Снежинки на зимнем ветру

Глава 24

Четвертая из пяти действующих сил на войне — способы и правила, означающие правильное управление и правильную стратегию.

Сунь-Цзы.

Благонамеренность не дружит ни с тьмой, ни с Кисаки, и в ночной тиши ей делать нечего. Ни один звук не проникает в укромную комнатку, кажется, что весь мир сжался до размеров церкви в ожидании финального акта представления, затеянного Кисаки.

Света из окон едва хватает, чтобы развеять плотную темноту комнаты: Кисаки различает нечеткие силуэты мебели; очертание дверей; прозрачные занавески на окнах. Идеально подходящая пустота.

Один жест — и Ханма бешеным псом бросается на Чифую, повинуясь безмолвному приказу Тетты. Удар по Чифую Шуджи сопровождает мерзкой улыбкой и легким «Ехуй», мрачным эхом, отзывающим от стен. Мацуно пытается заблокировать удар, но против Ханмы, безжалостно наседающего сверху, у него нет и шанса.

Четко распланированный план шел своим ходом. Легкость победы пьянит, сладко дурманит, и Кисаки позволяет себе слабую торжественную улыбку в сторону.

Такемичи и Мацуно глупо доверились им, но получили только осколки собственных ожиданий. Окутанная волей Кисаки, словно коконом, Юзуха убьет Тайджу, а сам глава «Черных драконов», возможно, прихватит с собой и надоедливого Такемичи, избавив Кисаки от лишних проблем.

Кисаки уже облицовывал свой следующий план со старательностью мастерового: устранить близких друзей Майки и по их останкам добраться до трона своего короля.

Выстроенная им лично «Вальхалла» не принесла ожидаемых плодов — Баджи остался жив — однако, под его, Кисаки, давлением, Майки все же отстранил Кейске от банды.

Майки пустел: широкая напускная улыбка не скрывала оседавшую в глазах боль, подсказавшую Кисаки в каком направлении двигаться. Каждая потеря — Пачина, Кадзуторы и Баджи — отрывала от него большой и важный кусок. Его друзья — его опора; его ориентиры, которые Кисаки намерен сломать и стать единственной путеводной звездой в его жизни. Сломленный король — идеальная фигура для Серого Кардинала, продвигающего собственные амбиции по шахматной доске.

Осталось совсем немного: близость победы туманит рассудок, однако Кисаки мог себе это позволить: его превосходство неоспоримо. Впереди уже виднелись сияющие плоды его трудов, вобравшие в себя весь Солнечный свет этого тухлого мира. Долгая и ожидаемая мечта практически просилась в руки, осталось только протянуть и сжать ладонь на ее горле: подчинить, забрать себе.