Спаси меня, пожалуйста

9. Волк в овечьей шкуре

Прошёл первый урок. Минхо потянувшись на месте, встал со стула и подошёл к Джисону и наклонился, чтобы разбудить его.

— Вставай, соня, — прошептал Хо над головой.

Что-то промычав, Джисон оторвал приклеенную голову от пары и посмотрел еле открытыми глазами на друга.

— Пойдём, прогуляемся, — все так же тихо говорил Минхо.

Шепот усыплял ещё больше и Джисону казалось, что он не в реальности и Хо — галлюцинация. 

— Джи - сон, пой-дем! — по слогам проговорил Ли, чтобы Хан смог проварить полученную информацию лучше. 

— Ладно - ладно.

Парни вышли из класса и следом вышел Феликс, но не для слежки за ними, а в уборную из-за нужды.  Хëнджин, в то время, сидел за партой и провожал взглядом предмет воздыхания. По глазам можно было понять, что он любуется. Ровная осанка старосты придавало аристократичность, мягкие на вид волосы, казались облаком, в котором хочется утонуть, а одежда добавляла лёгкости в образ. Феликс был белым лебедем для Хвана.

Чан смотрел на Хëнджина с изогнутой бровью, но прокашлявшись, он заговорил первым.

— Хëнджин, — негромко сказал Чан, но в голове слышалась строгость, от чего Хван окаменел.

— Что?

— Ты почему так улыбаешься?

— Как?

— Так, будто ты сохнешь по Феликсу.

— Я... — Хëнджин испугался, что это настолько очевидно, — Чан, ты его видел?

— Несколько лет уже вижу, — на выдохе сказал Чан.

— Я не об этом! Чан, он же...

— Можешь не отвечать, я понял, — Чан не захотел слушать дальше, рассказ Хëнджина, потому что было очевидно, что тому нравится внешность и очарование Феликса.

— Да?

— Да.

Вот и звонок на урок. Не прошло и десяти минут, а нужно снова думать. Много думать!  Что, честно говоря, плохо получается у сонных и влюблённых учеников. 

———

После уроков Чан пришёл домой. Он кинул рюкзак на обшарпанный пол и сразу пошел к старому дивану, который стоял напротив небольшого телевизора. Расслабившись на диване, юноша почувствовал как по спине прошлась легкая волна боли. Он опрокинул голову и смотрел на облупленный белый потолок, который давно нужно было спасать, но до него не было никакого дела. Чан почувствовал дикий голод, но не хотел вставать, ведь мысли, в которых он погряз, кормили его лучше высокобелковой пищи.