— Убирайся отсюда, живо! — завсегда сдержанная женщина удивляет тебя своей разгневанностью, от столь язвительного и злобного голоса по спине рой холодных мурашек пробегается и ледяная дрожь окутывает всё тело, сковывая малейшие движения.
— Нуна, я не уйду без твоего согласия, — у Чонгука в глазах уверенность синим пламенем искрится, не угасая после настойчивых слов твоей матери, что почти наглостью его давится, теряя дар речи от столь твердого заявления. Твои ноги приросли к шоколадному паркету, сдвинуться с места не позволяют, все чувства и эмоции смешались в один громадный эфир, оставляя без возможности разобраться в них и распутать, разрешить эту ситуацию, повлиять на маму — ты ничего не можешь. Прошедшая неделя без него была безжизненно серой, жизнь потеряла свои яркие краски и ничего не радовало, день ото дня ждала лишь его сообщений, звонка, появления, желание увидеть или услышать Чона неумолимо вверх над всем нутром брало, что сейчас тебе его присутствие с громкими словами кажется шуткой.
—Чон Чонгук, — цедит сквозь зубы, впервые злится на своего любимого лучшего друга, веки прикрывает в надежде обуздать безбожную ярость, её настойчивость мужская раздражает до побелевших костяшек, которыми ему врезать хочется. Только вот, мать его знает слишком хорошо, осознание бесполезности спора с ним пуще прежнего раззадоривает итак полыхающий гнев, она выдыхает шумно раскаленный воздух и поднимает свой потемневший взор на Чона. — Поговорим, когда я остыну, а пока уйди с моих глаз, — монотонный голос еле держится, чтоб не вскочить на высокие гласные, плотина, за которой неистовое возмущение с бешенством со всей силой и напором норовит прорвать, выплеснуться наружу, на того самого Чонгука, что развел эти бушующие недоброжелательные эмоции. Мужчина молча кивает, встает из-за стола, вглядываясь в глаза напротив, где увидал разочарование и озлобленность, ему искренне жаль наблюдать то, чего он всегда избегал, но Чонгук не станет противоречить своим чувствам.
— Нуна, я не стану извиняться за то, что влюбился в Т/И. Я люблю её, знай это, отступать не собираюсь, — мужчина говорит в полголоса, но твердости и решительности от этого не теряет, брови хмурит, демонстрируя всю свою серьезность по отношению к тебе, и знает, что твоя мать ему верит. Он забирает мирно сопящую Давон, что так и не проснулась ради встречи с тобой, о которой последнюю неделю отцу плакалась, малышка соскучилась по своей Т/И, всегда целующей перед сном в лобик. Чонгук даже не спрашивает, не оглядывается в поисках тебя, чему ты на удивление рада — твой внешний помятый вид оставляет желать лучшего и вынуждает скрываться от любимых глаз, дабы не напугать собственным полуживым состоянием. После негромкого хлопка входной двери ты вылезаешь из своей комнаты с мокрыми от скопившихся слез глазами, смотришь на дверь и улавливаешь еле слышные нотки его сладостного парфюма, что всегда голову кружил.
— Почему ты мне ничего не сказала? — тебе еще не удавалось слышать такой разбитый и разочарованный голос матери. Она свои глаза скрыла под тяжелыми веками, подрагивает мелко и находится в абсолютном смятении, только сейчас понимая твое поведение на протяжении всего времени.
— Зачем? Он бы сам тебе все рассказал… — ты не объясняешься больше, надеваешь потертые кроссовки и выходишь из дома, накинув легкую кофту с капюшоном. Воздух совсем не свежий, от застоявшегося запаха уличной еды тебя всю мутит, прикрываешь рот в попытках избавить себя от тошнотворного запаха, еле плетешься до аптеки сквозь гущу этой вони, вслушиваясь в обезумевшее сердцебиение. Колокольчик над головой звонко поигрывает, оповещая фармацевтов о твоем прибытии, женщина средних лет с широкой улыбкой встречает и вежливо спрашивает, что тебе нужно.
— Тест… Тест на беременность, пожалуйста, — заикаешься слегка, теряешься в трех словах и губы пересохшие облизываешь, нервно перебирая края кофты. В руках коробочка с тестом трясется, на неё смотреть страшно и волнительно одновременно, что-то внутри подсказывает и без теста, говорит о том, что догадки твои верны без сомнений — ты чувствуешь это. Забегая домой и запираясь в ванной, ты дрожь в ногах унять не можешь, опираешься о раковину и стараешься собраться с силами, взять себя в руки, делая глубокий, медленный и сосредоточенный вдох. Ожидание каких-то пяти минут становится невыносимым, тебя всю трясет даже с пониманием того, что этот никчемный тест вовсе не нужен, но результата ты ждешь с замиранием сердца и не знаешь, как реагировать на две полоски, глаза жмуришь, стараясь утихомирить разбушевавшиеся чувства, что так противоречиво в тебе воедино слились. Твои бездонные кофейные очи искрятся от положительного результата, на лице непроизвольно вытягивается настоящая, счастливая улыбка, вокруг воистину взрывается ярчайшими, насыщенными красками и тебе взлететь хочется от этих неземных ощущений. Негативные мысли и страх испаряются в воздухе, не оставляя своего следа, и первым делом хочешь разбежаться в объятия Чонгука, рассказать ему прекрасную новость будучи точно уверенной в том, что он будет вне себя от счастья. Вот только, вспоминая о матери, чувство стыда и чего-то тяжелого бременем на плечи ложится, ей с присущей радостью об этой новости не расскажешь, губу прикусываешь и бровки к переносице сводишь, решая непростую дилемму — как объявить ей эту новость как можно мягче.
Она подбородок на ручки нежных опустила, взгляд её задумчивый, загруженный небывалыми проблемами, она мужественно их решить старается, отважится принять сторону Чонгука и не держать твое счастье в оковах с шипами. Ты смотришь на неё, ощущая, как тело постепенно начинает неметь, слышишь её удрученные вздохи, шуршание пальцев и наблюдаешь подрагивающие реснички, пока её глаза устремлены в панорамное окно, за которым солнце стремительно прячется за высокими зданиями.
— Мам, давай поговорим, — пересиливая всю свою трусость отважно подходишь к ней, садишься рядом после легкого кивка и сейчас бы тебе услышать её звонкий голос, а не вот это напряженное молчание.
— Глянь сюда… — ты руку с тестом протягиваешь и сердце в тиски сжимаешь словно, дышать перестаешь и, застывая каждой клеточкой тела, не отрываешь глаз от той, что кроткий взгляд бросила на заветную палочку с двумя полосками в твоих руках. Челюсть встречается с полом и глаза на лоб лезут, когда ты видишь её теплую улыбку, что сердце пронзает лучами солнечными, она лишь по коленке тебя хлопает со взглядом трепетным и к себе прижимает.
— Я не планировала стать бабушкой в тридцать шесть, но я рада, — её касания нежные из колеи выбивают, ты совершенно не понимаешь, как ответить на неожиданный прилив тепла и трепета, она в ступор ставит морально подготовленную на скандал тебя своими словами. Ты чувствуешь её поддержку, её радость и облегчение, глядишь на неё недоуменными глазками, безмолвно спрашивая о том, шутка ли происходящее, а в ответ получаешь лишь неодобрительные мотания головой.
— Думаешь, твое состояние скроется от моих глаз? Я ведь не глупая, Т/И. После заявления Чонгука убедилась в своих догадках. Все-таки, ты находилась с ним все это время, нечему удивляться… — мать вздыхает, с улыбкой на лице проговаривая душу греющие слова. Ты в них нуждалась больше всего — её одобрение для тебя очень важно и без него с удовольствием не получится ничего. — Ну, хорошо, что не в шестнадцать, как я… — казалось бы это тот самый момент, в котором шутки неуместны, но она умудряется тонко внести сюда игривые нотки юмора, поднять настроение и заставить залиться тебя смехом.
— Собирайся, езжай к Чонгуку. Позже я сама с ним поговорю, — и это все, что тебе нужно было, чтобы сорваться с места и с одной коробочкой в кармане помчаться к тому, что навсегда пленил девичье, хрупкое сердце. Нетерпеливо бьешься в дверной звонок, улыбку с лица свести не можешь никак и переминаешься с ноги на ногу, почти подпрыгивая, когда слышишь приближающиеся к двери шаги.
— Т/И? Ты чего…
— Я люблю тебя, Чон Чонгук, — перебиваешь, не даешь договорить, своим признанием сходу ошеломляешь мужчину, слыша детский топот за его спиной. Малышка бежит к тебе, услышав твой голос, неосторожно перескакивает все разбросанные по дому игрушки и с неподдельной радостью несется в твои объятия под твой звонкий смех.
— Моя девочка, я по тебе так соскучилась… — обнимаешь с той самой любовью необъятной, Давон сама ластится к тебе, окольцовывает твою шею маленькими ручками и щебечет невнятное о том, что тоже скучала. — Давон-и, а хочешь еще маленькую лялечку домой? — ты заглядываешь в маленькие глазки, щечки пухленькие ласково щипаешь и улыбаешься, когда девочка трясет головой, выкрикивая громкое «Да!»
— Т/И? Ты… — Чона услышанное будто парализует, он тело свое перестает чувствовать, а в голове фейерверк сказочно взрывается, оглушая.
— Я беременна, Чонгук, — словам твоим не верит, в чудо это не спешит окунуться, однако на его ошарашенном лице вырисовывается самая настоящая, искренняя, счастливая улыбка. Он тебя на руки подхватывает под твой тихий писк от неожиданности, сжимает в своих сильных руках и шепчет едва слышное «Спасибо», отчего таешь моментально, чувствуя, как теплые капельки слез падают на плечо.
— Наш папочка, Чон Чонгук.
А позже Чон получит сообщение от твоей матери, готовый пискнуть, как девчонка от переполняющего его счастья, когда вчитается в строки: «Имя внуку дам я!», еще долго будет кружить тебя на руках не переставая улыбаться и обнажать свои милые кроличьи зубки, сильными руками в объятиях крепких тискать тебя не перестанет, нисколько не жалея о том, что раскрыл свое когда-то замкнувшееся сердце.
