Хунхун-эр развернулся и уткнулся лицом в грудь Се Ляня, разразившись безумными стенаниями.
Он кричал без слов, без смысла, это даже на плач не походило, но у слушателей волосы вставали дыбом. Не видя плакавшего, можно было решить, что то был гневный вопль взрослого человека на пороге безумия или же предсмертный крик небольшого животного, которому перерезали горло — будто лишь смерть могла избавить его от страданий. Кто угодно мог издать такой вопль, но только это не должен был быть десятилетний мальчик. Поэтому случившееся потрясло всех.
Советник, вновь обретя дар речи, произнёс:
— Я говорю правду, лучше вам его отпустить.
Фэн Синь тоже лишь сейчас пришёл в себя:
— Ваше Высочество! Скорее, отпустите его, берегитесь, как бы... — но в итоге он так и не нашёл в себе сил договорить.
Се Лянь ответил:
— Всё в порядке.
Чжу-шисюн, который очень беспокоился о безопасности принца, да ещё увидел, что Хунхун-эр вымазал белые одеяния Се Ляня кровью, слезами и соплями, подошёл и попытался увести мальчика, говоря:
— Малыш, так никуда не годится!
Но чем сильнее монах тянул мальчика, тем громче тот кричал, крепче прижимаясь к принцу руками и ногами, под страхом смерти не желая отпускать. Даже четыре человека, пришедшие на подмогу, не смогли его оттащить, эффект вышел обратным — ребёнок, словно маленькая обезьянка, повис на Се Ляне. Принц посчитал ситуацию очень смешной, и в то же время ужасно жалел мальчишку. Одной рукой поддерживая ребёнка, он погладил его по хрупкой спине, пытаясь успокоить. А другую руку поднял со словами:
— Оставьте. Не стоит беспокоиться, пусть будет так.
Спустя некоторое время принц почувствовал, что ребёнок у него в объятьях перестал всхлипывать и постепенно притих, тогда Се Лянь тихо обратился к остальным:
— Во время пожара во дворце больше никто не пострадал?
Му Цин ответил:
— Нет. Внутри остались только мы втроём.
Поскольку дворец превратился в разрушенное здание с обожжёнными стенами, Се Лянь, разумеется, не мог здесь оставаться.
Убедившись, что сгорело лишь здание, а люди не пострадали, сбежавшиеся монахи принялись прибираться на пожарище, искать испорченные золотые украшения и почерневшие драгоценные камни, безгранично сокрушаясь. Се Лянь, впрочем, об этом не печалился.
