Trinitas

IV

    Когда солнца поднялись ровно над головами и освещали каждый уголок пустыни, не давая проскользнуть и малейшей тени, отрядом были установлены несколько шатров: в двух из них отдыхали путники, а в третьем подготовили места для раненых. В живых осталось не так много людей: несколько путешественников и с десяток раненых бойцов, сопровождающих караван. Многие военные погибли при нападении — их Аскар узнавал по сжатым в окоченевших руках кинжалам, окропленным кровью противника. Среди убитых были как бывалые воины, со старыми шрамами на коже, так и совсем юнцы, для которых этот поход оказался первым и последним в жизни. Раньше Аскар часто видел такие картины, но сейчас, проверяя гору трупов в поиске выживших, он чувствовал отвратительное давящее чувство в груди.
     Когда ты полководец, управляющий сотнями жизней, потеря нескольких из них не кажется такой уж трагедией, но когда военные интересы отступают и выпускают наружу человеческие чувства — все меняется. Словно старые шрамы снова начинают кровоточить, а из скорлупы воина показывается наивный юноша, испытывающий жалость ко всему живому. Казалось, Аскар давно убил его в себе и закопал горой воинских принципов, но сейчас он снова появлялся во взгляде, проскальзывал едва заметной дрожью в руках.
    Маленький мальчик Аскар, которого с самого детства учили жестокости. Отец находил в пустыне детенышей диких зверей и приносил ему для тренировки, устраивал вынужденные битвы, из которых Аскар часто выходил проигравшим. Ему было жаль маленьких шакалов или змеенышей, у которых еще толком не выросли клыки, диких варанов, смотрящих на него большими блестящими глазами. Если Аскар отказывался убивать животное, то это делал отец, зачастую гораздо более жестокими способами. Со временем Аскар смирился, привык к виду крови и трупам животных, стал сам убивать их, лишь бы родитель не сек головы. Все было не так плохо, пока отец не заменил зверей рабами.
     Аскар редко вспоминал те времена, ведь детство превратилось для него в постоянную борьбу с жалостью, человечностью, самим собой. Первая война в качестве джунди поставила все на свои места и положила начало пути к тому человеку, каким он являлся сейчас — героическому акиду, прекрасному стратегу, бравому воину и бесконечно одинокому альфе.
    Выходя из пропахшего кровью и гниющими телами шатра, Аскар знал, что там нет ни одного живого человека. Ожидающий его и других военных Наиль понял все без слов и кивнул стоящему рядом Гайсу. Тот скомандовал отойти как можно дальше от шатра и, когда территория опустела, достал из кармана на поясе огниво. Металлический брусок отбивал искры, которые тут же тухли в воздухе, исчезая без следа. Такой способ поджечь огромный шатер одной искрой казался забавным и, не будь Аскар в дурном настроении, наверняка высмеял бы неуклюжие попытки.
    — Может лучше разведем костер? — предложил один из группы, не в силах и дальше смотреть на страдания Гайса.
    — Не волнуйся, сейчас все будет, — коротко ответил тот и глянул на Наиля. — Учитель, ты готов?
    Юноша, до того момента недвижно замерший в напряжении, кивнул и распахнул глаза. В тот же момент отбитая Гайсом искра увеличилась до огромных размеров и в мгновение пронеслась огненным вихрем перед лицами присутствующих. Аскар кожей ощутил жар, пронизывающий воздух. Пламя охватило шатер, ткань почернела, вся конструкция с треском обвалилась на трупы и загорелась ярче прежнего.
     Наиль облегченно выдохнул и понимающе улыбнулся шокированным воинам. В этой улыбке Аскар ощутил угрозу, скрытую за образом слабого обитателя оазиса. Наиль был омегой, к тому же ученым, поэтому глупо было полагать, что он не владеет магией.
     В армии Хибы омеги не служили из религиозных соображений — созданные по подобию прекрасного Нанны существа не должны заниматься убийствами и кровопролитием, их место дома, в окружении мужей и детей, а не среди опасных пустынь. Далеко не все оазисы подчинялись этому негласному правилу — иметь в армии человека, способного движением рук поднимать песчаные бури, было значительным преимуществом. Больше всего Аскар ненавидел такие войны, в которых альфам и бетам приходилось убивать втянутых против воли омег, которых вражеские акиды использовали ради собственной выгоды.
     Аскару было искренне жаль Наиля, наделенного этой убийственной силой.
    
    В шатре с ранеными пахло кровью и едким запахом лечебных отваров. Беты из отряда Синана — под предводительством Хайри, самого старшего и опытного из них — мельтешили перед глазами, занятые мелкой работой: они прикладывали к ранам смоченные лекарствами ткани, стирали пот и кровь с тел, поили и кормили людей, нуждающихся в особой помощи. Иса и Наиль склонились над военным, который выглядел хуже остальных: у мужчины были сломаны обе ноги, а руки и лицо иссечены порезами. Чтобы человек не дергался от боли его крепко держали двое помощников, рот незнакомца был заткнут тряпьем — Иса не терпел громких звуков во время работы.
     Руки лекаря — Аскар приметил, что на тыльной стороне ладони правой руки его загорелая кожа темнела странной круглой татуировкой, — лишь слегка прикасались к коже раненого, не причиняя боли. Кричать и скулить того заставляла его магия, властвующая в теле: она двигала кости, искала их осколки, восстанавливала мышцы и кожу. Пускай все это делалось во благо, вид окровавленной конечности, что сама извивалась в руках целителя, заставлял ощутить пробегающий по телу холод. Наиль, сидящий рядом, помогал залечивать порезы и царапины, успокаивая незнакомца тихими разговорами. Это вовсе не помогало раненному, зато заметно раздражало Ису, который угрожающе хмурился, стоило юноше снова открыть рот.
     Аскар издалека наблюдал за Лейсом, вызвавшимся помогать учителю с лечением, и изредка поглядывал на занятых работой омег. Он знал это ощущение, когда в тебе копается целитель: тело словно выворачивает наизнанку, мышцы сводит судорогой, а в голове невольно разрастается паника. Ощущение бессилия перед другим человеком для Аскара было сродни смертному приговору, поэтому он редко обращался к целителям, а на поле боя старался получать как можно меньше ранений.
     Скоро приглушенный крик сменился тяжелым дыханием раненого — Иса убрал руки и отстранился. Беты тут же принялись перематывать исцеленные конечности, а Наиль последовал за омегой к следующему человеку.
     Спустя несколько минут в шатер вошел Синан, чтобы спросить людей о произошедшем. Сомневаться в том, что караван разгромили грабители, не приходилось, но он все равно решил убедиться в своих догадках. Выяснилось, что исцеленный Исой военный был главой каравана, который переводил путников через пустыню. Звали его Юсуф, и он готов был поведать о случившемся со всем пылом, на который был способен в своем состоянии. Он рассказал о зверствах разбойников, надеясь хоть через слова высвободить эмоции и облегчить свои страдания. Выслушав Юсуфа, Синан обратился к Аскару и освободившимся омегам:
    — Буду ждать вас у себя в шатре, — участники каравана за его спиной ощутимо напряглись — они осознавали, что именно эти люди будут решать их судьбу.
    В назначенное время все четверо сидели, скрестив ноги на коврах, устеленных поверх песка. Над лагерем нависла ночь, и рассеять мрак помогали лишь магические огоньки, выпущенные из лампы свободно летать под сводами шатра.
     — Сколько времени потребуется для восстановления раненых? — прозвучал голос Синана, приглушенный тканью платка.
     — Все они сильные и молодые люди, поэтому сидеть в седле смогут уже завтра, — ровным тоном проговорил Иса.
     В свете лампы Аскар наконец-то смог рассмотреть его как следует и тут же решил для себя — омега абсолютно не в его вкусе. Острые черты лица, прямые короткие волосы, иссушенная солнцем кожа, тяжелый взгляд и вечно усталый вид — все это словно окружило его стеной из терновых ветвей, отпугивающих своими колючками, через которую не было никакого желания продираться. Сидящий рядом Наиль был абсолютной его противоположностью и одним своим присутствием подчеркивал худшие стороны Исы.
    — Что можешь сказать ты, акид? — мягкий голос кочевника оторвал Аскара от рассматривания омег и вернул в реальность с ее куда более важными делами.
     — Многие солдаты, сопровождающие караван, были убиты, а среди нас не так много воинов. Если мы возьмем раненых с собой, то не только навлечем опасность, но и не сможем их защитить. Они умрут, вопрос только в том, с нами или без.
     — А если на нас не нападут разбойники, и мы сможем спокойно довести их до ближайшей деревни? — тут же возразил Наиль. Аскар раздраженно выдохнул и как можно спокойнее ответил:
    — Вероятность этого очень мала…
    — Но она есть! — не унимался юноша, прерывая Аскара на полуслове. — Неужели мы оставим людей умирать, если есть возможность спасти? Я уверен, что твои опасения напрасны — пускай среди нас не так много воинов, каждый из них профессионал и стоит десятерых. Неужели ты, акид, не справишься с шайкой разбойников?
    Аскар осознавал, насколько хитро был поставлен вопрос — ответить отрицательно все равно, что признать собственную слабость. Благо Синан заговорил первым и дал ему возможность избежать ответа:
    — Как кочевник я обязан помочь людям, попавшим в беду в пустыне, поэтому поддерживаю мнение Наиля, — от услышанного учитель растянулся в сдержанной, но однозначно довольной полуулыбке. — Иса, твое слово будет решающим.
    Целитель смахнул с лица черные пряди и холодно проговорил:
    — Я никогда не участвую в боях и предпочитаю наблюдать за ними издалека. В моих интересах либо чтобы все остались невредимы, либо чтобы всех перебили насмерть. Я поддержу мнение большинства, ведь ваши жизни для меня ничего не значат, а в сохранности собственной я не сомневаюсь.
    С каждым словом удивление на лице Аскара проявлялось все больше и больше. Такая откровенность вовсе не вызывала уважения, а заставляла ощущать себя в опасности рядом с Исой. Целитель, которому безразличны жизни людей? Как такому можно довериться в момент слабости?
    Синан и Наиль отреагировали намного проще, кажется, они уже не раз слышали подобные речи и воспринимали их как неотъемлемую часть образа Исы.
    — В таком случае мы возьмем караван с собой, — подвел итог кочевник и обратился к Аскару: — Я не обычный джунди, а Наиль не какой-нибудь маг-шарлатан, поэтому мы сможем без риска противостоять разбойникам.
     — Как знаешь, накиб, — отрезал Аскар и первым покинул шатер.
Тихая ночь объяла его, но сегодня окружающая темнота внушала опасность — где-то там могли притаиться разбойники, готовые повторно напасть на караван. Аскар уселся у большого костра, невольно проверяя оружие на поясе. Он выставил дозорных вокруг лагеря и был уверен, что разбойники не подойдут незамеченными, но предчувствие скорой битвы никогда не подводило его.
    Сегодня ночью. Аскар был уверен, что еще до рассвета пески вновь напьются свежей кровью.
    Кочевник передвигался по песку так бесшумно, что Аскар мог бы и не заметить его приближения, не находись в том взвинченном состоянии, когда все чувства обостряются. Синан присел рядом, как это было несколько дней назад, и заговорил негромко, словно вторя треску костра:
     — Помогать путникам, попавшим в беду, не отказать жаждущему в воде и проявить гостеприимство — все это древние законы пустыни. Традиции, которые существуют тысячи лет, а я хожу по свету всего тридцать, так мне ли ими пренебрегать?
    Аскар промолчал.
    — Понимаю, акид, для тебя все может выглядеть так, будто я заранее знал исход, и совещание было всего лишь фарсом, но уверяю — все не так.
    Аскару было до странного неприятно слушать эти оправдания, словно бы необходимые для успокоения разобидевшегося ребенка. Он вовсе не был малым дитем, закатывающим сцены, когда что-то шло не так, как он того хотел. Аскар был взрослым мужчиной, достаточно рассудительным и здравомыслящим, чтобы не нуждаться в подобных оправданиях. Но также он понимал, что кочевник всего-навсего не хочет разрушать хрупкий мир, что установился между ними в тот день, когда они пожали друг другу руки, а потому так настойчиво пытается объяснить свои мотивы. Хоть Аскар и злился где-то внутри себя, но осознавал, что чувство это направлено не на Синана или двоих омег, что заняли противоположную Аскару позицию. Произошедшее просто… раздражало.
     — Но времена меняются, нельзя же вечно следовать старым традициям… — возразил было, но Синан перебил его:
     — Обычаи моего народа изменятся, когда безжалостная пустыня обратиться цветущим оазисом, но никак не раньше, — произнес он спокойным, но твердым голосом.
    Выдохнув, Аскар смирился. Ему было не привыкать, ведь уж где, а в армии без смирения было не обойтись: того требовал устав, где покорность, с которой солдат обязан подчиняться вышестоящему — первое из списка обязательных его качеств.
    — Ты пришел обсудить план действий? — сменил он направление их беседы, дистанцируясь от собственного чувства неудовольствия — разве Аскар дослужился до полковника ради того, чтобы подчиняться воле кочевника, ученого и целителя? Впрочем, стоило проявиться этой мысли, как Аскар осадил сам себя: «Надо было оставаться в армии, раз хотел жить по приказам военного командования. А раз нет, так нечего и сетовать».
     — Верно, акид, — подтвердил Синан, поверх костра вглядываясь чернильную густую тьму, обступившую их со всех сторон.
    — Сам ведь понимаешь, что вероятнее всего нападут они этой же ночью? — Аскар обернул голову, вглядываясь в профиль, очертания которого едва угадывались под слоями ткани.
     — Понимаю, — кочевник не стал отрицать очевидное, — на их месте я поступил бы также.
    — На их месте я захватил бы лагерь с первой попытки, — хмыкнул Аскар. Разбойники, насколько бы сильными и яростными они не казались, на деле просто разбойники. Из рассказов очевидцев акид сделал вывод, что среди них нет служивых военных.
     Его заявление, казалось, развеселило Синана. Кочевник разглядывал его, чуть склонив голову, а голубые глаза, оттеняемые бледной синевой ткани, изогнулись, выдавая улыбку.
     — Тогда нам тем более не стоит волноваться об исходе этой битвы, — в тоне кочевника сквозила веселость, которая так выводила Аскара из себя при их знакомстве. Минуло всего несколько дней, но вот он уже рад ее появлению — ее присутствие означало, что между командирами двух групп все хорошо.
    Однако оба предчувствовали, что осталось не так много времени на подготовку.
     В самый темный предрассветный час Аскар выжидал. Он уложил своего варана между дюн и сам почти улегся сверху, притаившись и напряженно вглядываясь в ночную пустыню, освещаемую лишь звездами и благословенным присутствием Нанны. Мерцающее далеко в вышине божество было равнодушно к делам смертных, но Аскар все же мысленно возносил ему хвалу как покровителю, что бесстрастно наблюдает за воинами с небес. Повезет тем, кто этой ночью умрет с прекрасным образом Нанны, отпечатавшимся на поверхности зрачков — гораздо страшнее увидеть перед смертью Сара и Сола, что яростно выжигали глаза всякому, кто осмеливался смотреть на них дольше позволенного.
    Ветер донес до Аскара тихий свист, который было не уловить, если не ждешь его — сигнал дозорных. Как он и предполагал, разбойники соберутся напасть в самый непроглядный ночной час. Вероятно, получив неслабый отпор, они стали немного настороженнее, раз выработали тактику, а не налетели на лагерь с выкриками и улюлюканьем — стоило отдать должное убитым и раненым защитникам каравана, они себя не посрамили. Однако избрав для нападения такое время, разбойники и себя подставили под удар — не сумели заметить, как притаившийся на варане всадник пропускает их мимо себя, чтобы спустя пару мгновений стремительно сократить разделявшее их расстояние и всадить острие копья в спину, скидывая с испуганного ящера.
     Было бы у Аскара больше времени, и тогда он разработал бы иную стратегию. Например, установил шатер невдалеке за дюнами, где собрал бы всех раненых и неспособных сражаться. Попросил бы мага укрыть шатер песком так, чтобы он стал неотличим от окружающих песчаных гор. Между тем разбойников он бы заманил в лагерь к самому большому шатру в центре, который, по мнению нападающих, и должны были оборонять израненные в прошлом бою воины. Окружив разбойников, Аскар перебил бы всех до единого молниеносной атакой. Так бы он поступил, будь у них немого больше времени. Но раненым нужно было передохнуть после манипуляций Исы, так что не шло и речи об их перемещении. Тогда Аскару пришлось разработать иной план.
     Он не знал, с какой стороны придет враг, но решил сделать ставку на то, что разбойники разделяться и окружат лагерь, чтобы разом напасть и подавить остатки сил защитников. Тогда, в качестве контрмеры, он рассредоточил имевшихся в его распоряжении воинов вокруг лагеря, приказав тем притаиться среди песков и сбивать разбойников, пересекших невидимую границу, с помощью длинных копий, и добивать уже на земле. Такая неожиданная атака застала бы их врасплох. Неопытный романтичный юноша сказал бы, что подло нападать из засады и бить в спину. Воин, побывавший во множестве битв, ответил бы, что на войне нет места поединкам чести, в которых двое схлестываются один на один, как это поэтично описывают в романах. На войне стратегия решает, ждет войско победа или поражение, а в стратегии нет честных или бесчестных приемов.
     Лишившиеся всадников ящеры разбежались, сея хаос в рядах врага, пугая остальных варанов, отчего некоторые из разбойников оказались скинуты и заколоты на земле. Другие же, которым верховая езда давалась лучше, успокоили своих животных и отразили атаки копейщика длинными мечами.
    Когда разбойники будут потрясены внезапной атакой, то останется их только дожать, а значит затем следует свирепая и быстрая битва. Аскар пронзил копьем грудь ближайшего всадника и сбросил, проворачивая и выдергивая острие, отчего на песок брызнула струя крови. Он был здесь один, а разбойники отреагировали быстрее, чем Аскар предполагал, дергая поводья своих варанов и рассыпаясь веером, окружая его.
    Мечник двинулся вперед, заставляя Аскара блокировать удар древком. Но то был лишь отвлекающий маневр, призванный дать товарищу возможность нанести смертельную рану, только вот этот разбойник придвинулся слишком близко, и Аскар увидел хороший шанс. Он крутанул копье, позволив мечу первого соскользнуть вниз по древку, разворачивая острие так, что второй почти сам напоролся на него. Не было времени вынимать оружие из тела, а потому Аскар бросил его, выхватывая меч из ножен. Как раз вовремя, чтобы отбить вражеский выпад и тут же нанести ответный удар, рассекая разбойника наискось от плеча до бедра — его выгнутый хопеш оставлял на телах врагов страшные раны. Разбойник свалился под лапы своего варана, когда на Аскара напали следующие. Их Аскар обезглавливал или умерщвлял, оставляя рубленые раны, одного за другим. Меч, его старый и верный друг, разрезал воздух и яростно жужжал в предрассветной тишине, отводя острие очередного чужого оружия сухим и жестким ударом.
    Аскар, взмахнув хопешом и, описав круг над головой, рубанул сверху вниз, привставая на стременах и сжимая ногами бока своего ездового варана. Таким ударом можно было раскроить надвое и человека потолще, чем его нынешний противник, последний из оставшихся в живых. Пришлось повозиться, выдергивая меч из тела, которое в сидячем положении удерживал главным образом хопеш Аскара.
Когда со всеми противниками было покончено он, не теряя времени, двинулся обратно к лагерю. По его планам выходило так, что затаившиеся копейщики наносили первый удар, но если они кого-то упустят, то остановить их должна будет вторая, малая группа, выставленная вокруг шатров и возглавляемая Синаном. Внутри же шатров собрали людей из каравана, а также Ису, Лейса и Гайса. Наиль, в отличие от омеги-целителя, не пожелал оставаться в стороне от битвы, так что присоединился к кочевнику.
    Приближаясь к лагерю, Аскар увидел как там, на некотором расстоянии от шатра, опираясь на рукоятку своей длинной такубы [Меч, имеющий прямое обоюдоострое лезвие около метра длиной. Клинок сужается от гарды к острию, представляя из себя треугольник], воткнутой острием в землю, стоял Синан. Он застыл точно могучий страж на невидной для глаза границе, разящий каждого чужака, который к ней приближался — понять это можно было по телам, устилающим песок вокруг. Из-за широкой спины беты выглядывал Наиль, в руках у которого было по кинжалу. Судя по крови на лезвиях, он даже успел пустить их в ход, правда Аскар не сомневался, что без магии здесь не обошлось — хилый омега не был похож на того, кто умело владеет техниками ближнего боя. Впрочем, даже если так, это все же говорило об ошибочном мнении Аскара, который в их первую встречу предположил, что Наиль никогда не держал в руках серьезного оружия.
    — Все кончено, акид, — произнес кочевник, когда Аскар приблизился. — Те немногие, кто добрался досюда, увы, не смогут встать и поприветствовать тебя.
    — Значит, ты свое обещание выполнил, — удовлетворенно кивнул Аскар. Должно быть выглядел он куда менее опрятно, чем чистенький Синан, одежды которого не были испачканы ни единой каплей крови. Хопеш Аскара же рубил так, что он оказывался залит кровью своих врагов, и выглядя, и ощущая себя едва ли не каким-то злобным потусторонним существом, наслаждающимся убийствами.
    — Разумеется, — кочевник вернул свой меч в ножны, тем ознаменовав окончание этой кровавой бойни.
    Не смотря ни на что, Аскар был рад тому, что в бою на него можно было положиться. Разработав этот план, он полагался на кочевника, которого выставил защищать людей и, главное, Лейса. Синан сказал тогда: «Твой подопечный останется у меня за спиной. Там он в полнейшей безопасности, акид, это я тебе гарантирую». Глядя на доказательства того, как кочевник и близко не подпустил к шатру ни единого разбойника, он чувствовал облегчение — как успокаивает осознание, что Лейса будет кому защитить, даже если Аскара нет рядом. Но в то же время он ощущал беспокойство — нужно убедиться, что кочевник им друг и союзник, а если нет, то обратить его таковым. Потому что Аскар не хотел бы иметь такого врага, не хотел бы скрещивать свой хопеш с такубой Синана.
    — Позволь мне почистить тебя, акид, — наконец, выходя у беты из-за спины, Наиль приблизился к Аскару. Дождавшись согласного кивка, он сосредоточенно нахмурился и принялся очень медленно водить руками перед мужчиной. Прилипшая к Аскару кровь, казалось, отзывалась на эти манипуляции мага, отставая от одежды и кожи альфы. Собирая ее понемногу, Наиль встряхивал кистями в сторону, отчего кровь брызгала на песок, жадно ее впитывающий. Пришлось повторить эти действия не менее четырех раз, прежде чем Аскар оказался полностью очищен, и даже дышать стало чуточку легче, когда от него самого перестало так нестерпимо разить кровью.
    Покончив с использование магии, Наиль отступил на шаг и придирчиво оглядел акида с головы до ног, утирая рукавом свободных одежд выступивший на лбу и висках пот. Результат, казалось, удовлетворил его, потому что омега кивнул сам себе и только тогда обратил взор на лицо Аскара, слегка ему улыбнувшись:
    — Так-то лучше.
    — Благодарю, — коротко отозвался Аскар, в очередной раз находя этого омегу привлекательным молодым человеком, который зазря таскается по пескам, вместо того, чтобы собрать свою или дополнить чью-то триаду. Под занимающимся рассветом Аскар поймал себя на том, что любуется длинными светлыми волосами юноши, заплетенными в четыре косы, переброшенные на грудь — небрежно обмотанный белый платок соскользнул с головы, расстелившись по плечам наподобие шали. Свободные светлые одежды не позволяли оценить достоинства фигуры, зато мелькающие под рукавами тонкие запястья были ясным свидетельством ее стройности. Да и лицо у Наиля, как подмечал Аскар, было весьма приятным — к человеку с таким добрым лицом тянуться и дети, и мужчины, предпочитающие нежную красоту цветов, не обладающих шипами. У Наиля, к сожалению, они имелись — характер и острый язычок, которым он его выражал.
     — Нам надо собрать убитых в одном месте и сжечь, а еще отловить разбежавшихся ящеров.
    Голос кочевника отвлек Аскара от задумчивого созерцания, а Наиль позабыл о том, как улыбался ему, стоило только услышать голос беты. Обернувшись, омега глядел на Синана каким-то изменившимся взглядом, в котором Аскар мог прочесть и восхищение, и благодарность.
    — Согласно плану копейщики должны были оставить всех варанов в живых, так что каравану будет на чем продолжить путь. — Если бы не отбили у разбойников животных, то передвигаться по пустыне было бы сложнее, а дорога отняла бы еще больше времени. Аскар надеялся, что всех ящеров удастся поймать и успокоить.
    — Тогда разделимся и займемся этими двумя задачами, — озвучил Синан их дальнейшие планы.
    За этими занятиями застал их рассвет.