московский андергрдаунд | виларья

часть пятая. о некоторых особенностях обучения в университете

даша всегда знала, что грызть гранит науки тяжело, долго и мучительно. от него крошатся зубы, ломается психика и болит голова. он невкусный и хрустит, как песок. знала, и всё равно упорно его грызла.

в школе было особенно тускло. она всё время бежала за выдуманными достижениями виолетты, пытаясь оправдать ожидания матери и самой себя. она зубрила уроки, ходила к репетиторам, плакала над учебниками и четвёрками, ездила на олимпиады и почти ни с кем из сверстников не общалась.

в универе стало получше. там, избавившись от контроля, прошлого, удушающего маленького городка, она задышала полной грудью. конечно, первый год оставшиеся в глубине сознания модели поведения продолжали её мучать, когда даша не видела себя в первых местах конкурсов, научных конференций и прочих, непостижимых умами простых обывателей, списков. но пара знакомств с бездельниками и разгильдяями, правильная компания, которой в меру наплевать на учёбу, и новый девиз «жизнь — лафа для всех студентов, когда есть сорок процентов», сделали своё дело. ко второму семестру второго курса дашу хоть слегка, но отпустило.

запах перемен почувствовался ещё на первой паре, когда профессор — высокий старик с идеальной выправкой плеч, густой седой бородой и уложенными почти белыми волосами — написал на доске тему неразборчивым почерком, осмотрел аудиторию и сказал: «высшее образование мертво. учитесь сами». а потом сел, закинув ногу на ногу, развернул свежий выпуск санкт-петербургского курьера и погрузился в чтение.

даша смотрела на него, пытаясь понять, это шутка, какая-то проверка, или она действительно последние три года убивала свои нервы для того, чтобы её бросили один на один с большим и непонятным университетом. слёзы уже скапливались в глазах, когда её пихнул сидящий рядом парень.

— ты же даша, да? — спросил он, наклонившись к самому уху. она кивнула и запоздало пожала протянутую руку. — я даня. кашин. ты в меня врезалась, когда заселялась в общагу, помнишь? я тебя ещё матом по уши обложил. ты, кстати, не злись на меня, я не всегда такой. просто не с той ноги тогда встал. ты как вообще, куришь?

она снова кивнула.

— пойдём, тягу дадим, а то у тебя лицо такое...

— какое? — даша его перебила и впервые посмотрела в глаза. большие, голубые, блестящие каким-то дьявольским огоньком из-под линз жёлтых очков. сам он больше напоминал человеческое воплощение слова «ураган». если бы дашу попросили нарисовать картинку для толкового словаря, она бы точно изобразила его — с торчащими короткими рыжими волосами, которые он то и дело трепал рукой, еле заметными веснушками, в большом старом свитере, косящем под что-то, во что одевался курт кобейн, прижатыми к голове ушами и еле заметной щелью между зубов, которую он старательно скрывал.