Тёмно-зелёными пятнами, сливаясь в единое цельное полотно, за пыльным окном плацкартного вагона мелькают хвойные деревья. В поезде пахнет лапшой быстрого приготовления и совсем немного чаем. Летом солнце восходит рано, намного раньше, чем просыпаются пассажиры дальних поездок, и золотит побитый временем столик, где стоит чья-то полупустая кружка, бутылка с водой и неубранные столовые приборы, завёрнутые в выцветший платок.
Парень тяжело вздыхает, опираясь лбом о стенку прямо рядом со стеклом, и наблюдает, как хвойные леса сменяются зеленеющими в середине лета полями, где, если сойти с поезда, можно рассмотреть редкие высокие одуванчики и сиренево-розовые головки луговых васильков. Он, кажется, всё ещё помнит прикосновения жёсткой осоки к нежной мальчишечьей коже, чувствует тот фантомный запах озера, местами затянутого тиной и слышит ласковый женский голос, скорее зовущий к обеду. И под ногами в истоптанных детских сандалиях мягкая трава, нагретая солнцем, и оно светит в самые глаза, не прекращая, всюду создаёт белые блики. А голос всё зовёт и зовёт, и улыбка чужая сияет ничуть не хуже солнца.
Платформа, на которую выходит парень, практически пуста — сюда никогда не приезжало много людей, что раньше, что сейчас. Вокруг шумит спокойный лес, через который проходит знакомая, поросшая травой тропинка — по ней до единственной ближайшей остановки. Хотя Феликс совершенно не против пройтись по родным местам вновь, сил на столь длительную прогулку совсем не остаётся. Солнце только взошло, но неспокойный сон в трясущемся плацкарте даёт о себе знать. Старенький автобус с потёртыми кожаными сидениями навевает не меньше воспоминаний, чем цветущие поля. Он трясётся по неровным дорогам совершенно не лучше поезда, так, что непременно отобьёшь себе лоб, если прислонишься к стеклу, поэтому всю дорогу остаётся только наблюдать, держа на коленях небольшую дорожную сумку.
Феликс выходит на такой же пустующей остановке, идентичной той, на которой садился. В той самой высокой осоке, которую он так хорошо помнит, громко стрекочут кузнечики. Бабочки порхают пёстрыми крылышками над клонящимися к земле колокольчиками, и пахнет чем-то до боли знакомым, но неизвестным.
Спустя несколько минут ходьбы вдалеке показывается дом. Он выглядит всё так же, как в детстве: то же широкое крыльцо, отворённые деревянные окна, на узких подоконниках за которыми непременно стоят цветы, небольшие пристройки для домашних птиц и мамин огородик на заднем дворе. И ощущение такое, словно время отмоталось на несколько лет назад, когда не было ещё знания шумного города и привычки пить кофе по утрам. Феликс вдыхает полной грудью и шагает навстречу своим воспоминаниям.
