Trinitas

ХХХIII

Верный себе, кочевник выбрал для проживания комнату поблизости от тех, которые облюбовали омеги — три двери в ряд, где первые две заняли Наиль и Иса, а в третьей акида ожидал Син. Войдя без стука, Аскар застал своего бету за чтением какой-то потрепанной книжицы в кожаном переплете.
Небольшая комнатка, обустроенная кочевником согласно его собственным представлениям о комфорте, отличалась от спальни омеги: единственную узкую койку Син передвинул к окну, пристроив наподобие тахты, туда же сдвинул и красивую резную тумбу, на которой блестела полированными боками опустевшая лампа — все магические огоньки резво кружили под потолком, обрадованные простором нового помещения. Кочевник сидел там в одном нижнем халате, подтянув ноги к груди, устроив на коленях книгу и склонив голову. Его заплетенные в десятки косичек волосы укрывали плечи точно переливчатая вуаль, мерцая разноцветными бликами под танцем кружащихся в воздухе огоньков. Залюбовавшись, Аскар даже не сразу заметил, что спальное место Син подготовил им в другой части комнаты, застелив пол коврами, а сумки с личными вещами оставил подле раскрытого сундука в углу.
— Вы засиделись. Я уж думал скоро звать тебя спать, — обращая внимание на вошедшего акида, кочевник поднял лицо, отрываясь от чтения книги. Аскара не прекращал затапливать восторг каждый раз, когда это происходило.
— На самом деле я давно ушел с посиделок, — честно признался Аскар, поспешив оказаться поближе к желанному мужчине, почувствовать его тепло. — Наджи вытащил персиковое вино, но Зейбу оно не понравилось, и я отнес бутыль Наилю.
Стоило присесть рядом, как Син поднырнул под его руку, теснее пристраиваясь к боку. Сразу стало так хорошо и спокойно, что даже растревоженное сердце акида угомонилось, забившись чаще уже по совсем другой причине.
— Как он? — обеспокоенно вопросил бета, овивая руками талию Аскара и ухом прислоняясь к его груди. — Я хотел побыть рядом, но Наиль настоял, что должен подумать в одиночестве, и закрылся в своей комнате.
Аскар сграбастал Сина в объятия, почти укладывая его на себя, чтобы удобнее было носом утыкаться в макушку, втягивая родной запах, наполняя им свои легкие. А ведь с Сином всегда было так, даже до первой ночи в палатке — Аскар еще задолго до того дня чувствовал себя спокойнее в его присутствии, хотел полагаться на него и доверять. Это и пугало акида, который давно пришел к выводу, что к кочевникам доверия быть не может. Сейчас-то он осознавал, какие все это были глупости — даже если какой-то наймит-бади предал акида во время службы, за это не должны были нести ответственность все остальные кочевники. Аскар так долго противился этим чувствам только по вине своих предубеждений, и поначалу был груб с Сином из-за страха предательства. Совершенно необоснованного, ведь это был Син — благородный воин пустыни, надежный товарищ и заботливый лидер. Грело душу и то, что сам кочевник также доверял и полагался на Аскара — не далее как утром он попросил приглядеть за Исой, несомненно важным для Сина человеком. Пусть даже серьезной опасности для жизни целителя не было, все же акид был рад, что кочевник проявил свое к нему расположение и в серьезных вещах, касающихся защиты.
Погрузившись в раздумья, он почти забыл ответить на заданный вопрос, но Син напомнил о себе, заворочавшись в его объятиях.
— Он напился, — вздохнул Аскар, с неохотой выпуская кочевника из своих рук — тому необходимо было не просто слышать, но и видеть лицо при разговоре. — Рассказал про своих родителей. Ты знал, что двое его отцов мертвы?
— Трое, — неожиданно поправил Син, и пояснил в ответ на ошеломленный взгляд Аскара: — Наиль упоминал об этом, но без подробностей. Он остался сиротой, когда еще был ребенком, и потому его воспитывал дядя, старший брат его аммы.
— Так он круглый сирота… — пробормотал под нос акид, неосознанно нахмурившись. Тем хуже для Аскара. И где были его хваленые зоркие глаза, когда он увидел в Наиле избалованного омегу, для которого поход был лишь приключением, должным разогнать скуку пресной и сытой жизни? Теперь стало очевидным, что долгая дорога в Пустошь имела под собой четкую цель продолжить исследования отцов, положивших жизни ради этого дела.
Сам собой напрашивался вопрос: почему Наиль не взял в поход никого из экспедиции его отцов? Не потому ли, что никого из них не осталось в живых? Вся информация, которой он владел, это дневник его аммы, обрывки уцелевших исследований, да собственные детские воспоминания Наиля. Из этого можно вынести, что не осталось никого живого, кто рассказал бы Наилю о подробностях похода его родителей.
Кто были те злые люди, убившие отца Наиля в этом самом доме в глубине Пустоши? Явно не потревоженные местные жители, которые, на секундочку, исчезли из города много десятилетий, если не столетий назад. И как погибли двое других отцов Наиля? Что случилось с остальными членами отряда?
Одна мысль пугала акида: а не ждет ли их экспедицию та же участь?
— Ты чем-то очень встревожен, — теплая ладонь коснулась щеки, вырывая Аскара из-под волны нахлынувших беспокойных мыслей. — А еще очень расстроен. Я почти чувствую, как болит твое сердце.
Син всегда был так чуток с ним, так нежен. Вот и сейчас он заглядывал Аскару в глаза, словно пытаясь по ним прочитать мысли, и ладонями ласкал его лицо. Его внимательный, его заботливый, его теплый Син. Мужчина, чьи объятия отгоняют любые тревожные мысли, а поцелуи исцеляют раны не хуже магии.
Словно прочитав что-то с лица акида, кочевник вдруг улыбнулся ему особенно нежно, сощурив глаза, и поднялся, увлекая за собой на ковры:
— Давай ложиться. Я обниму тебя, и тогда ты почувствуешь себя лучше, что бы тебя ни тревожило.
Обещанное Сином, как всегда, оказалось правдой. Устроившись в кольце сильных рук, прижатый к сильной груди, Аскар позволил себе раствориться в его запахе, насладиться таким желанным теплом. Вслушиваясь в размеренное дыхание, он забывал обо всем, что так тревожило мысли каких-то несколько минут назад. Только одна иголочка не испарилась, не исчезла под благостным влиянием дорогого беты — она въедливо колола сердце страхом однажды Сина потерять.
Наутро Наиль вовсе не выглядел таким подавленным, каким Аскар ожидал его увидеть: не мучился похмельем, не казался загрустившим. Более того — в нем словно взбурлила энергия и исследовательский интерес, а потому после завтрака он объявил, что хочет обследовать одно важное место в центре покинутого древнего города. Настроен учитель был решительно, поэтому не поддался каким-то тихим и заботливым уговорам кочевника — Син, должно быть, предлагал найти другой дом, раз в этом Наилю так трудно находиться, что он решил сбежать от воспоминаний в работу. Учитель настаивал на своем, и кочевник уступил, хотя вряд ли от его внимательных глаз укрылась печаль, мутным осадком опавшая на дне малахитовых глаз.
По городу учитель вел их также уверенно, как до того провел в дом своего детства — должно быть, правильный путь накрепко отпечатался в его памяти, не позволяя забыть эти дороги даже много лет спустя.
Помимо неведомой магии, незримо ухаживающей за улицами города, он не так уж сильно отличался от Хибы, родной сердцу Аскара, Манахиля или даже Наваля — разнилась архитектура и в волнообразных узорах мозаичных плит часто угадывались изогнутые силуэты змей, однако все было узнаваемым, пусть и более древним.
Вскоре Наиль вывел их на аллею, ведущую прямо ко входу в прямоугольный двор с галереями на трех сторонах. Пол под ногами гостей был устелен плиткой, под светом взошедших солнц сияющей белизной — она выглядела так, словно каменщики только вчера закончили работы, и это поражало. В центре же двора посетителей встречали статуи змей, поддерживающих фонтанную чашу, в которой весело журчала вода.
Через открытый двор Наиль провел отряд к той его стороне, где многочисленные колонны — не уступающие по высоте драконовым деревьям, — образовывали ряды, соединенные арочными сводами — вся площадь внушительного зала была разделена продольными и поперечными нефами, отчего глазу трудно было охватить это кажущееся бесконечным пространство. Потрясенные величием этого места, они замерли и вскинули головы, чтобы рассмотреть разноцветные колонны, сделанные из разных пород камня, которые соединялись между собой двойными, расположенными одна над другой арками подковообразной формы. Маленькие и незначительные, люди словно оказались посреди огромного, тенистого, первозданного леса, освещаемого тысячами свисающими с потолка светильниками.
Но самой грандиозной постройкой в колонном зале был величественный айванВ исламской архитектуре обозначает сводчатое помещение, с трех сторон обнесенное стеной и открытое с четвертой стороны. Айваном могут называться также входы в мечети, которые оформлялись в виде сводчатой арки, выполняющей роль портала., стены которого некий искусник покрыл тончайшим геометрическим орнаментом бесконечного движения переплетающихся линий, которые словно бы вовлекали зрителя в процесс созерцания.
— Учитель, это то, о чем я думаю? — прошептал Гайс, словно завороженный узором, напоминающим какую-то давно забытую письменность. Учитель Наиль, движущийся впереди всех в сопровождении Сина, ответил, не оборачиваясь:
— Да, это портал.
Спина его, обращенного лицом к неясному полупрозрачному мареву, что едва заметно переливалось за арочным сводом айвана, будто закаменела в напряжении.
— Что за портал? — спросил Лейс прежде, чем тот же вопрос успел бы задать любой другой не менее обеспокоенный участник экспедиции.
— Порталы соединяют между собой все значимые места древних магов, обитавших в Пустоши много столетий назад — столицу их магократического государства, их оазисы и святыни, — размеренно и негромко вещал учитель, все также не оборачиваясь, отчего Аскар, находившийся позади, не мог видеть его лица. Но после всего рассказанного вчера ему и не нужно было вглядываться в те малахитовые глаза, чтобы догадаться, какая боль сейчас может всколыхнуться с их дна. — Мои родители исследовали все эти места и сумели найти портал, который вывел их к легендарному неисчерпаемому источнику воды, известному нам как Сальсабиль.
Зейб вскинул брови и спросил недоверчиво:
— Они действительно нашли тот самый Сальсабиль? Источник, дарованный Богами истово молящимся верующим, что заплутали в пустыне и погибали от жажды?
— Он самый, — также твердо отвечал Наиль, которого предубежденность альфы нисколько не тронула. — Можете не верить, но я видел его собственными глазами, и даже пил из него воду. Вы тоже его увидите, и убедитесь, что Сальсабиль существует, когда мы его найдем.
Наконец он повернулся, и в лице омеги не было ни печали, ни сомнений — только решимость и убежденность в своей правоте.
Вернувшись из города, Син вместе с Хайри занялись приготовлением обеда — Нур и Рами, которые обычно отвечали за пропитание, не появлялись на глаза отряда с самого утра. Аскар предполагал, что беты, наконец-то нашедшие место, где можно спокойно уединиться, были не в силах оторваться друг от друга и за этим делом даже позабыли про еду.
Видеть Сина занятым готовкой было непривычно и даже немного устрашающе: кочевник разделывал мясо, ловко орудуя ножом и не боясь измарать руки в крови, в то время как глаза его блестели в предвкушении сытного обеда. Несколько раз Аскар порывался помочь с готовкой, пускай сам в этом деле вовсе не смыслил, но был тут же отослан в зал выставлять на стол посуду, а после — приглашать товарищей на обед. Достучаться до Нура и Рами не получилось, впрочем, акид не сильно пытался это сделать — собственные предположения казались вполне реальными. Когда за столом собрались все участники отряда и приступили к еде, Аскар набрался смелости и, придвинувшись поближе к Сину, тихо спросил:
— Почему Нур и Рами не пошли с нами в город?
— Они уже давно состоят в отношениях и у них, как у постоянных партнеров, гон наступает одновременно. Сейчас их лучше не беспокоить, — легкого намека было достаточно, чтобы подтвердить предположения акида.
Что творилось в чужих спальнях Аскара мало волновало, поэтому мысли об исчезнувших из виду охотниках тут же развеялись, и на смену им пришла согревающая душу догадка:
— Значит и у нас когда-то… — задумчиво проговорил Аскар, ощущая, как к щекам против воли приливает жар. В ответ Син лишь сощурил глаза, пряча под платком хитрую улыбку.
Акид поглощал еду, не сильно задумываясь о вкусе, ведь мысли его были заняты совершенно другим. В голове, словно юркая птичка в клетке, все билась мысль — как Син проживает гон? Он мучается от жара, совсем как Аскар, или едва ощущает изменения? Представить сдержанного Сина раскрасневшимся, с тяжелым дыханием и голодным блеском глаз было не так уж и сложно, если вспомнить его сорвавшимся в момент их первого настоящего поцелуя, да и в последующих. Но вот в гон он скорее напьется лекарств Исы и проспит несколько дней к ряду, чем будет смущать омег своим видом. Однако Аскар надеялся, что, когда станут постоянными партнерами, они однажды проведут гон вместе, как и должно быть у диады. Погрузившись в размышления с головой, акид не заметил, как стал пристально рассматривать сидящего рядом Сина, который вскоре заметил обращенное к себе внимание и сощурился, словно понимая каждую мысль Аскара.
— Еда получилась невкусной? Смотришь так, словно готов съесть меня вместо обеда, — приглушенно прошептал кочевник, наклонившись к самому уху.
— Нет, ты прекрасно готовишь, — поспешил уверить акид, в смущении опустив взгляд к зажаренному мясу и каше на дне тарелки. Син лишь тихо хмыкнул и отстранился, сжалившись над сердцем акида, заходящемся в частом волнительном стуке.
До конца обеда Аскар сохранял молчание, поедая предложенные сытные блюда и не решаясь вновь поднять взгляд на кочевника. Вскоре в зале появились Муниф и Наджи, припозднившиеся, но отчего-то радостные.
— Вы знали, что в этом доме есть купальни? — весело вопросил юноша, усаживаясь за стол. — По пути сюда мы случайно нашли дверь, ведущую к ним, и заглянули внутрь — там до сих пор есть чистая вода, а змей совсем мало.
Удивленные этой новостью, участники отряда устремили взгляды на Наиля, который знал дом, но утаил от них эту информацию. Учитель так и застыл с чашкой чая в руках, не менее недоумевающе глядя на окружающих:
— Я думал, вы нашли купальни еще когда зачищали дом, — пожал плечами Наиль, на что Муниф, уже поедающий кашу и мясо, ответил с набитым ртом:
— Это было бы трудно, дверь покрыта мозаикой и на фоне стены едва заметна.
Молчаливый Наджи лишь махнул рукой, показывая, что это вовсе не так важно и Наиль не должен винить себя — всем было известно, что вчера омегу волновали куда более тяжелые мысли.
В зале на мгновение повисла тишина, которую тут же прервал взволнованный Лейс, вовсе не испытывающий неловкости:
— Значит, мы можем искупаться? — глаза юноши заблестели от радости, словно яркие ночные звездочки.
— Почему бы и нет. Прогоним змей, осмотрим помещение, и после можете помыться, — ответил Син, который был рад находке Мунифа не меньше Лейса.
Зал наполнили шумные разговоры — заскучавшие по воде мужчины живо обсуждали, как приятно будет окунуться в бассейн, ощутить на теле желанную влагу и погрузиться в нее с головой. Участники отряда быстро справились с остатками еды и отправились подготавливать купальни — очищать от змей, зажигать лампы и проверять воду. Хайри и Наиль тем временем убрали со стола тарелки и поместили их в шкафчик, в котором после прикосновения омеги захлюпала и закапала вода. Спустя несколько мгновений в руках Наиля и Хайри оказалась абсолютно чистая посуда, которую те вернули на полку. Увиденное заставило Аскара убедился, что в древнем городе действительно было невозможно найти человека, не владеющего магией — даже слуги пользовались подобными вещами, упрощая себе жизнь.
Покинув зал для трапез, Син должен был отправиться в купальни, помогать прогонять змей, в то время как Аскар собирался помочь Зейбу присматривать за Лейсом и Гайсом, которым захотелось прогуляться во дворе дома. Вместо того, чтобы распрощаться и разойтись в разные стороны, Син отчего-то медлил.
— Помнишь, как много у меня на голове косичек? — начал он издалека, старательно подбирая слова. — Одному расплетать их сложно и долго, а мыть непослушные волосы еще труднее. Поможешь?
Аскар уже открыл рот, чтобы согласиться, как вдруг понял спрятанный между строк намек:
— Ты… — в удивлении распахнул глаза акид, не веря своему счастью. Син ласково сощурился, а затем приблизился к Аскару и положил руки на талию, приобнимая.
— Я приглашаю тебя искупаться вместе.
Услышанное вынудило акида на мгновение покинуть реальность и с головой утонуть в фантазиях, заполонивших мысли. Неужели ему удастся снова увидеть Сина без нижнего халата, совсем как во время дождя на пути в Кавсар? Вот только тогда он смотрел на кочевника как на недосягаемого бету, который никогда не станет его парой, а сейчас… Сейчас акид мог надеяться, что Син позволит прикоснуться хоть кончиком пальца к этой серебристой коже, скрытой от лучей солнца. До чего же Аскар хотел прильнуть губами к старым шрамам, которые до сих пор тревожили Сина, и прогнать боль поцелуем, словно заклинанием исцеления.
Молчание затянулось, и от закравшихся в покрытую голову сомнений веселый прищур покинул глаза кочевника:
— Ты же не откажешь? — с надеждой проговорил Син, и Аскар вернулся в реальность, тут же искренне улыбаясь в ответ.
— Разве я смогу? — акид подался вперед, касаясь родных губ и едва чувствуя их тепло сквозь ткань платка. Тонкая преграда притупляла ощущения и не давала насладиться желанной близостью сполна, отчего Аскар лишь сильнее хотел оказаться с Сином наедине.
Отстранившись, акид почувствовал на себе пронзительный, наполненный жаром взгляд кочевника, которого подобные не-поцелуи заводили не хуже обычных. Сильные руки беты сжались на талии в попытке притянуть ближе, но в следующий момент ослабли. Син отстранился.
— Буду ждать тебя в купальне ближе к вечеру, — тихо возвестил бета и, напоследок улыбнувшись глазами, последовал на помощь товарищам.
После прогулки Аскар заранее отвел Лейса и Гайса в их комнаты, чтобы после заглянуть к учителю Наилю и попросить у него всевозможные душистые средства для волос. Акид был уверен, что Син не пользуется подобными вещами и обходится только водой, но он хотел понежить волосы в мягкой пене и как следует вымыть.
Взяв с собой полотенце и несколько цветастых флаконов, Аскар отправился на поиски купальни. Он действительно едва не прошел мимо мозаичной двери, затерявшейся на фоне стен, и не без труда нашел ручку, напоминающую очередной вычурный узор отделки. Ухватившись за металлический выступ, Аскар сделал медленный выдох, успокаивая разволновавшееся сердце, и затем вошел внутрь помещения.
В воздухе витал слабый, едва ощутимый запах трав, смешанный с вечерней свежестью — наверняка Син успел проветрить помещение, чтобы не мучить чувствительный нос альфы. Вокруг подвешенных под потолком ламп кружили магические огоньки, бросая на поверхность бассейна золотистые блики. Прозрачная гладь покрылась рябью от едва ощутимого движения — бета, стоящий по пояс в воде, обернулся на звук открывшейся двери. Не поврежденный шрамами уголок рта Сина дрогнул, приподнимаясь в улыбке, и сердце акида затрепетало в груди. Аскар был готов послать ответную улыбку и начать разговор, но непослушный взгляд спустился от губ кочевника ниже, проследовав от бледной шеи к покрытой татуировками груди, ухватив жадным взором выразительные мышцы живота и соскользнув под гладь воды, где он невольно заметил то, что видеть точно не стоило. Аскар тут же вспыхнул ярким румянцем, отвел взгляд и поспешил отвернуться.
— Ты без полотенца, — взволнованный голос выдавал акида не хуже полыхающего лица, он едва ли мог успокоить сбившееся дыхание. Аскар не верил, что Син намерено появился перед ним в таком виде, а не случайно позабыл скрыть наготу. Пускай многие альфы и беты без стеснения расхаживали по общим купальням без полотенец на бедрах, происходящее сейчас казалось чем-то абсолютно невозможным.
— Неужели я не могу показаться перед своим альфой таким? — послышался за спиной родной голос, в котором явственно проскальзывали нотки веселья, и Аскар затаил дыхание, не зная, что на это ответить. Спустя мгновение тишины, которую нарушал лишь громкий стук сердца акида, Син добавил, уже не так весело: — Или тебе не нравится мое тело?
Аскар обернулся, тут же натыкаясь на поникший взгляд голубых глаз, неизменно устремленных на него. На коже Сина виднелись давние шрамы от оружия и когтей животных, и, помня, как кочевник боялся реакции на свое изуродованное лицо, Аскар понял, что вовсе не должен был так проявлять свое отношение.
— Ты прекрасен, — уверил акид, — просто мне до сих пор не верится, что я вправе смотреть.
На губах Сина вновь появилась улыбка. Бета расправил плечи и наклонил голову, глядя снизу вверх хитрыми сощуренными глазами:
— Любуйся сколько душе угодно, твои взгляды мне приятны.
И Аскар любовался переплетениями черных линий, сходящихся на груди в единый узор, сильными руками бывалого воина, бледной кожей, очаровательно розовеющей от тепла воды. Смотрел так долго и пристально, что в какой-то момент даже позабыл, зачем пришел, а опомнившись, засуетился: оставил принесенные бутыльки на краю бассейна и несколько заторможено глянул на Сина. Выходит, Аскару тоже нужно раздеться? Но находится так близко совершенно голыми было слишком смущающе… Бедное загнанное сердце едва выдерживало вид обнаженного Сина, что уж говорить о соприкосновении разгоряченной кожи и ответных пристальных взглядах.
Аскар отошел подальше от кочевника и развязал пояс верхнего халата. Ткань соскользнула с плеч, и бета оживился: оперся локтями на край бассейна, ожидая приятное зрелище. Однако насладиться увиденным акид не позволил — по-солдатски быстро скинул одежду и так же быстро повязал полотенце на бедрах. Син почти обижено поджал губы, наблюдая, как Аскар по ступеням опускается в воду, как намокает ткань, не дающая увидеть даже очертания.
— А я так хотел посмотреть, — вздохнул Син, взглядом блуждая по телу акида и без доли стеснения опускаясь ниже. Аскар проронил тихий смешок, и, приблизившись, аккуратно сжал подбородок беты, заставляя посмотреть в глаза.
— А мне казалось, ты хотел, чтобы я помог расплести косы и помыть волосы.
Кочевник несколько смущенно кашлянул и отвел взгляд, теребя в руках тонкую черную косичку.
— Это, конечно, тоже… — протянул он, с трудом подбирая слова, на что Аскар лишь тихо рассмеялся и коротко поцеловал в щеку.
— Садись, я помогу тебе расплести волосы.
Син следом за акидом опустился на выступ, спрятанный под водой, и откинул косички за спину, чтобы тому было удобнее распускать тугие колоски. Неумелыми пальцами Аскар с трудом справлялся с такой ответственной работой: аккуратно развязывал узелки ниток, медленно расплетал косы, чтобы ненароком не причинить боль резким движением. Со временем он привык к этому монотонному занятию и, погрузившись в подобие сна, вел руками по темным локонам, высвобождая те из долгого заточения. Син тоже расслабился и оперся спиной на Аскара, полностью доверившись родным рукам.
Ладонь скользнула к груди кочевника за очередной косичкой, как вдруг под пальцами ощутились выпуклые линии татуировок, и акид, забывшись, провел вдоль них кончиками пальцев. Переплетающиеся узоры, словно потоки подземной реки, вели исследующую ладонь к плечу и, стоило ей коснуться первой большой татуировки, Аскар припал губами к коже, ощущая родное тепло и вязь черных линий. От внезапной нежности Син с трепетом выдохнул, сильнее прижимаясь к телу акида.
— Что значит этот узор на твоей груди? Он не похож на другие татуировки, — проговорил Аскар, собираясь отстраниться, но Син перехватил его руку и прижал к груди. Мерные удары сердца через раскрытую ладонь акида достигали его собственного, заставляя подстроиться под заданный сильный ритм.
— Его наносят маги, зачарованными чернилами указывая путь потокам маны. У альф и бет источник силы — сердце, поэтому рисунок расположен прямо над ним, у омег же источник силы — ум, оттого и татуировки разрастаются от висков по всей голове.
— Выглядит очень красиво, — с замиранием сердца проговорил Аскар, пальцами оглаживая узоры. На мгновение Син притих, обдумывая что-то, а затем несмело произнес:
— Однажды у тебя тоже может появиться татуировка, — Аскар с вопросом заглянул в глаза Сина, но тот лишь мечтательно улыбнулся и огладил ладонь акида. — Благословляя брак, родители кочевников набивают избраннику своего сына татуировку вокруг пальца. Ее невозможно убрать и скрыть, как и расторгнуть брак, поэтому рисунок остается на теле до самой смерти, — повисла тишина, в которой слышалось только дыхание двух мужчин и плеск воды. — Тебя это не пугает?
Аскар лишь покачал головой:
— Быть твоим альфой до самой смерти — моя заветная мечта.
Син выдохнул с каким-то явным облегчением, и улыбнулся, расслабляясь в родных руках.
Десятки маленьких косичек со временем превратились в волнистое море, растекаясь по плечам беты черными потоками. Локоны причудливо извивались, местами волосинки вовсе не касались друг друга, превращаясь в мягкий пушок. Набрав в ковш воды, Аскар постарался намочить пышные волосы, но влага прокатилась по ним ручейками, оставив после себя лишь блестящие капли. Только с третьей попытки непослушные пушистые локоны сдались перед потоком воды, и золотистый блик магического огонька пробежал по мокрым волосам, которые от влаги лишь ярче отливали разными цветами. Аскар залюбовался прекрасными переливами, лаская в руках черные пряди, пропуская их волны сквозь пальцы.
— Я попросил у Наиля средства для волос, которыми он пользуется. Подожди немного, сейчас принесу, — акид отстранился и направился к краю бассейна, где оставил флаконы.
Пускай Наиль подробно объяснил ему, какие средства для чего используют, запомнить все эти сведения за раз альфа был не в силах. Аскар застыл у бортика, вдумчиво вглядываясь в цветастые бутыльки, как вдруг ощутил скользнувшие к талии руки — Син обнял его со спины, потерся горячей щекой о шею. Такой внезапный порыв нежности заставил Аскара искренне улыбнуться от нарастающего в груди тепла. Короткие нежные поцелуи, словно капли дождя, посыпались на спину и плечи, а касание языка обожгло шею, отчего акид вздрогнул.
— Щекотно же, — усмехнулся Аскар и попытался отстраниться, но Син лишь сильнее прижал альфу к себе, перехватив руками поперек груди. Нежные прикосновения губ к плечам, спине, лопаткам заставляли почувствовать себя желанным, а блуждающие по телу руки распаляли жар под кожей. Незнакомые ощущения прокатились дрожью по телу, и акид уперся руками о край бассейна, понимая, что вскоре не сможет устоять на ногах.
Аскар тяжело выдохнул, ощутив скользящее касание вдоль позвоночника, и невольно выгнул спину, подставляясь под новые поцелуи. Кончики ушей запылали от смущения, щеки припекал румянец, а в легких застыл обжигающий пар купальни. Син зацеловывал каждый кусочек кожи, который попадался под его губы, в то время как Аскар удивлялся реакциям собственного тела — он не мог представить, что подобные ласки придутся ему по душе. Заметив, как потяжелело дыхание акида, бета вплотную прижался грудиной к спине и прихватил зубами шею, слабо покусывая. Аскар с трудом сдержал просящийся наружу вскрик, плотно сжав губы. Клыки, словно дразнясь, едва ощутимо касались кожи, заставляя акида изнывать от желания вновь ощутить, как они пронзают плоть. Однако ставить метку, пока не исчезла прошлая, было опасно, поэтому Син лишь мучил сладкими иллюзиями, оставляя на коже следы, отдаленно напоминающие желанный знак принадлежности.
Рука скользнула к шее и заставила запрокинуть голову, чтобы погрузить в очередной горячий поцелуй. Рта коснулась мягкость губ, жар волной прокатился по телу, и от заполняющих мысли чувств в голове опустело. Аскар мог лишь ощущать, как горячо сплетаются языки, как крепко прижимаются друг к другу тела, как украшенная черными узорами рука скользит вдоль его живота и опускается ниже, забирается под ткань полотенца.
Самая основа его существа, всего того, что делало Аскара Аскаром, дрожала, точно натянутая струна канунаКанун — струнный щипковый музыкальный инструмент типа цитры, с трапециевидным корпусом., готового разорвать тишину высоким звоном, сорвавшимся после единственного легкого касания.
От осознания происходящего в голове акида вдруг ярко вспыхнула паника — Аскар понимал, как сильно хочет его Син, отчетливо ощущал это через тонкую преграду полотенца, и если сейчас же не остановить эту внезапно нахлынувшую страсть они могут зайти дальше положенного. К такому акид был совершенно не готов. Хотелось, чтобы их первый раз был идеальным, а Аскар лишь совсем недавно осознал, какую роль ему отвели традиции кочевников, и потому совершенно не понимал, как себя вести. По телу ушатом холодной воды прокатился страх — вдруг не справиться, не понравится Сину и тот больше его не захочет?
Аскар резко разорвал поцелуй и отскочил как можно дальше от беты, ударяясь поясницей о кафельный край бассейна. Акид с трудом успокаивал учащенное дыхание, глядел на кочевника с затаенным в душе страхом разочаровать и ловил на себе непонимающие взгляды голубых глаз. Отдышавшись и придя в себя, Аскар несмело начал:
— Син, я действительно хочу сделать это с тобой, просто… — акид тяжело выдохнул и закрыл пылающее от стыда лицо ладонями. — Возможно, из уст альфы это прозвучит странно и глупо, но мне страшно, я не готов…
В следующее мгновение тело окутало тепло объятий, а макушкой ощутились успокаивающие поглаживания.
— Извини, я поспешил, — короткое прикосновение губ к скрывающим лицо ладоням заставило убрать руки и переместить их на плечи беты, обнимая в ответ.
Не без труда Син возвращался в обычное спокойное состояние. Аскар мог представить, как тяжело ему было сдерживаться, когда совсем рядом находился желанный мужчина, но кочевник не изменял своей сдержанности и не пытался вновь вовлечь в жаркие поцелуи. Вскоре бета отстранился и с привычной искренней улыбкой заглянул в разноцветные глаза:
— Ты хотел вымыть мне волосы средствами Наиля? — рука беты потянулась к флаконам и выхватила один из них. — Думаю, это подойдет.
Как и хотел, Аскар нежил волосы в мягкой ароматной пене, проводил пальцами вдоль волнистых прядей и мягко массировал кожу головы. Сину это занятие тоже пришлось по душе — он полностью расслабился, опираясь на акида, и едва не мурчал от нежных движений. Когда остатки пены смыл поток воды, пряди заблестели, забавно извиваясь в руках.
Все это время Аскар думал, что волосы Сина волнистые, но стоило пройти времени и дать влаге высохнуть, акид стал свидетелем удивительной картины: черные волны превратились в легкий и мягкий пух. Темные пружинки очаровательно обрамляли лицо, весело прыгали по плечам и непослушно топорщились в разные стороны. От вида такого мягкого облака сердце Аскара затрепетало, наполненное нежностью и пораженное красотой.
Одеваясь после купания, Син заметил на себе пристальный взгляд Аскара и растерянно провел руками по волосам, стараясь прижать непослушные потоки к плечам.
— Не нравится? — яркая голубизна родных глаз потухла и даже веселые пружинки безвольно легли на спину, сжатые сильным хватом. Аскар в непонимании распахнул глаза — как может эта роскошная красота не нравится?
Акид подошел ближе и аккуратно убрал руки, сжимающие непослушные волосы, и те тут же радостно рассыпались по плечам ночной тьмой. Аскар не смог сдержать порыв уткнуться носом в эту темную макушку, утонуть в нежности тонких щекочущих волосков, вдохнуть родной запах, смешанный со свежестью травяного мыла:
— Что за глупости ты говоришь? Они такие мягкие и пушистые, словно облачко.
— Совсем не похожи на шелк, — тихо возразил Син, и Аскар тут же обхватил бледные щеки, заставляя поднять взгляд.
— Все те слова относились лишь к омеге, ведь уже тогда я видел своим бетой только тебя.
Син сделал шаг вперед, утыкаясь лбом в плечо акида, в то время как теплые руки Аскара погружались в пушистое ночное облако. Спокойствие растекалось по телу теплыми водами, заполняя каждый уголок души.
Син вошел в их общую комнату и тут же поспешил снять платок, который забавно приподнимали распушенные волосы. Недовольный, с бардаком на голове, он напоминал нахохлившуюся птичку и искоса поглядывал на тихо хохочущего Аскара.
— Я заплетаю их сколько себя помню, поэтому они стали такими, — пробурчал кочевник, аккуратно складывая платок. — И не надо так заразительно смеяться.
Аскар сделал медленный выдох, восстанавливая дыхание, а затем опустился на ковер, раскинув руки и приглашая Сина долго обниматься перед сном. Кочевник был больше не в силах удержать серьезное выражение лица и прильнул к груди акида, укладывая того на ковер. Ладонь беты скользнула к шее и кончиками пальцев огладила краснеющее пятнышко немного ниже метки.
— Надо же, след остался.
Что-то в груди Аскара сладко дрогнуло, и акид потянулся к основанию шеи, туда, где кожи касались руки Сина. Он действительно ощутил маленькие вмятинки от клыков, но, скользнув ладонью ближе к спине, наткнулся на что-то совершенно иное. Грубое, колкое, уродливое — это были старые следы от розг. Внезапно и ярко Аскар вспомнил тот неожиданный порыв нежности в купальне, который никак не мог себе объяснить, и от этого открытия сладость обратилась горечью.
— Ты целовал мои шрамы?
Повисла тишина, которую спустя несколько мгновений разбавил тяжелый вздох. Син прижался к Аскару, поглаживая плечи и спину, сквозь ткань лаская загрубевшую кожу.
— Не думал, что за время службы тебе пришлось побывать в плену и испытать на себе пытки.
— В плену? — от забавного сходства Аскар проронил смешок. — Я действительно побывал в плену, но не у врага, а у собственного отца. Аба воспитывал меня розгами и затрещинами, запрещал амме исцелять раны — хотел, чтобы на моем теле навсегда остались напоминания о былых проступках.
Опустив взгляд к пригревшемуся на груди Сину, Аскар заметил промелькнувшую в глубине глаз тоску и… жалость? Вовсе не такой взгляд он хотел ощущать на себе.
— Это все в далеком прошлом, а благодаря твоим поцелуям шрамы и вовсе не беспокоят, — с улыбкой проговорил акид, поглаживая мягкие и пушистые волосы. В ответ Син потерся о ласкающую ладонь и тихо проговорил:
— Я рад, что смог забрать хотя бы малую часть твоей боли.
Сердце Аскара сладостно заныло, и он увлек Сина в теплые объятия, утопая в нежности и залечивая теплом давние раны.