Bookstore and cherry lollipops

!⛪!

•Travis, Philigrim
•PG-13

В тот день он просидел весь вечер у окна. Раскрытая книга, пряный запах старой бумаги, танцующие в воздухе пылинки и калейдоскоп солнечных пятен на стене с обоями в мелкий цветок. Так выглядит тишина безнадежности. На самом деле не так уж страшна она, уютная и сладковато-тоскливая. Всего лишь клетка из мягких подушек и тягучих молитвенных слов. Трэвис не привык ждать гостей и не умел их принимать. На всем белом свете существовал лишь один человек - он сам, заключенный в незримую оболочку. Социум был бесконечно далек и недосягаем, как миллионы звезд в небе. Не сказать, чтобы Трэвис в нем нуждался. Он жил отдельно и находил в одиночестве некий шарм, запретный другим, как плод всякого отшельника. В тот вечер солнце светило особенно ярко. Страница пролетала за страницей, двигая стрелки настенных часов вперед и вперед, и казалось, что лики святых с икон наконец-то смотрят на него, Трэвиса, благосклонно. Он делал правильные вещи и был несказанно рад этому обстоятельству, находя себя человеком нужным и удобным в некоторой степени. Так продолжалось еще множество сонливых минут, и еще больше звонких секунд. А потом пришел он. Просто так, не скромно и не нагло, не второпях и не со скуки. Он пришел тогда, когда этого больше всего ждали.
- Привет, - сказал он и сел на подоконник, шмыгнув облезшим носом.
- Привет, - машинально вторил ему Трэвис, не отрываясь от начатого занятия. Смущение пропало, едва появившись, словно они познакомились в незапамятную пору, а быть может так и случилось, только никто так об этом и не вспомнил. Он подошел ближе, внимательно взглянув через плечо на пожелтевшие страницы. Он отдал дань уважения увесистому то́му, пусть наверняка и не понял суть текста, изложенного в нем. Он не хотел показаться невежей, коим являлся во всяком случае больше чем наполовину. Трэвис заметил его голову, склоненную над столом и вздрогнул, как и подобает человеку, которого застали врасплох за чем-либо сугубо личным и интимным. Он кивнул, проведя пальцем по кожаному корешку.
- Красиво.
- Как ты забрался сюда, идиот? - Трэвис не услышал тихой реплики и не увидел задумчивого взгляда из-под ресниц, устремленного сквозь него, прямиком в иссине-белый квадрат раскрытого окна. Он повел плечом - они вели разговор о само-собой разумеющимся, и не стоило тратить силы на объяснение.
- Убирайся, - вновь потребовал Трэвис. Сын священника испугался, взглянув на икону - взгляд святого не изменился. Он все также смотрел ласково и немного туманно, отчего рука сама собой потянулась к прохладному металлу крестика на груди.
Он продолжил оглядывать комнату. Незаправленная кровать, скомканные клочки бумаги в мусорной корзине, монетка, закатившаяся в щель половиц - все привлекало его внимание, тянуло, как магнитом. Живой интерес, проявленный к обыденному и рутинному заставил Трэвиса смутиться и рассердиться. Они поменялись ролями и он стал хозяином в доме Фелпсов на тот краткий миг молчания.
- Ищешь компромат? - это было скорее прямое утверждение, нежели вопрос, и все же он ответил на него, занятый добыванием цента.
- Ищу тебя.
- В каком смысле "меня"? Подними глаза и не трать время, - пухлые губы Фелпса скривились, отчего трещинка на верхней окончательно лопнула, окрасив  кожу нежно-алой бусиной. Он улыбнулся, машинально проводя пальцем по своей запекшейся губе и оттянул ее немного, являя на свет десны и ряд ровных зубов.
- Вот. Это тоже ты, Трэвис.
- Ты хочешь сказать, что лопнувшая губа имеет ко мне какое-то нереально тесное отношение? - осклабился Фелпс, отряхиваясь от налипшего на рукава и волосы легкого безумия. Таким же безумием был пропитан и он. Он был его источником, сосудом, крайне взрывоопасным веществом, малейшее прикосновение к которому могло справоцировать взрыв. Трэвис уже совершил свою фатальную ошибку - он заговорил, впустил грех в свою душу и дал ему прорости тяжким бутоном. В голове стало пусто. Если подумать, пути назад точно не будет. Рядом с ним он чувствует себя по-настоящему спокойно, впервые за все время пребывания здесь. Почему бы не позволить себе вольность? Хоть на час ощутить себя свободным, как ветер, гуляющий среди колосьев. Как же он был далек от возвышенного.
- Ты так и не понял, что я имел в виду. Но это ничего, всему свое время, - он засмеялся, рассыпав по комнате хрустальные кубики. Смех, даже смолкнув, не ушел в раскрытые окна, как осознал Трэвис многим позже, - он продолжал жить вместе с ним, изредка вновь возрождаясь то тут то там. Он порылся в карманах, достав из их пыльных недр желтый пластырь.
- Вот, - костяшки левой руки ощутили холодок, - синяк я конечно не вылечу, но так гораздо лучше, верно?
- Верно, - нехотя признал Трэвис, разглядывая новое украшение. Наивный посыл порядком рассмешил его, словно пощекотав чем-то пушистым нос и щеки.
- Не хочешь прогуляться? - поинтересовался он и дыхнул в ладони, добыв таки желаемую монетку с помощью булавки.
Трэвис снисходительно глянул на него, фыркнув.
- Наивный албанский ребенок. Мне отсюда выйти - равнозначно самоубийству. А подобным я пока, прошу великодушно простить, не занимаюсь.
- Отец? -понятливо отозвался он.
- А кто ж еще. Пока не прочитаю вот это, - Трэвис потряс заложенную двумя закладками массивную часть, - буду сидеть в заточении, как затворник.
- Окно?
- И сломать себе шею нафиг? Это в лучшем случае, камикадзе. В отличии от тебя я слишком стар.
- Там невысоко и кусты. Ничего с тобой не будет, глупый, - он вспрыгнул на выступ и протянул покусанную мошкарой руку, - решайся, Трэвис, сын божий.
И правда. Больше шанса может не выпасть. Спасовать сейчас - значит, окончательно потерять тот ласковый взгляд икон. И его. Почему-то Трэвис был уверен, что больше не увидит это странное существо никогда и нигде, мучаясь остаток жизни пустыми поисками. Он сойдет с ума, думая о нем. Нельзя позволить...
- Иду!
Шаги...
- Держись крепче.
Открытая настежь входная дверь...
- Сын?
Он крепко сжимает его ладонь. В лицо ударяет порывистый теплый ветер...