты складываешь всю одежду в спортивную сумку, и на это уходит меньше пятнадцати минут, такое слово может показаться излишним.

Прежде чем покинуть конуру, в которой я жила последний месяц, я проверила все ли важное при мне. Золотой медальон в форме сердца здесь, на шее. Это, пожалуй, моя самая ценная вещь.

Не по стоимости. Честно говоря, думаю, что он стоит не больше двадцати баксов. Он имеет сентиментальную ценность. Это единственное, что осталось у меня от родителей.

Я ничего не помню о них, потому что меня подбросили на ступеньки пожарной станции в два года, но в кулоне сохранилась маленькая фотография женщины, которая держит на руках крошечную Киарру и смотрит на нее с такой любовью и обожанием, что это почти больно.

Медальон был единственной вещью, которая была у меня с собой, когда меня нашли, и, хотя мои родители бросили меня, я должна верить, что это произошло для этого были свои веские причины.

Женщина на фотографии была похожа на меня, и я решила, что это моя мать.

В ее бездонных карих глазах я видела собственные, и, хотя я немного изменила свой цвет волос – покрасила кончики своих темно-каштановых в светлый техникой омбре, наши волосы тоже были очень похожими.

Я унаследовала те же полные губы бантиком, но носы отличались. У нее был милый маленький носик-пуговка, о котором мечтают все девочки, а мой был просто... Ну, обычным носом, наверное.

Она выглядела потрясающе, и та любовь, с которой она смотрела на этого крошечного ребенка, заставила меня поверить, что она не отдала меня добровольно.

Поэтому я очень дорожила этим медальоном, потому что он заставил меня верить, что когда-то у меня были родители или, по крайней мере, мать, которая любила меня.

Я мало что помню о первых годах своего детства, помню только, что надеялась, что она вернется за мной, а когда этого не произошла, я надеялась, что какая-нибудь семья примет меня в свою.

Этого тоже не произошло, но в этом нет ничего удивительного.

Уже ясно, что у меня был вспыльчивый характер, и ни одна семья не рискнула принять этот вызов, поэтому я скиталась из семьи в семью, из постели в постель, пока мне наконец не исполнилось восемнадцать и я не стала предоставлена сама себе.