— Чем ты занимаешься? — спрашивает Хёнджин. Они оба потеряли счёт времени, пока шли. Ночь словно полностью окутала и поглотила их существование, поэтому следить за временем просто нет смысла. По крайней мере, пока не взошло солнце.
— Пока что учусь просто. Оканчиваю университет, — непринуждённо отвечает Феликс, пиная под ногами какой-то камушек.
— Нравится?
— Терпимо… — парень пожимает плечами. На самом деле он понятия не имеет, нравится ли ему учёба на своём факультете, как и не уверен в том, чем будет заниматься в будущем. Это даже немного пугает. — Ну, пойдёт, я имею в виду.
— Я понял.
В высокой траве стрекочут сверчки. На небе тускло мерцают звёзды. Феликс суёт руки в карманы своей куртки и не понимает, как Хёнджин до сих пор не мёрзнет. Может, ему нравится холод? Зачем тогда плащ? Может, он мазохист и ему нравится причинять себе вред? Хотя последнее, наверное, вряд ли.
С каждым наступлением тишины Феликс не упускает возможности погрузиться в свои мысли. Непонятно зачем, там уже всё на три тысячи раз передумано и переверчено. Во время всего пути он был инициатором каждого разговора, пытался найти тему, которую можно ненавязчиво обсудить, чтобы не смущать ни Хвана, ни себя самого, но в этот раз, Хёнджин начинает говорить первым.
— Ночь — одно из самых прекрасных явлений на Земле, ты так не думаешь? — мечтательно произносит он. По правде говоря, Феликс вообще не думает о ночах или днях, это ведь всего лишь время суток. Что в этом может быть интересного? Но чтобы не ломать чужую иллюзию отвечает:
— Да, наверное.
— Иногда я поражаюсь тому, как бывает красива природа, — парень вдыхает полной грудью. — В любом её проявлении. Если бы я мог наблюдать за цунами вживую и при этом не умереть, я бы согласился, не раздумывая.
— Цунами? Звучит несколько эгоистично.
— Почему? — с искренним непониманием интересуется Хёнджин. Даже как-то по-детски наивно, так что Феликсу не хочется рушить его мечты.
— Это ведь очень опасно. Если не пострадаешь один ты, то пострадают другие, их дома и семьи, — перечисляет тот и видит, как Хёнджин почти глаза закатывает, отворачиваясь. Нет, ну правда, настоящий ребёнок.
