Содержимое сообщения стирает с лица улыбку, что Чон так старательно вырисовывал на тебе, в твоих глазах читается некая грусть, сознание прислушивается к вкрадчивому шепоту о неладном и вынуждает напрячься.
«Как ты там? Я возвращаюсь завтра. Сразу же купила билет на самолет, когда узнала, что он женат. Встречать не нужно, передай Чонгуку. Скоро увидимся!» — перечитываешь снова и снова вызывающие смешанные чувства строки. Яркий свет от экрана глаза раздражает, а внутри отвратительное противоречие с толку сбивает, и ты, на самом деле, не знаешь, переживаешь за мать или же жалеешь о её скором приезде. Эгоизм просыпается невиданной силой, сверкая изредка бликами злобы. Назойливые мысли в голове о том, что не дали побольше провести время с Чонгуком без лишнего вмешательства, не дают покоя, и даже возненавидеть себя за непростительное себялюбие не можешь, потому что искренне веришь в заслуженность находиться рядом с желанным мужчиной больше нескольких несчастных дней.
— Что там такое? — Чон шепчет и с неподдельным интересом к светящемуся экрану твоего мобильника тянется, улавливая печальный окрас твоего потемневшего лика. Он не успевает прочесть сообщение, ты блокируешь причину своего испорченного настроения, возвращая на прикроватную тумбу, и улыбку коряво давишь, не совсем умело скрывая беспокойство.
— Ничего особенного, — звучишь крайне неуверенно. Твои помрачневшие бездонные очи сами ему обо всем говорят, вот только подробности умалчивают, оставляя без шансов развернуть загадочное возникновение девичьей грусти. Он не станет насильно вытягивать из тебя интересующую его информацию. Ты действительно стараешься не показывать подлинных чувств и эмоций, не хочешь огорчать, загружая и без того тяжелый день новыми проблемами, поэтому совершенно неожиданно тянешься к излюбленным устам и веки отяжелевшие прикрываешь от удовольствия. Чонгука целовать запредельно приятно, хорошо и до одури сладко. Его губы идеально с твоими сочетаются и уносят за неизведанный край, топя в нежных прикосновениях. Вы воздух друг другом заменяете, льнете к искусанным губам и вкушаете жадно их сладость, страстно переплетая языки, всё насытиться не можете, забывая о необходимости дышать. Два разгоряченных тела непроизвольно притягиваются, подобно магниту, в одно целое слиться желают под не менее пылкий поцелуй, и напряжение нарастает немыслимой тяжестью, требуя захватывающего продолжения, но ты вовремя руки кладешь на его плечи, неохотно отстраняясь от манящих припухлых губ.
— Мы разбудим Давон.. — ты вовсе не ищешь оправданий и причин, чтобы не продолжать искушаться мужчиной, не дать себе соблазниться, пасть под его чары, вопреки неистовым желаниям оказаться в крепких, до дрожи в интимных объятиях. Тебе лишь спокойствие и крепкий сон малышки важен. Ты прихоти маленького человечка, что так дорог твоему сердцу, ставишь выше своих порывов страсти, пусть Чонгук и срывает крышу одним поцелуем. Внизу живота всё горит синим пламенем, не поддаваясь контролю трезвого рассудка, нутро жаждет получить очередную мужскую ласку, впиться в излюбленные губы и таять беспрерывно в сильных руках. Ты бы не отказывала себе в столь похабных, непристойных желаниях, вот только сопение детское у твоей груди вынуждает самостоятельно протянуть руки перед собой и отпрянуть от мужчины, что пожар внутри тебя разводит без особых усилий — одним томным взглядом. Чон после твоего замечания даже чертыхается слегка, неловко улыбаясь и отводя взгляд, с часто вздымающейся грудью от быстро накатившего возбуждения ерзает на кровати в поисках удобного положения и тянется за одеялом, заботливо укрывая вас от холода. Вы собой окутываете маленькую девочку, по сторонам устроившись защищаете от всех невзгод, охраняя её сновидения, и трепетным взором согреваете, изредка смущенно переглядываясь. Вокруг царит непонятная, однако весьма приятная гармония. Вы сейчас смотритесь прелестно и сами уверены, что со стороны картина семейной идиллии идентична вашим светлым, уютным ощущениям. Не припоминаешь, что задумывалась когда-то о создании своего собственного счастья, не помнишь ничего о желании завести ребенка, однако сейчас, наблюдая за Чонгуком, поглядывающим на дочь с необъятной любовью в глазах, ловишь себя на мысли, что построить семью всё же хочешь, невольно примеряя на себя роль матери его детей. Все живое в тебе тут же вздрагивает, фантазия разыгрывается ярчайшими насыщенными красками, пробуждая в тебе осознание своей бескрайней симпатии к мужчине и его маленькой принцессе, ставшей той, казалось бы, недостающей частичкой тебя. Малышка Давон глубоко в сердце засела со дня своего появления на свет, ты и сама не успела запечатлеть момент, когда она стала неотъемлемой частью твоей довольно серой жизни. Её большая значимость яркими вспышками ослепляла порой и удивляла, напоминая тебе о существующем счастье. Крохотный комочек счастья забавно причмокивает во сне и ближе к твоей груди жмется, утыкаясь в нее носиком, а ты улыбку глупую сдержать не можешь, к сердцу прижимая нуждающуюся в любви малышку, вместе с ней проваливаешься в сон, обессилено укладывая голову на мягкую подушку. Ты никогда не узнаешь, сколько часов мужчина пролежал с нелепой, но такой счастливой улыбкой, глядя на вас, тихо посапывающих возле него, и он готов поклясться — это наилучшее, что он мог только увидеть.
Настойчивые лучи солнца прожигают своим ослепительным светом глаза, отчего хмуришься и морщишься, промычав невнятные ругательства от раннего пробуждения в выходной день. Приподнимаешься с кровати, окидывая кротким взором Давон, убеждаешься в том, что они с Чонгуком спят и вряд ли проснутся в скором времени, направляешься в ванную комнату, дабы в порядок себя привести, но слышишь дверной звонок, чувствуя, как напряженно натягиваются струны слабых нервов. Сглатываешь гулко, стараясь сделать несколько глубоких вдохов полной грудью, в черепной коробке эхом омерзительный звонок проносится, оглушая на несколько мгновений, а душа разрывается в криках, сулящих далеко не хорошие вести.
— Не слишком рано? — застываешь в дверном проеме, видя перед собой погрустневшее лицо матери, что отчаянно пытается выдавить из себя более правдоподобную улыбку, но на нем читается лишь разочарование. — Даже не обнимешь? — тебе вместо объятий хочется скрыться, забыть на некоторое время о том, что она является твоей матерью, но всё же заключаешь её в такие необходимые сейчас для нее объятия, мысленно ругая себя за постыдные помыслы, которых мать не заслужила.
— Можешь собирать вещи, нам надо уехать до обеда, — ты словно в несуществующей для тебя прострации, зависаешь от услышанного и впервые не знаешь, что тебе делать, как правильно подобрать слова, каким образом сказать, что по уши влюбилась в её лучшего друга и уезжать никуда вовсе не хочешь.
— Нуна? Ты откуда здесь? — Чонгук восклицает в изумлении, а в голосе его тонко проскальзывает некая боязнь, что он скрывает умело от твоей матери, но тебе слышится отчетливо.
— Позже поговорим, — И/М проходит в гостиную с чемоданом, который так и не успела полностью распаковать, удрученно вздыхает и на диван валится с закрытыми от усталости глазами. — Как вы тут поживали без меня? Ничего между вами не приключилось? — вопрос, что она задала с таковой иронией, прилетел тебе пулей в лоб, парализуя за считанные секунды.
— Ничего, — розовые очки с треском ломаются и разбиваются на мелкие осколки у твоих ног, услышанное ранит пуще смертельных выстрелов в сердце, грезы вновь становятся недосягаемыми, сыграв злую шутку с девичьей наивностью, а душа звонко и болезненно расшибается о его горькие слова.
Спектакль окончен.
