I am dreaming of... you

Глава Двенадцатая: На утро, они окажутся под одним одеялом.

— Неужели у такого коротышки не найдется и футболочки на меня? — Воскликнул Дазай, руки положив на груди и попялившись на Чую. Только что неловкий разговор Накахары и его матери о том, почему он водит в дом незаконных гостей был закончен, и Озаки — прелестная рыжая женщина, сказала что пусть Осаму останется на ночь, если его родители не против, но потом конечно такие ночные посещения будут запрещены. Не сторонница она того, что можно где попало детям ночевать, пускай и ночевал не её сынишка, а видимо, его друг.

Чуя хмурится, руки на груди складывает, в затем кратко тому отвечает: — Сам обозвал меня коротышкой, вот и спи голым. Не собираюсь я ради тебя весь тканевый хлам перебирать.

Дазай вздыхает и стягивая с себя пиджак, да небрежно откинув его на стул, в одних только брюках, рубахе и бинтами под этой одеждой — валится на постель, расслабленно, тихонько тому говоря: — Чуя, а Чуя. А с чего ты вообще геройствовать взялся? Добренький что ли такой? Ты просто... Так смотрел на меня злобно в первую встречу... Ты напомнил мне Тачихару-куна. Фи, такой же рыжий и такой же надменный.

Накахара только закатывает глаза. Он укладывается возле Осаму, на бок, а сам хмуро опускает на него взгляд. — Во-первых я не надменный. Просто ты... Ты не раздражаешь меня, и ненависти я к тебе не питаю. Просто... Дело в Йосано-сан. — Совсем шепчет Чуя.

— В Йосано? — Не понимает Дазай. А потом, помолчав секунды две, вдруг спрашивает: — Когда я впервые встретил тебя, она так любезничала с тобой... Что у вас произошло? Она... Какая-то знакомая твоей мамы?

Чуя поджимает губы, а сам злобно смотрит в сторону двери, затем тихо вздыхая и шепча. Не желая расстраивать мать, такими словами. — Они с мамой близки в некотором плане, но просто... Есть одна вещь... У моей матери скоро свадьба, а та... Я слышал, как она была этим недовольна. Для моей мамы эта свадьба — то что действительно нужно. А Акико-сан, она просто... Закрыли тему. Все, я... Я спать. Ты тоже ложись. — Чуя быстренько поднялся и принялся футон для себя на полу раскладывать. Гостю лучшее местечко на кровати.

Осаму тихо вздохнул, а стоило Накахаре выключить свет и улечься на этот футон, только негромко шепнул: — Ты переживаешь из-за того, что она как подруга твоей матери, может наговорить плохого про жениха и заставить её сомневаться?

Чуя, уже укутанный в одеяло и отвернувшийся от Осаму — промолчал.

Осаму, поджав губы, с решительностью в глазах аккуратно слез с футона и удобно сел на колени около Накахары.
— Чуя, давай не будем спать? Я же вижу что ты не спать хочешь, а разговора избегаешь... Давай просто поговорим, возможно о чем-нибудь другом? Хочешь? Мне просто... — Дазай закусил губу. — Ты переживаешь за свою мать, я могу это понять, но не испытываю чего-то подобного. Если уж мы начали делиться откровениями... Сказать, что я чувствую? Мне... Мне очень стыдно перед мамой. Она такая хорошая, такая добрая... Я не чувствую себя достойным сыном. Не чувствую себя тем, кого она достойна любить. А ещё я ненавижу своего отца. Я не знаю, он... Делает много плохих вещей, но... Я, пусть и ненавижу его, прощаю его грехи, потому что он человек, и способен... Делать плохие вещи. Чуя, это человеческая натура — ошибаться, быть плохим, или... Даже причинять боль. Но ведь ни Йосано-сан, ни я, ничего ещё не совершили... Так не странно ли так относиться и к ней, и ко мне из-за нашего близкого с ней общения? Знаешь, Йосано в каком-то роде заменила мне родных родителей. И я... Я знаю её, сколько вообще учусь в этой школе, то есть с самих шести лет... Чуя, пожалуйста, давай дружить? Я... Я не хочу, чтобы ты винил меня или её до того, как мы успели с ней провиниться.

Дазай не решался касаться Накахары, но после окончания этих слов, он заметил как Чуя сам приподнялся и сел, немного подумав и опустив в пол неуверенный взгляд. Молчание идёт две, три минуты, для Дазая это — вечность, для Чуи — мгновение. 

И наконец, их взгляды пересекаются. Чуя по-прежнему неуверен, пусть и скрывает это, а Осаму по-прежнему молчит, выглядя и вовсе тревожно-нетерпеливым. Секунда, ещё одна — перед глазами появляется бледная ладонь симпатичного парня. Рыжего такого, с бледными веснушками на щеках и полными морями неуверенности в синих глазах.
Накахара говорит уверенное, но негромкое: — Я Чуя...  Мне шестнадцать. Недавно перевелся сюда. Смотрю- много чего. Книги особо не читаю, но мне нравится историческая литература. И сама история... Тоже. Хочешь дружить со мной?

А Дазай, смотрящий в эти неуверенные глаза, сильнее раскрывает очи, а после поджав губы, всё-таки расслабился и расплылся в теплой улыбке, отвечая на крепкое рукопожатие. — А я Дазай. Хотя нет, нет, прости... Я Осаму. Просто Осаму-кун. Смотреть что неважно, а книги... Люблю разные. Хочешь, принесу тебе завтра пару исторических, про рацырей прежних веков и отвратительное средневековье. Там... Там много мерзости, от которой лицо само кривится, а к горлу подступает рвотный рефлекс! Настолько реалистично описаны детали жестокой поры! Есть даже книга со всеми пытками 18 века!

Парни заливаются неловким смехом, а потом Накахара отвечает: — Ха! Если в одной из книг не будет ничего про крысиного короля, можешь даже мне не давать!

Осаму только ухмыляется хитрее. — Да там даже рисунки есть! Самые мерзкие по соц. сети тебе пришлю, или... Нет, лучше завтра принесу и всё покажу. Идёт?

Чуя на это только тихо вздыхает, а сам благодарно улыбается, говоря тихое и расслабленное: — Спасибо, Осаму.

Близится время сна. Парни занимают свои койки, и конечно, перед сном долго сидят в телефоне, просто так убивая время.

На утро, они внезапно окажутся под одним одеялом.