Если буду нужен, я здесь. Юлия Резник 🤍

12

ГЛАВА 12
Эта женщина в нем звучит как удары гонга,
Как мелодия бури, не умолкает.
Эта женщина в нем растет быстрее ребенка.
Набирается сил, поднимается, расцветает...
«Эта женщина. Pt.2» Артем Михаенкин

Назар
Честно? Я просто в ахуе.
– И что бы это дало? – ору на весь пляж. – Может, ты бы перестала вздрагивать каждый раз, когда я тебя касаюсь? – меня срывает к чертям. Горькая насмешка в ее голосе проникает в грудь снайперским выстрелом.
– Может, и перестала бы, – не в пример мне тихо и устало отвечает Ла-ла-ла, – но мы же этого никогда теперь не узнаем, правда?
Это почти шепот. Мне приходится, напрягаясь, читать ответ по губам. Воспаленным, будто она с кем-то долго сосалась, или... кому-то отсасывала. Но нет. Губы, как и нос, распухли от слез, которым я стал причиной. Все-таки женщины удивительно парадоксальные существа. Я ж ей на хрен не нужен, это ясно, как божий день. Но стоит мне отойти, натянув поводок – все! Конец света. Истерика. А ведь ей правда больно. Ляльке моей... Она врать не умеет, хотя врет постоянно. Да и чувствую я ее боль. Она вокруг нас кружит в воздухе, который я яростно вдыхаю, потому что самого, мать его так, колотит, и в легких коллапс.
– Пойдем к машине, Лала. Дома поговорим.
– Что значит дома? Детское время! Я собираюсь повеселиться. С Анто...
Договорить ей не позволяю. Ведь придушу же, если закончит, ну! Подхватываю на руки и, увязая в песке, решительно шагаю вперёд. Ненавязчиво так намекая, что этой дурочке лучше заткнуться, прижимаю ее лицо к своей шее. А она в ответ со всей дури меня кусает! Шиплю. Член в штанах дергается. Я, кажется, до того в ней увяз, что мне в кайф любая ее эмоция. Хотя, конечно, осадить Лалу тоже хочется. И в ответ покусать, чтобы она навсегда усвоила, кто из нас двоих хищник. Но я гашу в себе эти порывы, ласково прикусывая кромку ушка:
– Ведьма.
– Шлюхан! Ненавижу! Я ненавижу тебя, понял?!
Кажется, в ней сейчас говорит кавказская кровь. Ну, или юношеский максимализм. Или это пресловутое «сам не гам, но другому не дам». Да похер.
Ставлю Лалу на землю, открываю дверь и, нажав ей на макушку ладонью, силой заталкиваю в салон. Пусть остынет.
– Жестко ты с ней, – усмехается Антон, протягивая Лалкины босоножки. В ответ молчу.
Я лет десять уже не курю, с тех пор, как завязал со всей запрещенкой, решив по-новому себя пересобрать. И никогда не жалел о том своем решении. Я и сейчас не жалею. Но затянуться хочется до легкой тянущей боли в затылке. Шарю по карманам. Достаю спички. Засовываю одну в рот.
– Вы правда собирались где-нибудь затусить?
– Конечно. Я ж поэтому тебе позвонил, когда ее босую и зареванную увидел.
Сильным движением ладоней растираю заросшую морду.
– Ладно, проехали. Эта ж кого хочешь из себя выведет.
– А ты когда со шлюхами зажигал, на какую-то другую реакцию рассчитывал?
– Ну, ты давай мне еще лекцию прочитай! О пользе воздержания.
– Тебе по этому вопросу, кажется, жена все четенько разложила.
Спичка в зубах распадается на волокна. Да... Лала разложила так, что не подкопаться. Чувствую себя пацаном, который облизывался на банку с вареньем, думая, что та на праздник отложена, а кто-то взял ее и сожрал. Вопрос «а че, так можно было?» долбит в голову. Выходит, это я все усложнял? Пойми – что у этой девочки в голове. А теперь что? Извиняться перед ней? Клянчить свое по праву? Так не в той я весовой, чтобы клянчить. Противно от одной мысли.
Тогда как? Завоевывать? Начинать заново? Менять свои жизненные устои, привычки. Подбирать какой-то новый формат.
– А тебе, как я посмотрю, ее ответ понравился.
– Ты сейчас на что-то намекаешь?
Ну вот. Опять... Опять я Тоху не по делу кусаю. Тогда как мне его благодарить надо. Непонятно ведь, что бы Лалка учудила, не тормозни он ее.
– Нет. Я уверен, что к моей жене ты не полезешь.
– К твоей жене, да. Но если ты ее не удержишь, я, Назар, ничего не обещаю. Не обессудь, брат, все по-честному.
– А вот за честность спасибо.
Выплевываю спичку прямо на тротуар. Тяну Дубине руку. Тот охотно ее пожимает. Ревниво ли мне? Да пипец как. Особенно учитывая, какая у него фора в виде Лалкиной глупой влюбленности. Нет, я ни в коем случае не умаляю ее чувств, но... Господи, она же совершенно его не знает! Что она там любит? Картинку? Это чувство не может быть глубоким по определению. Пока не может. А углубиться я им не позволю.
Обхожу капот, сажусь за руль. Лала рядышком затаилась, поджав под себя ноги. Молча трогаюсь. Домой добираемся быстро. Я гоню, да и здесь по прямой, без пробок.
Кто бы мне еще лет пять назад сказал, что мы с Дубиной, с которым всегда не разлей вода были, закусимся из-за мелкой сестры Марата? У кого-то там наверху определенно есть чувство юмора. Лалку я помню таким, знаете, пухляшом со скобками на зубах и густой айзерской монобровью. Сейчас ни лишнего веса, ни лишней растительности на ее теле нет. Ее абсолютно гладкие ноги я имею возможность лицезреть каждый божий день. Да и между ними она, помнится, изумительно гладкая.
Боги, зачем я об этом вспомнил?
– Ты куда?
– В душ.
Ладно. Смыть песок и грязь с растертых ног ей явно не помешает. Так можно и столбняк какой-нибудь схлопотать. Вода шумит долго. Хочется выпить, но я сейчас горяч и без горячительных. Да и опыт прошлых отношений подсказывает, что если все у тебя херово, не стоит искать спасения в допинге. Потом только хуже будет. Но это я сейчас такой умный. А в двадцать четыре... Господи, кажется, я перепробовал все способы саморазрушения. Хотел бы сказать, что всему виной была Марина, но нет. Это со мной изначально что-то было неладно, раз я полюбил настолько эксклюзивную дрянь. Догадывался ведь, что она при первой же возможности продаст себя подороже. Маринка, стерва, это, даже будучи в отношениях со мной, никогда не скрывала. А я, дурак, думал, вот разбогатею, заткну рот ее жадности, потешу комплексы, отлюблю, отогрею, и никуда она от меня не денется. Ну и лез, куда только можно, чтобы подзаработать. Не всегда даже в легал. Работал сутками, приеду домой (мы однушку снимали), а ее нет. А она в загуле. А она в коматозе. Сколько раз я ее пьяную отлавливал по всяким гадюшникам? Обдалбанную. Сколько скандалов было? Драк. Сколько раз я уходил, не вывозя этого дерьма? Сколько раз она возвращалась и обещала, что теперь будет по-другому? И как отчаянно в вечной любви клялась...
Не знаю, каким чудом мне удалось подсобрать деньжат на открытие своего первого бара. Маринка летала как на крыльях, возомнив себя хозяйкой. Что ты... Днем мы в четыре руки с ней красили стены, имитируя дорогостоящий ремонт, а ночами трахались до отключки. Казалось, жизнь наладилась. А потом я узнал, что Маришу трахает еще и мой партнер, с которым они меня благополучно и кинули. Ну и понеслось. Мой самолет вошел в крутое пике. Я все проебал. Вообще все, что было... Еще и с невыплаченным кредитом под бизнес остался. Полгода после ничего не помню. Потом как-то исхитрился, оттолкнулся от дна и вот, посмотрите, выплыл. С виду как новенький. Мертвый внутри.
Встряхиваюсь, отгоняя безрадостные воспоминания. Шум в ванной давно уже стих. Толкаю дверь. Лала вздрагивает, стоя у зеркала. Крем она наносила, что ли? Крем вообще нужен, когда тебе восемнадцать?
– Что ты так долго? Ногу ведь нужно обработать.
– Я сама справлюсь. Но за предложение спасибо.
– Это не предложение! Сядь, я посмотрю.
Садится. Спасибо теще с тестем за этот, блин, условный рефлекс. Лала может сколько угодно хорохориться, но вот такая она – настоящая. Послушная и ведомая... Эти качества в ней меня буквально размазывают. Беру одну маленькую ножку. Разглядываю узкую ступню. Касаюсь пальчиков с нежным педикюром. На косточке ранка. И где ремешок тер на щиколотке. Вот тебе и дизайнерская обувь, блин. Хочется, как в детстве, поцеловать, чтоб не болело. Трясет, так хочется.
Вскидываю взгляд и понимаю, что моя жена явно не придет в восторг, если я поддамся своим желаниям. Я ее видел всякой, но никогда – такой отстранённой. Между нами будто бетонная стена образовалась. Нет, я и раньше знал, что у кавказских женщин есть какой-то барьер, за который заходить позволено только самым близким, но лишь теперь понял, что в нашем с Лалой случае я тоже, оказывается, имел туда доступ. А теперь... теперь меня выдворили за пределы, сунув в руки охранный орден.
Мозги кипят. Руки делают свою работу – засыпают ранки банеоцином. Ранки проще залечить, чем уязвленное женское самолюбие. Особенно когда эта женщина настолько отстранена, да. Что с этим делать? Не трогать и дать отболеть? Или же сломить девочку под себя. Чтобы ей всякая дурь больше не лезла в голову. А мне рядом с ней дурь в голову не полезет точно. Мне одной ее за глаза хватит.
Спешу? Вероятно. Но ничего не могу с собой поделать. Не готов я, как оказалось, отойти на обочину ее жизни. Мне и раньше этой девочки мало было. А теперь – совсем капец. Я загнусь, если она не перестанет меня морозить своим равнодушием. Мне нужно зафиксироваться рядом с ней. Хоть как-то. Надо. И все.
– Не было бы у меня ничего с этой блядью, – шепчу я, двигаясь вверх от ее тонких щиколоток по ногам, к запаху на халате.
– Мне все равно.
– Так все равно, что ты чуть глаза мне не выцарапала? Ну да.
– Назар, ты не в себе? – бьет меня по рукам.
– Влюбилась? Так и признайся.
Чушь? Да! Но мне надо раскачать ее, вывести на эмоции.
– Я? Влюбилась? В тебя? По-моему, лечить из нас двоих нужно не меня.
Это нормально вообще – кайфовать от того, что тебя бортуют? О, да... Чтоб заслужить эту девочку, надо постараться. Это тебе не шлюхи, не охотницы за женихом побогаче. Такие на тебя обращают внимание лишь после тщательной проверки качества «упаковки». «Какие, говоришь, обороты у бизнеса?» – стандартный вопрос от барышни поумней. «Вау! Это твой Кадиллак?» – от девицы попроще. А дальше ступор, и, как в мультике, в глазах прокручивается знак доллара. Звенит, открываясь, касса. Бум! Оплачено.
– Влюбилась-влюбилась... Весь день сегодня напрашивалась.
– Н-на что? – глаза Лалы широко распахиваются.
– Предъявы мне кидала всякие. Что я ничего не делаю. Это вместо того, чтобы поблагодарить меня за доброту и терпение.
Как я и думал, мои нахальные заявления вводят Лалу в конкретный ступор. Я без всякого сопротивления прижимаюсь губами к ее округлой коленке. Веду носом выше... Распахивая сильней полы халата.
– Н-немедленно прекрати. Тебе ничего не обломится.
– Ладно, – соглашаюсь легко. – Так уж и быть. Пусть будет все для тебя.
– Мне от тебя ничего не надо!
– Ла-ла-ла, – парирую я, закатив глаза.
– Это будет насилием!
– Это? – поднимаю ее ножку, целую ранку, как хотел, и всасываю в рот большой палец. – Или, может, это... – опять веду носом вверх по икре, вдыхая невозможно будоражащий аромат. Почему я сразу так не сделал? Ну, не понравилось бы ей, что б я – не остановился? Может быть, и не смог бы... Да.
– Н-назар, перестань. Ты меня пугаешь. Правда.
– Тебя не я пугаю, лялька, ты трусишь, что тебе со мною понравится.
– Нет! – с силой сжимает между бедрами мою нахальную руку.
– Нет? Проверим?
Да. Это то, что называется «взять на понт». С взрослой женщиной этот прием ни за что не сработал бы. Но Лала совсем девчонка. Ей не хватает мудрости принять тот факт, что некоторые партии лучше проигрывать.
Я с усилием веду рукой выше, и... она поддается. Боже мой. Бо-же... мой... Мягкая, влажная. Очень пугливая.
– И ничего я не боюсь! – задирает нос.
– А нечего бояться, кукла. Сегодня все для тебя, помнишь? – не отводя взгляда, большим пальцем массирую бугорок клитора. У Лалы закатываются глаза и поджимаются пальчики на ногах. Даже просто наблюдать за ней – кайф. Я хотел ее эмоций? Вот они. Сладкие...
– Хочешь полетать? Как в наш первый раз? Хочешь?
Ее дыхание сбивается. Хотя она и до этого дышала неровно. Заводят детку разговоры? Меня тоже, Лала... Меня тоже. Прижимаюсь к внутренней стороне бедра щекой. Она дергается. Девочка у меня нежная, а я колючий. Трусь, глядя в ее глаза.
– Смотри, какая ты чувствительная. Кайф, да?
Да. Я ничего красивей не видел. Ее – расхристанной, с откинутой на спинку кресла головой. В волосах, что укрывают покрывалом. Меня штормит. У меня все внутри сводит, и искры перед глазами вспыхивают. Я мечтаю, как доберусь до нее и оттрахаю, как хочется, заставляя ее кричать. А пока...
– Выбирай. Пальцами или ртом? – неожиданно даже для себя предлагаю я. Никогда не был особенным поклонником куни, скорее даже, напротив. А тут слюни текут, так ей отлизать хочется. Потому что это будет вкусно. Но я же, мать его, решил двигаться вперед постепенно! А она упрямо молчит. Я медленно ввожу один палец внутрь, где так тесно, что больше и не надо. Лала кончает неожиданно громко и сильно. Дрожит в моих руках. И я дрожу, хоть и не кончил. Меня колбасит чувство собственничества. Чуть сгибаю палец внутри. Будто ловлю ее на крючок. Никому не отдам. Никогда. Мое...
– Не понравилось? – шепчу ласково.
– Нет.
– Я так и подумал.