А вам знакомо чувство, когда человек обнимает тебя и ты чувствуешь, что он отдаёт тебе сердце, душу, всего себя... Ты чувствуешь... а до ушей доходят слова «Прости я больше тебя не люблю... «?
-Прости... я больше тебя не люблю, Мэри-Энн, -слова стали больно пульсировать в голове, отдавая гулким эхом где-то в области сердца.
В один момент рухнуло все.
Я отодвигаю от себя Маршалла и поднимаю на него полные слез глаза, пелена не даёт рассмотреть его в полной мере, что даже и лучше.
-Уходи мистер Мэтерс, -шепчу я не своим голосом, разворачиваюсь и иду в никуда.
Казалось стены которые я, выстраивала вокруг себя так долго, рушились с каждый шагом отдаляющим меня от Маршалла.
Я становилась уязвимой, становилась органом-мишенью для всего мира.
***
-Зачем, сынок? -спрашивает мама девушки. В её чертах лица было столько боли и горечи, что мир кажется всю жизнь несправедливо поступал с ней, -я вижу в твоих глазах только искреннюю любовь к Мэри, зачем же вы мучаете себя?
-Миссис Миллер...-Маршалл взял руку женщины в свои ладони и слегка сжал, -я больше не позволю, чтобы ей причиняли вред из-за меня, она не для моего жестокого мира.
-Ты сломал мою девочку... Уходи, сынок, уходи и больше никогда не появляйся на нашем пути, -женщина высвободила руки из тёплых ладоней Маршалла и указала ему на дверь.
Будто сердце его вырезали тупым ножом было настолько больно, уходить от женщины которую полюбил всем сердцем.
-Я разбил её... -шептал Маршалл ускоряя шаг, скупая мужская слеза стекла по слегка заросшей щеке.
***
Без еды четыре дня.
Вода, успокоительные, одежда уже неприятно пахнет, да и я сама не зефиром благоухаю.
В голове лишь его слова «я больше не люблю тебя... »
Я хочу уйти, забыться и больше не проснуться...
С меня будто выжали все соки, с меня будто вытряхнули душу, а внутренние органы казалось уменьшились в несколько раз.
Я накидываю на себя чёрную толстовку Маршалла, до сих она пахнет им, тихо спускаюсь, чтобы мама не услышала, накидываю кроссовки, которые он мне подарил и шатаясь иду по дожливому Нью-Йорку куда глаза глядят.
Во мне казалось бутылка виски, ноги не слушаются, голова будто после мощной прокачки на американских горках.
Я шла. Долго. Шла час, шла два.
Я падала, вставала. Пижамные штаны с цыплятами были в грязи, с волос лилась талая вода. Трасса вдоль которой я шла была пуста, ни одной машины, ни единой души.
Я плакала.
***
В ту ночь Маршалл стоял у окна и наблюдал за падающими каплями с чёрного Нью-Йоркского неба, она не выходила с его головы, ему было больно.
В груди Маршалла кольнуло.
***
Сил не осталось и я уже лежу в ледяной траве, где-то в канаве, по ледяной щеке стекает последняя горячая слеза -какой контраст.
-Я тоже не люблю тебя, Маршалл... очень не люблю, -крепко стискиваю зубы и уже не чувствую ничего.
***
Его, что-то тянуло на улицу... ведь всего в двух милях в канаве лежала она-его Мэри-Энн, он вышел на улицу.
Сердце стало стучать по другому, а там за две мили от его дома в грязи лежала Энни, температура ее тела была уже меньше девяносто пяти градусов по Фаренгейту.
Сердце отбивало последние удары.
Спустя двенадцать часов, в кювете в нескольких милях от дома Эминема нашли девушку без признаков жизни, после выяснилось, что это было тело Мэри-Энн Миллер.
***
-Если бы я знал, что ты окажешься такой слабой девочка я бы не отпустил тебя...
Мы скоро встретимся, моя лавандовая девочка.
End
