Искры Последнего Лета

Глава 19. Индюк о куриных перьях

Не секрет, что божественным сущностям со времен создания мира истинный облик дарован таким, каким и не узреть его ни смертному, ни познавшему бессмертие мужу. Населяют Правь божества как женские, так и мужеские, вот только далеко то деление от воплощений, даруемых душам Явью. Нету в чертогах высших ни распрей, ни споров досужих, что средь рода людского кочуют, да место каждому по рождению лишь одно отводят. Нет никого сильнее Родовых дщерей, как и нет никого покладистей младшего сына Лады. Облик не есть содержание внутреннее, однако ж, в людской мир решивши наведаться, каждый его обителей мудрость помнит – по одежке встречают они гостей, а стало быть, и личина, что сущность собой словно полог цветастый кроет, должна быть с умом подобрана.

Обладая не снящейся ни светлым духам, ни нави всяческой в более не беспокоящих их разумы снах силою, имеют право боги по собственному разумению выбирать себе облик, что все чаще, впрочем, имел черты их исконному лику близкие. Однако же были и те, кому во времена, не столь для теряющих времени счет отдаленные, приходилось менять облик свой едва ли не каждый второй али третий десяток. Были то времена посажения во главе общин и городов древних небесных наместников, что первым богам дочерями да сынами родными являлись. Иные из них роль жрецов во храмах родителей и своих исполняли, время от времени собой же во лике другом сменяясь.

Впрочем, прошли те времена. На место наместников смертные сели мужи, а лица мелькавших в толпе посланников редких уж никто и не вспомнит с пришествием лет, коли б те и решили спустится к земле поднебесной.

Приходилось Лелю и прежде обличье свое менять да на празднествах матери храма роль жрицы весенней играть, оттого как одни только девы могли ко служителям Лады иметь отношенье. Вот только забросил он это дело. С нескрываемой, впрочем, радостью. Не было сил у бывшего бога, до духа низложенного, ни на храмы свои, ни на празднества, ни на облика смену, исконно ему дарованного. Одними лишь искрами мог сыпать дух, чьи угодья любовной страстью зовутся, в сердцах человеческих ту зажигая в ожиданье, что брат его младший на веки и жизни скрепит.

Сейчас же, шествуя под руку с обряженным в такой же насыщенно плотный красный, как и цветы шиповника в его светлых, словно рассветное солнце, волосах, кафтан Полелем, по не слишком хорошо освещенному коридору княжеского дворца, старший из братьев виделся охраняющим покой своего государя дружинникам никем иным, как молодой, звонкой как весенняя капель девицей, чья, не меньше напоминающая играющий в колосьях пшеницы солнечный свет, длинная коса то и дело то перебрасывалась оной на небольшую, по меркам местных, грудь, то вновь оказывалась за спиной, доходя до скрываемых довольно широким для нее одеянием бедер. Последнее, впрочем, несмотря на некоторую зависть богатым одеждам брата, было Лелю лишь на руку – его холодные голубые глаза, теперь, принадлежа миловидному, хоть и деланно отстраненному девичьему личику, казалось, совершенно не жгли призрением любого, кто осмеливался задержать свой взгляд на новой гостье князя, а лишь разжигали в них больший интерес к загадочной особе, коею князь лично пригласил отобедать вместе едва ли не наедине, если не считать прибывшего ранее жреца.