За стенами города

Глава 13. Матвей

13 декабря 2022 года. День первый.

Последний бумажный дневник у меня был лет в десять, кажется. Я расклеивала по страницам наклейки и описывала своих одноклассников. Иногда рисовала, но, когда дело доходило до рассказа о том, как прошёл день, я обычно останавливалась после фразы "Здравствуй, дорогой дневник!"

Теперь всё должно быть по-другому. Почему-то кажется, что, если я буду писать отчёты на бумаге, станет легче контролировать себя. Надеюсь, это поможет разобраться с мыслями и чувствами, а прогресс вдохновит. Ведь он будет. Обязательно будет.

Я уже больше двух лет сижу на антидепрессантах. Об этом знает только папа — и больше ни одна живая душа. Я даже маме не говорила, чтобы ещё сильнее не ухудшать её состояние. И уж тем более Матвею. Представляю, что было бы, если бы он узнал об этом со своей склонностью к тревожности — пришлось бы тоже выписывать. А приятного мало. Пьёшь каждый день, чтобы на следующий хотелось жить. Спишь плохо. Но всё же лучше, чем если бы во мне опять проснулась страсть к селфхарму на почве жёсткой депрессии. И любимая биополярка. Хорошо ещё, что я заметила это всё в самом начале и не выбросилась из окна. Спасибо папе. Он меня буквально спас, когда я пришла к нему ночью в комнату. Не знаю, чем я заслужила таких родителей. Правда, думаю, склонность к депрессии мне по наследству от мамы перешла. Помню её припадки, после которых страшно было из комнаты на кухню выходить. Папа у меня святой человек. Кто-то бросает здоровую жену со здоровым ребёнком, а кто-то оплачивает консультации у психотерапевта и дорогие препараты. Пока только психотерапевта. Я так-то оптимистичный человек, когда не забываю выпить, ахах. Даже сейчас было бы относительно неплохое настроение, если бы не эта отвратительная, неправильная зависимость.

О моих чувствах к Алексу не знает даже папа. Никто не знает — может, только сестра догадывается. Она слишком многое замечает. И смотрит так, будто я сделала ей какое-то личное зло. Никогда не могла понять, что творится у неё в голове. Впрочем, ладно. Мы не близки от слова совсем. Зато к папе я могу прийти в час ночи потому, что не спится. И он будет рассказывать мне про звёзды и галактики, про свой бизнес, в котором я ничего не понимаю, про исторические романы и жизнь в Китае. Будет гладить меня по волосам, как в детстве, и называть Полианной. Я и в Москву не поступила главным образом потому, что не хотела его оставлять, если, конечно, попытаться не думать про Алекса. Сейчас пишу и немножко плачу. Если бы папа знал, что со мной происходит... Но я не могу сказать. На него и так слишком много всего навалилось.