В клетке со зверем 3

12

Около двух недель меня держали в больнице, где я не спеша шла на поправку. Мое физическое состояние приходило в норму. Угроза выкидыша миновала, и плод нашей с Чоном любви с каждым днем креп. Но мое психическое здоровье вызывало у врачей опасения. Я перестала говорить. Сейчас я уже не помнила, как это было, но я словно разучилась произносить слова. Спать было страшно, потому что каждый раз, закрывая глаза, я видела перед собой бледные лица Минхо, Феликса и Чон Хосока. Но и когда бодрствовала, лучше не становилось. Я до мяса сгрызала ногти, потому что под ними видела запекшуюся кровь, и кричала при виде зеркала, боясь своего отражения.

Меня перевезли домой, когда истерики прекратились, но тогда я стала подобием овоща — молчаливая и равнодушная ко всему. Никакие уговоры домочадцев, ни лекарства, ни успокоительные не могли вернуть меня к жизни. Сутки напролет я проводила в спальне, боясь выйти из комнаты.

Но Чонгуку было еще хуже. Все его друзья погибли от руки чудовища — сначала Чимин, потом Феликс и Минхо, а я, его жена, была на грани сумасшествия. Как-то позже он признался: думал, что навсегда меня потерял. Он умолял меня поговорить с ним, просил прощения, что позволил меня похитить, клялся, что никто и никогда не причинит мне вред. Я не отвечала. До меня доходили слова мужа, но я не сознавала их значения, не могла почувствовать ни его страданий, ни любви. Даже ребенок, что рос у меня под сердцем, не мог пробудить меня из странной летаргии.

Потом Чонгук перебрался с работой в свой кабинет. Он больше не мог проводить со мной сутки напролет и должен был возвращаться к своей прежней жизни. Муж навещал меня в обед и приходил к ночи, но утром вновь оставлял одну. Обиды я не чувствовала, как и радости, когда он возвращался, моим извечным спутником стало безразличие ко всему.