Сбежавшая жена босса.Развода не будет!

8 глава

Дженни послушно садится за круглый стол, упирается локотками в его глянцевую поверхность и подбородок на руки укладывает. Точно как персонаж из старой доброй сказки. Косыночки не хватает.
Однако образ обманчив, в чем я успела убедиться. С прищуром взглянув на этого «милого ангелочка», я направляюсь к холодильнику.
Распахиваю и замираю, теряясь среди разнообразия продуктов.
– Я сделаю нам бутерброды, Рапунцель, – все-таки срываюсь на нежность, за что мне в спину летит недовольный кашель. Проигнорировать возмущение малышки, я беру палку вареной колбасы и проверяю срок годности.
– Я вегетарианка, – заявляет Дженни,и я оглядываюсь. Изучаю ее с подозрением, а она и кривится, изображая тошноту.
Спешу спрятать колбасу вглубь полки, а желудок предательски урчит. Я с самого утра ничего не ела. Бега от мужа забрали у меня все время и высосали последние силы. И мне бы сейчас не помешало что-то мясное и питательное.
Я вообще люблю вкусно поесть. Но ради малышки я готова перекроить свое меню. Достаю фруктовый джем, нахожу вишневый сок – и несу все к кухонной стойке. Поджарив кусочки хлеба на подсолнечном масле, намазываю их вареньем. Аккуратно раскладываю нехитрый полдник на тарелке, наполняю соком два стакана – и ставлю все на небольшой поднос, на который указывает мне маленькая хозяйка.
Хочет, чтобы я прислуживала ей? Без проблем!
Я с удовольствием ухаживала за братом, но и его приучила помогать мне. Мне просто нужно время, чтобы перевоспитать Дженни,но...
– Так, готово, – радостно выдаю я и разворачиваюсь. Не успеваю сделать шаг, как вздрагиваю от ощутимого толчка. Руки не слушаются, а поднос летит прямо в меня. Зажмуриваюсь, слыша звон стекла и чувствуя, как намокает мое легкое платье, а сладкое варенье прилипает к ткани.
Приоткрыв один глаз, вижу перед собой Дженни.Как она умудрилась так незаметно рядом оказаться? Маленькая ниндзя!
Так еще и успела отскочить вовремя, чтобы не испачкаться. Ее воздушное платьице по-прежнему идеально. В отличие от мокрой, липкой тряпки на мне.
– Я ненароком, – Дженни невинно хлопает ресничками, пока я сжимаю и разжимаю кулаки, а розовые капли стекают на пол. – Наверное, вам теперь нужно принять душ и переодеться. Напомнить, где ваша комната? – показывает белоснежные зубки, рассекретив свои намерения.
Она изначально хотела избавиться от моего общества и придумала коварный способ, как это сделать.
– А я пока к себе пойду. Топчется на месте, намереваясь покинуть кухню, а я с ужасом смотрю на разбросанные по полу осколки. Перевожу взгляд с лужи на босые ножки Дженни.Наплевав на то, что сама могу пострадать, делаю рывок к девочке, подхватываю ее на руки и несу к столу.
– Не поранилась? – вскрикиваю взволнованно, а малышка удивленно ресницами хлопает. – Садись и не двигайся, – опускаю на стул. Осмотрев крохотные ступни и не обнаружив порезов, выдыхаю с облегчением.
Но тут же морщусь от неприятной боли. В панике я все-таки сама наступила на осколок, что прорвал ткань домашних носков и царапнул кожу. Подаю малышке тапки, которые она под столом оставила. Видимо, чтобы подобраться ко мне бесшумно. Выпрямившись, провожу руками по несчастному платью.
– Ничего страшного, – подмигиваю Дженни,вызывая еще большее недоумение на нежном личике. – Лето, жара. Само высохнет, – опускаюсь за подносом, собираю в него разбитое стекло. – А вам,Чон Дженни,я приготовлю новые бутерброды, – улыбаюсь сквозь стиснутые зубы. – Но сначала уберу это, – с грустью гипнотизирую красную лужу.
Терпеть не могу мыть полы, однако нахожу тряпку и наклоняюсь, руками собирая влагу. Поза абсолютно неудобная, но швабру искать некогда. До последнего надеюсь, никто не застанет меня в хозяйской кухне попой к верху. Мы ведь остались вдвоем с Дженни в доме? Или нет?
– Привет, родная, ты одна? – грубый мужской голос звучит контрастно ласково. Так мило, бархатно, с любовью, что я забываюсь и улыбаюсь, как дурочка, хоть фраза адресована и не мне.
Машинально продолжаю вытирать пол, прислушиваясь к шорохам за спиной. И не сразу вникаю в суть вопроса. Что значит – одна? А я для него пустое место?
– А это что? – добивает он меня пренебрежительным отношением. Собираюсь выпрямиться, гордо вздернуть подбородок и представиться, но стук подошв об пол дезориентирует меня. Тяжелые шаги неумолимо приближаются, угрожающе настигают меня. Моя пораненная нога дает о себе знать, не вовремя отвлекая острой болью. Вместо того, чтобы встать, я покачиваюсь и вдруг упираюсь попкой во что-то.
Чересчур резко и ощутимо, будто меня толкнули сзади. Судя по ощущениям, я явно не об край стола ударилась. А руки на талии и приглушенное «хм» подтверждают мои худшие опасения.
Это ведь не один из амбалов – любителей целоваться с нянями? Если так, то не на ту нарвался! Сжав мокрую тряпку в одной руке, я резко поднимаюсь на ноги и разворачиваюсь, прокрутившись в крепких, наглых объятиях.
– Я вообще-то... – дерзко начинаю, предупреждающе выжимая влагу из моего «оружия», и замахиваюсь. Но слова застревают в горле. – ...пропала, – двигаю губами, а ни звука выдавить из себя не могу.
Приоткрываю рот, не в силах сделать вдох, и стремительно погружаюсь в темную бездну, заполненную кипящей нефтью. Она обволакивает, поглощает, утаскивает в свою пучину. Проникает в нос, горло, легкие. Заполняет всю меня и душит изнутри.
Снаружи – ничуть не лучше! Стальные тиски сдавливают талию, грубые пальцы врезаются в кожу. Мощное тело обдает жаром, и небольшое расстояние между нами не спасает. Взгляд скользит по моему лицу, гладит каждую черточку, опасно вспыхивает при этом. Задерживаю дыхание.
Неужели попалась?
Не может быть!
Как ОН нашел меня?
А что если мне привиделось от страха? И на самом деле рядом со мной всего лишь амбал из охраны. Лучше бы так и было. Я бы просто зарядила ему тряпкой по морде – и сбежала. Но от этого мужчины не скрыться.
Мой главный ночной кошмар последних дней догнал меня наяву. Часто моргаю, но галлюцинация не исчезает. Наоборот, прижимается вплотную, безжалостно сдавливает в объятиях, дышит тяжелее.
– Что? – черные брови сходятся на переносице, а в глазах плещется интерес вперемешку с недоумением.
Пока мозг пытается выйти из глубокой заморозки и проанализировать вопрос, непослушная рука с тряпкой все-таки опять поднимается. Зажмуриваюсь, чтобы не так страшно было принимать мученическую смерть после того, как я с размаха ударю... собственного мужа.
– Так кто вы?
– Прислуга, – доносится ехидный детский голосок, и я резко опускаю руку, взмахнув буквально в паре сантиметров от грубого мужского лица.
Испуганно бросаю тряпку и морщусь от противного шлепка. Ногой «орудие преступления» двигаю как можно дальше от себя, будто не мне оно принадлежит, а меня саму подставили!
Невинно взмахиваю ресницами, впитывая реакцию Чонгука.
Он не выглядит злым. Скорее, задумчивым. Следит за каждым моим движением, косится на тряпку, а потом смотрит на меня с неподдельным удивлением.
– Новенькая? – ровным тоном уточняет Чон.
Хоть на свободу мою он не покушается, но из объятий выпускать не торопится. С ума сойти! Муж не узнал собственную жену! Рычал на меня в ЗАГСе, осматривал и даже... целовал. А стоило «умыться», как он мгновенно меня забыл.
Нет, я в курсе, что мужчины невнимательны к женским преображениям и не замечают всяких штучек вроде новой прически или другой сумочки.
Но я не предполагала, что Чонгуку настолько плевать на меня. Это должно радовать, но почему-то злит неимоверно!
– Я няня, – бурчу обиженно, стрельнув взглядом в Дженни.
Но она стойко выдерживает короткий зрительный контакт и спинку выпрямляет. Мне так горько становится, что на мгновение забываю, в чьих руках нахожусь.
Сжимаю губы и отворачиваюсь от подопечной. За что она так со мной? Я ведь стараюсь быть нормальной няней...
– Я сколько раз говорил не называть так людей, которые у нас работают, – неожиданно произносит Чонгук,выпуская меня из капкана.
– Но ведь мама Мия...– пытается воспротивиться малышка.
– Не страшно, – защищаю мелкую занозу, несмотря ни на что. И чувствую на себе ее внимательный взгляд.
– Извинись,Дженни,– добавляет Чонгук спокойно, но безапелляционно.
– Прошу прощения, – шепчет она. Примирительно улыбаюсь девочке, но она опускает взгляд.
Пальчиком ковыряет поверхность стола и ножкой болтает. Нервничает опять, как тогда – в комнате за учебником математики. Смягчившись, я возвращаюсь к Чонгуку.
Иначе воспринимаю богатого бандюгана после его слов. Все-таки есть в нем капелька уважения к простым людям вроде меня.
– А ты... – бросает он внезапно охладевшим тоном, стирая улыбку с моего лица. – Кофе мне сделай, – хлестким приказом мгновенно уничтожает весь флер доброты и галантности, которым я его по наивности поспешила наградить.
Мрачнею, но заставляю себя кивнуть. Подхватив по пути тряпку, кидаю ее в таз, а сама иду мыть руки. От шока и переживаний почти не реагирую на неприятную резь в ступне. Лишь быстрый взгляд на пол бросаю, убедившись, что не оставляю кровавых следов или их просто не видно на бордовой плитке с узором в виде морской пены. Красное море под ногами, зато практично: мусор и пятна теряются на неоднородном фоне.
– Меня не предупредили, что вам тоже нянька нужна, – бубню я себе под нос, уверенная, что Чонгук не слышит. Не рискую задавать лишние вопросы забывчивому мужу, поэтому молча распахиваю дверцы всех кухонных шкафчиков в поисках турки.
Замечаю ее в глубине одной из верхних полок.
– В договоре прописан один подопечный, – тянусь за нужной посудой, но рост не позволяет ее достать. Знакомое тепло припечатывает меня со спины.
– Ты что-то сказала? – горячий воздух обжигает макушку. Боковым зрением заторможено наблюдаю, как мимо меня к шкафу протягивается мужская рука. Рассматриваю напряженные мышцы, что проступают под смятым хлопком, спускаюсь к месту, где небрежно закатан рукав.
Изучаю предплечье с выпуклыми жилами и порослью темных волос. Чересчур шумно выдыхаю, отшатываюсь от столешницы и упираюсь поясницей в жесткий ремень брюк. Пряжка царапает спину сквозь невесомую ткань платья.
– Говорю, вам кофе с сахаром или молоком? – оборачиваюсь и нервно сглатываю. Потому что оказываюсь лицом к лицу с Чонгуком.
Почти физически ощущаю, как он «трогает» меня взглядом. И не только... Его свободная ладонь как бы невзначай ложится мне на бедро. – Черный и горький, – выдает он негромко, с едва заметной хрипотцой.
А в следующую секунду между нами материализуется турка. Так неожиданно, что я вздрагиваю. Можно бы списать это на фокус или волшебство, но Чон всего лишь помог мне ее достать.
– Я быстренько, – хихикаю, внутренне погибая от волнения. Становится чуть легче только когда Чонгук отходит от меня. Пока я беру банку с молотым кофе и наслаждаюсь запахом арабики, он невозмутимо открывает холодильник. В точности, как и я некоторое время назад, выбирает ту же палку колбасы.
Сам нарезает ее вместо того чтобы мне указ дать, а я невольно опять задерживаюсь на его руках. Вены напрягаются при каждом движении, мускулы играют, а костяшки белеют, когда ладонь сжимает нож.
Зрелище завораживает и одновременно пугает. Чонгук ведь этими мощными руками в секунду меня придушит, если поймет, кто перед ним! Но сейчас ему не до меня. С мужской небрежностью Чон мастерит бутерброды, будто обычный человек, который пришел с работы после тяжелого трудового дня и хочет быстро перекусить. При этом привык заботиться о себе сам, а не ждать, пока кто-то будет за ним ухаживать. Заядлый холостяк. Правда, со штампом в паспорте.
– Нет, – обеспокоенно лепечу, когда он ставит тарелку напротив Дженни.– Она же...
Малышка посылает Чону благодарную улыбку, счастливая от оказанного знака внимания, и берет бутерброд. Откусывает и жует с удовольствием.
– ...вегетарианка, – заканчиваю фразу я по инерции. И отмахиваюсь от вопросительного взгляда Чонгука.
Мелкая лгунья! Поворачиваюсь к плите, гипнотизирую черную жидкость в турке. Жду, пока поднимется пенка, а сама теряюсь в собственных эмоциях. Я надеялась спрятаться в этом доме, а теперь опять придется бежать. Но куда?
– Извини, я не сразу заметил тебя под столом. И, честно говоря, забыл, что именно сегодня должна прибыть очередная няня. Слишком часто они у нас меняются, – негромкий, бархатный голос заставляет меня вздрогнуть и вцепиться пальцами в край столешницы. – Что произошло у вас?
Чонгук не ругает и не приказывает, но его присутствия достаточно, чтобы я покрылась липкими мурашками. Пытаюсь сбросить их с себя, но не могу. Пока не осознаю, что дело не в них, а все это время по мне скользит изучающий черный взгляд.
От волнения забываю обо всем: и о кофе, и о мокром платье, и о подопечной, которая меня ненавидит. Есть только темная энергетика моего мужа, которая поглощает меня без остатка. Ноги ноют, требуя бежать немедленно. Быстро. Далеко. Без оглядки. Но здравый смысл останавливает. Возвращает мне способность говорить.
– Я поднос уронила, – оглядываюсь на Дженни,а она губы покусывает и на Чона зыркает. – Случайно, – укоризненно прищуриваюсь, пытаясь воззвать к ее совести.
Чонгук не сводит с меня глаз, и его внимание дезориентирует. Знаю, что он продолжает смотреть, когда я отворачиваюсь к плите. Чувствую его. И дико боюсь, что муж все-таки меня вспомнит.
Выдыхаю с облегчением, когда Чон отвлекается на трель телефона и выходит в коридор. Но радость моя длится недолго.
– Нашли?
Всего одно слово – и я понимаю, о ком он. А раздраженный, ледяной тон не оставляет сомнений в том, насколько сильно Чонгук зол на меня. Отвлекаюсь от кофе, который закипает целую вечность, и прислушиваюсь к разговору.
– А в доме родителей? – летит с жесткими нотками. – То есть как никого? Где бродит эта... – сдерживается от грубости и понижает тон, чтобы Дженни не слышала.
Пока малышка занята бутербродами, я подбираюсь к дверному проему. Становлюсь так, чтобы Чонгук меня не заметил, но я могла разобрать каждое слово, произнесенное гневным шепотом.
– Оставь там человека. Еще двоих отправь к девчонке той и в общежитие. Пусть дежурят, мать их, днем и ночью, – рычит угрожающе, а я морщусь и обхватываю себя руками. – Ментам позвони. Пусть отлавливают и проверяют всех Манобан Лалис.– говорит так, будто я бешеная собака, которую следует усыпить. – На случай, если она вздумает подать на развод с разделом имущества. Или решит уехать по паспорту. Или предъявит его при приеме на работу. Или просто где-то промелькнет это чертовое имя! Сразу ко мне! – рычит грозно, как тигр, готовый разорвать меня в клочья. – Каждую! Даже если однофамилицей окажется. Оплачу ей моральный ущерб, – цинично хмыкает Чон.
– Джису?– зовет меня Дженни,но я слишком погружена в омут собственной паники. Чонгук серьезно взялся за мои поиски. Мне так легко не спрятаться. Нужен поддельный паспорт. Новая личность. Но как?
Я мелкая мошка против этого демона. И помочь мне некому. Джин предал, родители далеко, да и не хочу втягивать их в свои проблемы.
Во-первых, никогда не буду рисковать дорогими мне людьми.
А во-вторых... Многое им объяснять придется. Например, как и зачем я вообще пошла замуж. Без упоминания ненавистного ими Джина никак не обойтись. В таком случае они прибьют меня раньше Чонгука...
– И поторопитесь. Я за что такие бабки службе охраны плачу? Толпа мужиков мелкую пигалицу найти не могут! – рявкает сурово. – Из-под земли, блин, достаньте. Она мне нужна еще вчера! – икаю от каждого его рыка. – Работайте, мать вашу! Пора покончить с этим браком, – убивает меня финальной фразой. И, уверена, с удовольствием сделает это физически. Как только поймает.
Мамочки! А я ведь тут. В его доме! Под боком. Руку протянул – и шею мне свернул. Почему я такая невезучая? Сама пришла в логово чудовища.
– Джису!Кипит! – пищит Дженни,и я подпрыгиваю на месте.
Вскрикнув, бегу к плите, но не различаю ничего вокруг сквозь пелену слез. Плевать на дурацкий кофе! Я, можно сказать, свои последние дни проживаю. И шанса на спасение нет – все пути отступления отрезаны.
– Да что такое! – грохочет позади, а я вжимаю голову в плечи, становясь похожей на испуганного утенка, и зажмуриваюсь. – Не ошпарилась?
Чонгук оказывается совсем рядом, горячо выдыхает мне в висок и отталкивает меня от плиты.
– Н-неа, – сипло выдаю и шумно вбираю носом воздух. Аромат кофейных зерен смешивается с запахом моего мужа. Знакомым и пугающим.
– Ясно все с тобой, – выключив конфорку, Чонгук отставляет грязную турку вглубь. – Кофе варить не умеешь, подносы роняешь. Пожалуй, тебе нечего делать...
– В вашем доме? – подсказываю с надеждой и украдкой смотрю на него исподлобья, пытаясь считать эмоции на мрачном лице.
Судя по тому, что я вижу, ничего доброго мне не светит.
– Так я уволена? – уточняю, потупив взгляд.