44. Мало и хоть отбавляй

58 7 0
                                    

«Прости, Елисей».

Не знаю, почему мне приснились эти слова. Не ведаю, что они должны были значить, но когда просыпаюсь с утра, мой подёрнутый маревом снов рассудок отчего-то уверен, что я очнусь связанным, с гнойными синяками и рассечёнными в кровь губами. Где-то, где даже воздуха мало — в каменной, беспросветной, сырой темнице, каких никогда в жизни не видел, но решил, что именно в них разбирают по косточкам своих врагов короли и императрицы.

«Прости, Елисей».

Прости, сегодня ты наконец попался в капкан вероломных шаманов. Тебе никогда не стать одним из нас, потому что нам ты не ровня. «Единственное, что Лоретто может в тебе полюбить — твоя смерть», — напоминает Марисела, шипя мне на ухо и хохоча.

Неужели ты до сих пор не уразумел, что тебя приютили под крылом нашей опеки лишь для того, чтобы в судный час отдать на растерзанье древним демонам в мантиях, и выбора у тебя здесь не будет? Твою судьбу давно расписали. Ты пешка в игре, где победа — власть, а проигрыш — гибель. Ты попался на удочку обольщений и ласки, как слепой червячок; теперь твой дом горит, а родные стоят на коленях в ожидании казни, пока ты грезишь о высокопарной любви. «Наивный глупец, Монтехо, ха! Как и все его предки, падок на чужую красу, потому что своей не имеет, ха-ха!» Что ж... такова твоя доля, значит. Карма. Твой фатальный талант.

«Прости, Елисей».

Ужас пропитывает сердце под рёбрами до того, как я успею окончательно проснуться. Рука сжимается в кулак, чтобы биться за жизнь.

— Еля! Твою ж... Ты первым делом с утра собрался мне кусок кожи содрать? — Лореттов голос с завидной смелостью продирается сквозь пелену едких снов. — Очень любвеобильно, спасибо. Будешь так щипаться, я пну тебя, полетишь на пол, где до сих пор валяется презерватив.

Распахнув веки, — ойкнув и наморщившись от полоснувшегося по глазам в тот же миг света зари, — я понимаю, что предали меня пока лишь сновидения.

Я в своей комнате. На кровати. Без ссадин, синяков и демонов. Ло лежит рядом и глядит на меня с удивлённо-обеспокоенным укором в своих пронзительных, но бессменно добрых зрачках. Утро раннее, солнечное и безмятежное, и только моя рука, вцепившаяся в бок куратора, стискивает кожу до дьявольски красных отметин.

Будь мы богами...Место, где живут истории. Откройте их для себя