Птичка|18+

Глава 43.

— Дядя Эл! — Хоуп бежит к нему навстречу, и ее золотистые волосы развеваются за спиной легким облаком, когда Элайджа ступает на порог дома Майклсонов в Новом Орлеане.  Он пытается улыбнуться, глядя на сияющую племянницу, но его усталое лицо лишь искажается гримасой жалкого подобия улыбки. Он не спал уже две суток, летел много часов, и сейчас, даже не смотря на свою сущность, хочет лишь одного — прикрыть глаза, хоть на минуту забыв о том, что случилось в Маноске.  Вот только звонкий голосок Хоуп, что спрашивает о том, где Ева, лишает его этой прекрасной иллюзии.
  — Она осталась дома, — не сразу находит слова Элайджа.  — Почему? — сводит тонкие бровки девочка, — она не захотела знакомиться со мной?  — Ну что ты, милая, — начинает было вампир, но в этот момент в гостиной появляются его братья, сестра, а также Давина и Хэйли.  — Элайджа! — раздаются их радостные возгласы, и лишь на лбу юной ведьмы появляется едва заметная напряженная морщинка.  — А где Ева?  — Она... — выговаривает старший Майклсон под пристальными взглядами семьи, — она не приедет.  — Почему? — расширяет глаза Кол.  — Мы больше не вместе.  В комнате воцаряется мертвая тишина, и Элайджа почти физически ощущает на себе пытливые взгляды членов своей семьи.  — Что за чертовы шутки? — кривится Клаус, делая шаг к бару, — прекрати разыгрывать нас! Я ни за что не поверю, что ты смог разлюбить эту маленькую птичку, а уж она...  — Она беременна, — перебивает его Элайджа, и гибрид замолкает, а его лицо, как и лица остальных присутствующих застывают каменными масками.  Ребекки и Кола — в ошеломленно-не верящей, Хэйли — удивленно-сочувствующей, и лишь мрачное лицо Давины не выражает ничего.  — Никогда бы не подумал, что она... — начинает было младший Майклсон, но его перебивает холодный голос жены, не сводящей пристального взгляда с Элайджи.  — А она призналась в том, что изменила тебе? Сказала, чей это ребенок?  — Говорит, что мой, — с болью в голосе отвечает вампир, — но мы ведь все понимаем...  — И ты не веришь ей? — продолжает ведьма.  — Давина, что за вопросы?! — взрывается Ребекка, — она изменила ему, это очевидно! Или ты знаешь какие-то другие способы забеременеть, учитывая то, что вампиры не могут иметь детей?  Ведьма ничего не отвечает, опуская задумчивый взор, и когда Элайджу окружают остальные члены семьи, незаметно ускользает из комнаты, под подозрительным взглядом мужа.  Остальные Майклсоны не замечают ее ухода. Ребекка обнимает Элайджу, шепча ему на ухо какие-то ласковые слова, Хэйли уводит на кухню ничего не понимающую Хоуп, а Клаус, щуря глаза, цедит бурбон. Спустя мгновение к нему присоединяется Кол, а затем и остальные присутствующие. Они молча пьют, понимая, бессмысленность каких-либо фраз, уверений, обещаний. Каждый из них неоднократно терял любовь, и знает, что эту боль лечит только время.  Они расходятся, также, не говоря ни слова. Сначала Кол, за ним — Ребекка, потом и Клаус, пока Элайджа не остается в комнате совсем один, не сводя пустого взгляда с темной стены. Очень скоро он понимает, что его надежда на то, что поездка в Новый Орлеан поможет ему забыть о предательстве маленькой птичка, не оправдалась ни на грош. Стоит ему закрыть глаза, он по-прежнему видит бледное лицо Евы, глаза которой полны боли.  Элайджа тяжело вздыхает, отставляет в сторону недопитый бокал с бурбоном, и медленно поднимается с низкого дивана. Он не уверен, что сможет сейчас заснуть, но все же будто по инерции идет к лестнице, ведущей на второй этаж.  Проходя мимо чужих спален, он слышит тихий голос Хэйли, которая поет песенку Хоуп, и которой, абсолютно неожиданно, вторит мелодичный голос Клауса. И Элайджу накрывает такая волна боли, что он едва может устоять на ногах, опираясь ладонью о темную стену. Собрав последние силы, он движется дальше, проходит мимо спальни Кола, и в этот момент слышит то, что заставляет его напряженно замереть.  — ....не понимаю, Давина!  — Мы едем в Маноск, Кол. Сегодня же.  До боли знакомое слово, произнесённое решительным голосом ведьмы, сбивает дыхание застывшего на месте Элайджи.  — Но зачем? — негодует младший Майклсон.  — За тем, что Ева — человек, и ей без магии не выносить ребенка вампира, — абсолютно спокойно говорит Давина, прочищая горло.  — О чем ты, ведьма? — начинает злиться Кол, пока Элайджа пытается унять часто бьющееся сердце, которое так и норовит выскочить из груди, — у вампиров не может быть детей!  — За исключением разве что тех, что пили лекарство от вампиризма, — холодно цедит Давина, и в спальне на пару мгновений воцаряется полная тишина.  А Элайдже кажется, что он попадает в полный вакуум. Пару секунд он не ощущает абсолютно ничего, прежде чем волна безумной, дикой радости накрывает его, почти сбивая с ног.  — Птичка, — словно молитву шепчет он, и в этот момент Кол распахивает дверь, а его черные глаза, не отрываясь, смотрят на старшего брата.  — Ты слышал.  Это не вопрос. Констатация. Но Элайдже абсолютно плевать.  — Ты уверена? — поднимает он на Давину полный мольбы взгляд.  — Ты не поверил ей, — почти выплевывает ведьма, кривя пухлые губы, — с какой стати тебе верить мне?  — Просто ответь, — мягко просит жену Кол, видя, как лицо брата искажается от вины и боли после ее слов.  — Употребление лекарства не могло пройти без последствий, — ледяным голосом отвечает Давина, отворачиваясь к плательному шкафу.  В абсолютной тишине тонкие пальцы снимают с вешалок первую попавшуюся одежду, бросая ее в сумку.  — Это могло быть что угодно, — так же холодно продолжает она, — смерть, потеря способности к регенерации или вампирской силы, но ты... — она поднимает на Элайджу полный осуждения взгляд, — ты получил то, о чем другие могли только мечтать! Возможно лишь на одну ночь, раз за всю свою вечную жизнь! Но ваша любовь с Евой пустила свои плоды. А ты...  Давина замолкает, качая головой, и Кол подходит к ней, обнимая за дрожащие плечи, стараясь не смотреть на брата, лицо которого сереет с каждым сказанным ведьмой словом.  — Ты не поверил ей. Вы, Майклсоны, настолько ослеплены своим величием, своей уникальностью, что не видите дальше собственного носа! Разве могла бы она предать тебя? Я видела Еву лишь несколько раз, но даже этого... А вот ты! Ты, Элайджа Майклсон, сделал именно это! Но ты не просто бросил ее. Ты оставил ее умирать. Ее и своего ребенка.  Давина замолкает, застегивает замок дорожной сумки. Ее безразличный взгляд быстро скользит по Элайдже, который сидит у стены, спрятав лицо в распахнутые ладони.  — Будет лучше, если мы поедем вдвоем, — безжалостно говорит ведьма, зло щуря глаза, наблюдающие за тем, как старший Майклсон корчится от боли, — твой брат уже сделал все, что мог. Теперь — наш черед.