Птичка|18+

Глава 16.

Раньше Ева любила осень. В ноябре Маноск становился золотистым, и мягкие ветра обдували городок со всех сторон, делая воздух прозрачным и свежим. Ева любила гулять тихими вечерами, вдыхая ночную прохладу, наслаждаясь красотой узких улочек, старинных церквей. Но сейчас она будто и не замечала увядающей красоты природы, погруженная в свои мысли. Он уехал, и, казалось, забрал с собой часть ее сердца. Ева держалась. Ей вовсе не хотелось, чтобы брат понял природу ее чувств к бывшему работодателю, что в спешке покинул свой дом ради нужд семьи.

Девушке никак не удавалось найти в себе сил, чтобы пойти в до боли знакомый дом, который теперь принадлежал ей. Ева спрятала все принесенные Элайджей документы так глубоко, что теперь сама опасалась, сможет ли отыскать их в случае необходимости. Вампир не обманул. Он оставил ей не только дом. Ева плохо понимала в финансах, но слово «депозит» было ей знакомо. И сопровождалось оно шестизначным числом. Ева не собиралась пользоваться его щедростью, и все же ее рука не поднялась выкинуть то единственное, что их теперь связывало. Девушка предпочла спрятать все как можно дальше, и попробовать начать жить сначала. В первые дни, проводив Себастьяна в школу, она слонялась по дому, то и дело подходя к окну, словно пытаясь увидеть знакомую фигуру того, кто не собирался возвращаться. Минуты складывались в часы, часы в дни. Тоска не проходила, но Ева научилась с ней жить. В конце концов, у нее не было особого выбора, жизнь продолжалась, и разбитое сердце не было причиной к тому, чтобы солнце перестало всходить каждое новое утро. Те деньги, что остались после лечения Себа, подходили к концу, и Ева всерьез задумалась о поисках работы. Путь в бар был ей заказан, как и в другие похожие места, с владельцами которых все еще держащая на нее зло Мари была на короткой ноге. Выход нашелся совершенно случайно. В одно хмурое утро, когда Ева провожала брата в школу, она столкнулась на пороге с его преподавательницей, которая сетовала на то, что от них сбежал очередной учитель. Предмет, который он преподавал, был весьма пространным — он включал в себя основы мировой художественной культуры, азы живописи и музыки. — Погоди-ка, Ева, — взглянула на девушку поверх толстых очков мадам Бази, — а ты разве не училась всему этому в Париже? — По большей части живописи, но… — Уверена, твоих знаний более чем достаточно! И ты любишь детей! — Да, но… — Конечно, больших денег мы предложить не можем, — не обращая внимания на ошеломленное лицо Евы, продолжила мадам Бази, — но зато Себастьян всегда будет у тебя на глазах. Сможешь приступить в понедельник? Так Ева стала учителем. Первый день дался ей непросто, но прошла неделя, и Ева вполне привыкла к своей новой работе. Шумные ученики не давали ей сосредоточиться на грустных мыслях о несчастной любви, и девушка с большой охотой задерживалась в школе до самого вечера, готовясь к новым урокам. Себастьян был счастлив от того, что сестра постоянно была рядом с ним, и все же он не мог не заметить грусти в бездонных черных глазах, которую Ева так долго пыталась от него скрыть. — Ты скучаешь по месье Элайдже? — неожиданно спросил он в один из тихих вечеров, который они проводили у телевизора. — Да, — почти помимо воли вырвалось у Евы, и она прикусила губу, глядя на брата. — Он тебе нравился? — С чего ты… — нахмурилась девушка, отводя глаза. — Ты не пошла на свидание с доктором Габеном, — вдумчиво проговорил мальчик, — и ухаживала за ним, когда он был болен. Он, должно быть, хороший человек. — Да, хороший, — кивнула Ева, чувствуя, как в горле появляется ком. — А он не вернется? Как же его дом? — Он… он попросил меня следить за ним, — выдохнула девушка. — Значит, он приедет вновь, — улыбнулся Себастьян, — разве можно бросить дом? — Он уехал к своей семье, Себ. — Ты ведь говорила, что он одинок? — Я… я не знала, — судорожно вздохнув, отозвалась Ева, — у него есть… родные. — Странно, — свел брови мальчик, — но если он уехал к семье, то я за него рад. И ты не печалься, Ева. — Не буду, — натянуто улыбнулась девушка, и больше они подобных тем не поднимали. И все же, не смотря на все доводы разума, Ева никак не могла перестать думать об Элайдже. Она продолжала, будто по инерции приглядывать ему интересную мебель, думала о том, понравился ли бы ему багряный закат, нужно ли купить зерновой кофе, который вампир так любил. Каждый раз она одергивала себя, укоряла за эти мысли, но проходило время и все возвращалось на круги своя. Доктор Габен еще несколько раз звонил ей, пытаясь пригласить на свидание, но Ева твердо, хотя и предельно вежливо дала ему понять, что не заинтересована в их личном общении. Мужчина смирился, и теперь они встречались лишь в больнице, на периодических осмотрах Себастьяна, где их взаимодействие порой ограничивалось лишь коротким приветствием. То время, что Ева проводила вне школы, она посвящала живописи. В первый раз со времени возвращения из художественной Академии, ей хотелось писать. Выразить на холсте свои чувства. Она нашла свой старый мольберт и краски, и вскоре ее комната наполнилась странными набросками увядающей осенней природы Маноска, которые объединяло одно — одинокая фигура мужчины, устремившаяся вдаль. Раз за разом он уходил от нее, пока Ева, наконец, не приняла один простой и одновременно невозможный факт — Элайджа не вернется. И ей предстояло с этим жить.