теперь спаси мои

35 часть

К похоронам Феликса Чанбин уже мог держать себя в руках. По крайней мере, на людях. Кошмары до сих пор преследовали его, но сон с реальностью больше не путались так сильно. Оказалось, что успокоительное на фоне огромнейшей психологической травмы вызвало серьёзные галлюцинации, к счастью, единичные. Сам по себе Чанбин просто сдался, а Минхо и Джисон, что по-прежнему лежал в больнице, пугались чрезмерной апатии друга. Благо, его хотя бы кормили, а вот насчёт сна... Снотворные ему не выписывали, так как боялись повторного приступа, а за самостоятельный сон не ручались. Парень всегда молчал и спокойно дышал. А в голове у него прокручивались все моменты совместной жизни с младшим Ли, и малейший звук мог их спугнуть. По этой причине Чанбин чаще всего находился один в закрытой комнате. Лучше находиться в сознании, чем во сне, где Феликс без остановки винит во всём его. Он так устал от этого, но понимал, что заслуживает всех оскорблений. Он виноват в этом. Он и только он.

Парень стоял, одетый во всё чёрное, с поникшей головой и безучастно смотрел, как люди по несколько человек заходят и встают перед большой фотографией его любимого, его родного Ли Феликса. Когда в комнату зашла Йонсун, Чанбин отвёл глаза. Он не мог её видеть. Не мог видеть, как она встаёт на колени и плачет, просит прощения, а после молча кланяется Со, всем видом выражая сожаление. После её ухода парень вновь поднял взгляд на фотографию. Он видел тело Феликса в морге. Такой бледный, такой холодный, с просвечивающимися венами. Эта картинка вставала перед глазами каждый раз перед сном. В этом виде Ли винил его в сновидениях. Снова слёзы катятся по щекам, и шатен дёрганными движениями размазывает их по лицу. Не сейчас. Если снова увидят слёзы, они начнут успокаивать его. Он устал от этого. Он не хочет лишних слов. Он их не заслуживает.

Последний, кто вошёл, также не был удостоен особым вниманием. Чанбин видел лишь его ноги, но когда тот опустился на колени... Со узнал его. Того, кто оберегал его Феликса 15 лет. Того, кто спас его и провернул весь этот побег. Только сейчас разум прояснился. Только сейчас вина заполонила мозг. И в этот раз вина не только перед Феликсом.

Как только Чан встал перед Чанбином, чтобы поклониться, тот упал на колени и опустил голову. В ответ ничего не последовало, а пауза, заглушаемая громким сглатыванием накопившейся слюны, наконец оборвалась сиплым голосом: