День, когда погибла смерть

Глава 14

Еще один удар.
И еще.
Они слились в бесконечную, сплошную пытку. Глаза застилала розоватая пелена - смесь крови и адской боли.
Кандалы сковывали запястья и щиколотки.
Холодные, обескровленные пальцы впивались в ладони.
Его трясло. От очередного удара каждая мышца его тела натягивалась, словно струна гитары.
Но он молчал.
Челюсти сжаты настолько, что зубы сводило.
Ни. Малейшего. Звука. Ни. Слова.
Удары прекратились.
Он повис на одних руках.
Где-то отдаленно капала вода. Холод подземелья окутывал его своим пронизывающим до костей (некоторые из которых уже были сломаны) дыханием. Особенно это ощущалось на спине, горевшей от ударов раскаленными ветвями железного кустарника (особенный вид чрезвычайно прочного кустарника, походивший на железо по прочности. Если полить соляной кислотой, ветви могут раскалиться докрасна).
Сил еле хватало на то, чтобы оставаться в сознании.
Он чувствовал, как кровь громыхала в венах. Слышал биение сердца, отчаянно боровшегося за жизнь несмотря на внушительную кровопотерю.
Мысли путались. Их было слишком много даже для абсолютно невредимого человека.
- Как ощущения? - донеслось сзади.
Саша поморщился, еле приподнимая голову.
Из-за двух столбов, к которым наручниками был прикован парень, выплыл нечеткий силуэт в мантии. Слишком аккуратный и ухоженный для такого места, как подземелье министерской тюрьмы. Слишком раздражающе спокойный. Грегор Жордано. Последняя тварь и приспешник Висконси, а следовательно - мизинец на руке Жюли.
Где-то по каменному коридору между камерами прокатился отдалённый вопль боли такого же бедолаги, подвергаемого пыткам. Справедливости ради, такие негуманные методы были запрещены прошлым королем, однако смена власти влечет за собой непременный пересмотр ценностей.
В лицо ему брызнула холодная вода. Смыла кровь. И попадала в раны, начиная пощипывать их.
Выплевывая воду и пытаясь сморгнуть капли с глаз, Саша склонил голову. Пропитанные кровью, потом, а теперь еще и водой черные пряди липли к его лбу. Вода стекала по всему его телу, задерживаясь у ног и заставляя парня начать дрожать от заметно усилившегося холода. Саша запрокинул голову назад и, жадно хватая воздух, свирепо сверкнул глазами в темноте.
Бескровные губы Жордано дрогнули в ухмылке, он улыбнулся и, невозмутимо сложив руки на груди, пожал плечами.
- Твое право. Девятнадцать полных лет... выходец из семьи прославившейся служащей, грубо нарушившей основные законы обоих миров... яблоко от яблони, так у вас принято говорить? Не удивлён. Но, поверь, только в твоих силах изменить тенденцию быть вечными предателями, согласись.
- Иронично от вас это слышать. - Саша надтреснуто ухмыльнулся. Его улыбка походила на какую-то смесь оскала и искривления лица от боли. Верзила, вооруженный ветвями железного кустарника, замахнулся было для очередного удара, но спокойный жест Жордано остановил его, словно тот был дворовым псом, выполняющим трюки по приказу хозяина. В каком-то смысле такое сравнение вполне подходило.
- Ну-ну. - в свою очередь ухмыльнулся Жордано, покачиваясь на каблуках начищенных до блеска армейских туфель (контрастно чистых по сравнению с окружающей его обстановкой), - На больных не обижаются, такую пословицу я тоже слышал от ваших.
- Ваши знания поражают. - безжизненно буркнул Саша, обессиленно повесив голову.
- Не льсти, тебе не идет. - одернул его мужчина, начиная движение вокруг столбов и осматривая раны парня с таким видом, будто перед ним был выдающийся предмет искусства, - Неприятно, согласись, никогда еще не встречался лично с ветвями железного кустарника?
- Поверьте, пройдет время, и вы тоже познакомитесь, я вам это гарантирую.
- Я наслышан про твою привычку давать обещания, которые ты не в силах выполнить, молю, освободи меня от обязанности снова их слушать. - скерцо этого голоса с хрипотцой безумно раздражало.
- Не сомневаюсь в вашей проницательности.... - парень шумно втянул воздух, когда острие кинжала мужчины уперлось в одну из пяти глубоких ран, пересекавших его спину. Перед глазами вспыхнуло белым. Стиснув зубы, Саша пытался утихомирить дыхание и сердцебиение. Сталь проникала в плоть, заставляя вязкую теплую кровь тихо струиться по спине.
- Ну что, тварь министерская, имей уважение говорить с теми, кто выше тебя по рангу. - зашипел мужчина, не убирая кинжал.
- Тварь министерская, Министерства уже как два месяца нет, если ты не в курсе. - свирепо зашептал Саша. Он мог бы прикусить язык. Но сейчас, когда он один на один со служащим в тюрьме Министерства, а его мозг воспалился от переизбытка адреналина, стремившегося заглушить адскую боль, инстинкт самосохранения замолчал.
Кинжал выскользнул из раны, и Саша смог мало-мальски нормально вдохнуть. Черноволосая голова поникла. Он прикрыл глаза. От каждого поворота головы та раскалывалась надвое, оставаться в сознании было физически невыносимо тяжело. Из-за его спины вновь выплыла фигура в черной мантии.
- Пойми, я не намерен пытать по сути детей. Однако война не щадит никого. В особенности тех, кто решился пойти против государства. Если не пойдешь на уступки и не скажешь, где заседает ваша верхушка вместе с Августом, я буду вынужден применить крайние меры.
- Даже если бы я знал. - отчеканил Саша, не поднимая головы. Его голос сочился презрением и раздражением от того, что был вынужден повторять одно и то же в который раз за минувший час... или больше.... он потерял счет времени, - Вам было бы проще убить меня. Я бы из принципа не сказал. - он ядовито ухмыльнулся, отчего раскроенное лицо вспыхнуло новой волной боли.
Жордано плюнул себе под ноги и, сделав один шаг, оказался прямо перед Сашей. Резко запрокинул его голову. Тот чуть поморщился.
- Меня радует, что тебя не пугает боль, - ладно, тут Саша соврал. Она пугала его. Так же, как и любого человека. Дело лишь в том, что за минувшие бесконечные минуты, проведенные в этом холодном подвале тюрьмы, реальность для него уже настолько сильно пропиталась ядом физических страданий, что любое изменение на этом фоне казалось попросту мизерным, - Но вот что будет, если тут вместо меня будет стоять девчонка? Вроде она не просто какая-то прохожая с улицы, я прав? А с девушками у нас... как ты сам наверняка догадываешься, разговор короткий. - его бескровные губы еле заметно дрогнули, хотя глаза оставались такими же холодными.
Саша молчал. Слова, всплывавшие в его сознании были недостаточно емкими, чтобы описать весь тот масштаб неохватной ненависти, которую он испытал в тот момент по отношению к мужчине, стоявшему перед ним. Служащим его язык не поворачивался назвать.
- Какая у нас справедливая власть, однако. - процедил он в итоге, - схватить подростков, угрожать одному изнасилованием и забить до полусмерти другого, чтобы выпытать информацию, о которой им попросту не положено знать.... браво, марцелл, прекрасная работа. Уверен, Висконси, которому ты.... - четкий удар в челюсть. Более или менее придя в себя, парень плюнул кровью, скопившейся во рту, в лицо мужчине. Тот отшатнулся, будто на кожу попал яд.
Адски кружилась голова.
Сказать, что ему было плохо - ничего не сказать.
Реальность для него раскололась надвое.
Он не помнил, как его сняли с этого пародия на дыбу. Не помнил, как доволокли до камеры. Не помнил, как рухнул на холодный каменный пол, на котором даже соломы не было. Не помнил, что было дальше.
Свет сюда не проникал. Он понятия не имел, какое было время суток, но интуиция подсказывала, что в районе пяти или шести вечера. Первый день, проведенный в темнице Министерства, превратившегося в оружие против народа.
Он уснул.
Или потерял сознание.
Он был вымотан, голоден и грезил о том, чтобы простая тюремная сорочка, которую ему накинули на плечи, перестала липнуть к открытой плоти. Отвратительное чувство. И сделать он ничего не мог. Любое движение отдавалось очередной вспышкой боли, руки были связаны.
Найдя силы на то, чтобы хотя бы поддерживать себя в сознании, он, опираясь на локти, сумел полу сесть, головой опершись на угол своей камеры. Его била крупная дрожь. То ли от холода, то ли от минувшей боли. Только позже он поймет, что ран на спине было всего пять, а на лице разбит только нос, бровь, щека и верхняя губа. И трещины в паре ребер. Однако действие железного кустарника лишь усиливало ощущение боли, поэтому определить точное количество травм, сидя в этой промозглой темнице, парень попросту не мог.
Время тянулось вязкой субстанцией. Когда организм более или менее свыкся с ощущением перманентной боли, мозг начал потихоньку соображать.
Кристина. Где она? Где все?
Нет, пожалуй, пока что его интересовала только ее судьба. Где ее держат? Слова Жордано были блефом или.... он отмел этот вариант. По крайней мере старался не думать об этом. Если даже они окажутся не блефом... он готов был поклясться, он лично будет ответственен за всю строгость наказания, которую понесут виновные. Висконси и Жордано в частности. Мысль о том, что прямо сейчас девушка проходит через то же, что и он некоторое время назад, пугала, заставляла и без того обескровленные пальцы похолодеть еще сильнее. Но самой болезненной была рана где-то в районе ребер, открывавшаяся и начинавшая кровоточить при одной мысли о том, что девушка прямо сейчас висит на этой проклятой дыбе, а вокруг нее нарезает круги кто-то вроде Жордано или того хуже.
Где все? Где Илья? Агата? Почему их не было там...? Сумели ли они спастись? Тогда, сидя в непроглядной темени подземелья, Саша впервые ощутил эту небывалую тоску. Тоску по прежней жизни. Тоску по тем, кто остался «снаружи» темницы. В венах смешалась горечь то того, что он оказался пойман и тоска по друзьям. Как они? Вот бы они пришли за ними. Слишком трудозатратно, но эта мысль была единственной надеждой на спасение, так что парень так отчаянно хватался за нее, что боялся переломить. Несколько раз за то бесконечное время, когда для него началась еще одна пытка: встреча с собственными мыслями в гробовой тишине подземелья, Сашу посещала страшная мысль. Он вновь начинал чувствовать себя совершенно беспомощным мальчишкой, которого волей судьбы забросило в самый центр смертоносного механизма политики. И никого рядом. Горькие, обжигающие все внутри, подобно кислоте, слезы так и оставались в горле, не находя сил выйти.
Он не помнил, когда в последний раз чувствовал такую же беспомощность, как и тогда.
Вероятно, после смерти родителей.
И вот, сейчас, семь лет спустя, он снова понятия не имел, что будет дальше.

Из полузабытья его выдернули тяжелые шаги по каменному полу. Шел конвой. Вел кого-то. В темноте за решеткой скользнули несколько силуэтов. Саша узнал один. Он оторвал голову от стены и, когда конвоиры скрылись из виду, проговорил:
- Крис? Это ты? - его голос казался контрастно громким по сравнению с гробовой тишиной подземелья.
- Саша? - донеслось в итоге из-за глухой стены, разделявшей камеры. Голос девушки был тихим, чуть дрожащим... но таким родным. Услышав его, парень невольно выдохнул. Осознание того, что он был среди всего этого ужаса тюрьмы не один, успокаивало, согревало... как же он скучал по этому голосу, сам не осознавая этого. Зеленые глаза вперились в стену между камерами, будто на ее месте была та, кому принадлежал голос, - О, Боже, это ты... - она перешла на громкий шепот, который стал ближе. Видимо, она тоже придвинулась к стене, - Как ты? Что они с тобой делали? - шептала она.
Пальцы девушки скользнули по грубому камню, будто это была щека того, от кого в воздухе подземелья остался только голос, словно древнегреческая бестелесная Эхо, потерявшая свое обличие.
- Да так... - Саша пожал плечами, отметив, что раны от ветвей железного кустарника перестали так саднить, и адская боль сменилась легким недомоганием, - Поговорили. А с тобой? - тут же спросил он.
Девушка молчала. Слишком долго. Настолько долго, что Саша невольно отстранился от стены и недоуменно покосился на нее, словно это было лицо Кристины.
- Крис? Ты еще тут?
- Ага...
- Что они с тобой делали? Чем дольше ты молчишь, тем хуже у меня догадки.
- Тоже поговорили. Я врезала одному... жестко. Коленом. Поэтому меня быстро отправили сюда. - она слабо улыбнулась. Теперь замолчал Саша, - А ты чего молчишь?
- Думаю, насколько ты крутая. - донесся из-за стены его слабый голос.
- Спасибо. Я слышала.... - улыбка сошла с ее губ через пару мгновений. Она все еще сидела лицом к каменной стене, к другой стороне которой прислонился Саша, - Они говорили про нашу казнь.
- Пф... - вырвалось у Саши, - Когда?
- Завтра утром.
- Замечательно. - хмыкнул Саша.
Кристина прикусила губу, вновь приложив ладонь к стене. Ее сердце съежилось настолько, что казалось, его сжали стальные тиски. Они не могли погибнуть вот так. Семья, университет, лето, жизнь, бьющая ключом там, на свободе. Если вдуматься, все это казалось таким абсурдным: она, студентка художественного университета, сейчас сидит в подземелье в параллельном мире, ожидая своей казни, которой суждено случиться завтра на рассвете... Так абсурдно и одновременно так страшно.
Тогда, два года назад, она шла на смерть как бы не раздумывая. Это казалось таким простым, таким естественным, что, вспоминая это сейчас, девушка невольно поражалась, как удивительно работало ее подсознание, не задававшее ни единого вопроса в тот момент. Понятно, что двигало ей тогда, она не могла позволить Саше умереть и готова была поклясться: сделала бы и сейчас точно так же. В такие моменты открывалось ее нутро, готовое пойти на самопожертвование во имя сохранения жизни самого дорогого человека. Но... быть повешенной с клеймом предательницы на щеке. Это казалось таким бессмысленным, таким несправедливым... невольно в голове мелькала мысль: «как-то нелепо вот так умереть». В книгах этакие борцы за свободу вроде Жанны Д'Арк или декабристов выглядели куда героичнее их. На деле же... попросту человек, захваченный безжалостной системой, отрезанный от окружающего мира, как птица, закрытая жестокими детьми в узкой клетки. Ее стены давят на нее, вызывая бурю страха, гнева, отрицания в ее маленькой, но живой душе, которая так рвется наружу, царапаясь, раня себя, пробираясь через стальные прутья.
От мыслей о том, что семья может получить известия о ее смерти, Кристине стало не по себе. Ее плечи передернуло. Глаза обожгло, а горло обхватило раскаленными стальными щипцами. Она готова была вот-вот сорваться. Слезы подошли опасно близко. Они копились все то время войны и вот... они здесь в этом подвале... замученные до полусмерти и рисковавшие, как в самых паршивых историях о влюбленных «умереть в один день». Но было это вовсе не так романтично. Главное слово здесь - умереть. И умереть вот так, на глазах разъяренной кровожадной толпы, по сути ни за что... Кристина откровенно боялась.
- Саш... - прошептала она, - Я люблю тебя.
Саша молчал. Тишина с его стороны весила больше, чем груз, свалившийся на плечи Кристины от мыслей о столь скорой смерти.
- Ты меня слышишь? - прошептала она, отчаянно всматриваясь в стену перед собой. «Не бросай меня, прошу...» - мысленно взмолилась она. Вот оно. Это паршивое чувство. Оно преследовало десятилетнюю Кристину, когда мама в очередной раз напивалась. Чувство гнетущего одиночества и тотальной беспомощности. Чувство того, что она совсем одна... и именно от него всегда спасало присутствие Саши.
Послышалось копошение. Тихое, медленное, ему явно было больно двигаться.
- Просунь руку. - сдавленно прошептал он.
Кристина аккуратно просунула свою узкую ладонь в небольшое расстояние под решеткой и стеной в направлении камеры Саши. В кромешной темноте коридора его пальцы нашли ее ладонь. Обе руки были холодными, обе чуть дрожали, но все же их пальцы переплелись. Кристина невольно улыбнулась, вновь ощутив его прикосновение. Такое родное и такое успокаивающее.
- Я тебе обещаю... ладно, я хреново держу обещания, но в этот раз я постараюсь, - пылко зашептал он, прислонившись к стене и крепче сжав ладонь Кристины, - Мы не умрем завтра. Я клянусь. Я не знаю.... не знаю пока... как конкретно, но я не позволю этому случиться. По крайней мере не здесь, не сейчас и точно не так, как нам обещал этот говнюк Висконси, ты меня слышишь?
- Ага. - донеслось со стороны Кристины.
- Вот и славно. Надо думать над планом, времени у нас не так много. - он убрал ладонь, мягко скользнув кончиками пальцев по остававшейся мягкой коже.
- Саш. - вновь окликнула его Кристина, чуть помедлив, когда парень уже вернулся в свой угол.
- М?
- Хотела спросить.... что ты тогда такого сказал Висконси, за что он поклялся тебя убить первым?
Саша ухмыльнулся, положив локти на согнутые колени.
- Назвал... нехорошим человеком. Запомни, может, пригодится когда-нибудь. Ли'эйнар.
- Ли'эйнар.
- Замечательно.
- А что конкретно это значит?
- Что-то среднее между развратник, растлитель и сукин сын. Только к мужчинам применяется.
- Спасибо, запомню. - Кристина тоже села в самый угол клетки и устало прикрыла глаза.

Стражник, облаченный в темно-коричневую мантию ровно шагал по узкому, плохо освещенному коридору, каменные стены которого, выложенные из неровных булыжников, стояли так близко друг к другу, что, казалось, готовы были схлопнуться. Свет небольших факелов по бокам мало-мальски позволял рассмотреть что-то перед собой, но стражник мог ориентироваться в этом лабиринте даже с закрытыми глазами.
Поворот, еще один и еще. Дверь. С тяжелым металлическим лязгом она распахнулась, впуская служащего в еще один коридор, который был чуть короче прежнего. Уже адаптировавшись к скудному освещению, стражник прошел вглубь помещения. Здесь было значительно холоднее и влажнее, чем в остальной части тюрьмы. Возможно, это потому, что камеры располагались на одной из самых низших точек всего здания.
Взгляд зацепился за какой-то странный объект. Темный мешок, лежавший в углу одной из камер. По запертому снаружи замку было очевидно, что мешок этот - никто иной как один из заключенных.
- Эй! - прикрикнул на него служащий и просунул в решетки стальную палку, которую носил с собой и как оружие, и как способ контактировать с заключенными через решетку, и ткнул ей спавшего. Тот не шелохнулся, - Подъем! - чуть громче повторил приказ служащий, - Вот же тварь... - процедил он.
Смерти заключенных были в этих стенах вещами обыденными, и процедура их изъятия была весьма незамысловатой. Конвойный отпер замок и прошел внутрь камеры.
Четкий удар в челюсть. Сдавленный стон. Все было проделано филигранно, так, как если бы орудовал человек обученный. Служащий, к примеру. Прошло меньше пары минут прежде, чем человек в темно-коричневой форме вышел из камеры и запер решетку. Прокручивая связку ключей на пальце, он приблизился к соседней камере и отпер ее.
Кристина уже ждала его. Саша ухмыльнулся.
- Дамы вперед.
Кристина соединила руки за спиной и вышла из камеры с таким видом, словно Саша и правда был сотрудником этой тюрьмы. Выглядел он так естественно в этой форме, что человек незнающий не заподозрил бы подмены. Незнающий, безусловно, не только о том, что парень не работал в министерской тюрьме, а еще и о том, что в этой самой тюрьме теперь сидел раздетый до белья конвоир.
Они зашагали к дверям, из которых только что появился тот, кто снабдил Сашу одеждой. Она, к слову, была достаточно свободной для юноши, и порой даже болталась, как на вешалке. Заключать служащего отдела безопасности под присмотр обычных тюремщиков было сомнительной идеей.
А еще сомнительной идеей был побег без четкого плана здания на руках. Поэтому Саша и Кристина рысцой бежали по одинаковым каменным грубым коридорам, петлявшим так, словно они пытались уйти от пуль. Было сыро. Воняло плесенью, кровью и сталью. Отвратительный запах. Босые ноги Кристины еле могли устоять на булыжниках, которыми был вымощен пол, и пальцы очень быстро стерлись почти до крови. Она не думала об этом. Все мысли ее были сконцентрированы на одном. На побеге и сладостном слове «свобода». Такой реальной и недостижимой казалась она в тот решающий момент, когда парочка бежала по узкому коридору.
И выскочили они в коридор, похожий на тоннель. Народу здесь было побольше, а значит и риски возрастали в геометрической прогрессии. От количества темно-коричневых мантий в глазах рябело, лица служащих казались контрастно бледными по сравнению с формой. Они сновали туда-сюда, сжимали в руках папки документов, хрустальные шары или просто задумчиво теребили бестелесный бледный дымок, вившийся вокруг их пальцев.
Одним словом, жизнь здесь кипела, пусть голосов почти не было слышно. Кристина вся вытянулась, словно тетива лука. Ей казалось, что каждая пара этих холодных, решительных и бездушных глаз обязательно смотрит на нее.
Дышать становилось тяжело. Возможно, виной тому была пробежка по коридору, но сердце Кристины колотилось как бешеное, когда они миновали очередную группу людей в коричневой форме. Она начинала паниковать.
Стены были удивительно одинаковыми на всем их пути, люди выглядели спокойными, но Кристина легко могла почувствовать их враждебность. Каждый из этих служащих в коричневой форме - убийца. Так или иначе он согласился со своей ролью в этой жуткой государственной машине, а это автоматически разверзало бездонную пропасть между оппозицией, к которой Кристина относила себя, и ними.
- Боевая тревога! Побег заключенных! - разнесся по коридору низкий мужской голос, рикошетя от пологих стен.
На секунду вся эта людская река, по течению которой плыли Саша и Кристина, замерла, начав недоуменно переглядываться. Кристина чувствовала, как напряжен был Саша, стоявший за ее спиной. Мозг начинал лихорадочно соображать. Что делать? Нужно бежать. Тогда они привлекут внимание. Так или иначе они его привлекут, это вопрос времени. На секунду в голове Кристины мелькнула мысль: лучше бы они все это не затевали. Лучше бы просто отсиделись, чем зачем-то вылезли сюда, на всеобщее обозрение. Поблизости даже кабинетов не было, чтобы спрятаться.
Саша ускорился. Единственным возможным способом уйти от лишних глаз была лестница. Он не знал плана этого здания, полагаясь лишь на какие-то внутренние догадки и интуицию. Быстро подскочив к лестнице, они бросились вниз. И тут в их спину прилетело...
- Стоять! Шеф, они здесь!
Саша выругался себе под нос. Они перешли на бег. Налетели на толпу людей в коричневых мантиях. Растолкав ее, вылетели в еще один коридор. Свернули. Новый коридор. Все похожи, как один.
Дверь. Не имея плана в голове, они юркнули в нее.
Оба тяжело дышали. Кристина откинула светлые пряди со лба.
- Какие планы, шеф?
Это была какая-то подсобка. Места здесь было всего ничего, экономили даже на свете, поэтому лица Саши Кристина увидеть не могла. Ее слух уловил его сбивчивый голос, изрешеченный тяжелым дыханием:
- Нужно выяснить план здания. Я понятия не имею, где выход.
Послышался звук защелкивания пистолетного магазина, который Саша потрудился забрать у конвойного. Пока все вполне себе хорошо, тот факт, что их побег вскрылся, всегда оставался лишь вопросом времени.

Они бежали по очередному коридору. Худшим кошмаром Кристины были лестничные пролеты - открытые простреливаемые пространства. Удивительно, но в этот момент девушка чувствовала себя гораздо спокойнее, чем пятнадцать минут назад. Разум превратился в кристально чистый, холодный кусочек льда. Она мыслила четко, спокойно, взвешенно. Удивительно. Она бежит по зданию министерской тюрьмы фактически без оружия, за ее головой охотятся сотни охранников, но при этом ни для единого чувства тогда в сердце Кристины не нашлось бы места. Саша бежал впереди. Сосредоточенный взгляд зеленых глаз, пистолет наготове, собранный, всем своим видом он производил впечатление человека, полностью контролировавшего ситуацию. К сожалению, только производил впечатление.
Удар в спину.
Падение.
Следом упал он.
Пистолет с тихим скольжением прокатился по полу коридора.
Последней мыслью Кристины было: «Стыдно вот так просто проиграть».
Последним, что видел Саша был человек в темной мантии, стоявший в другом конце коридора.
Парализующее заклятие. Жертва обездвижена на несколько часов.
Дальше была лишь темнота забытия и одиночные камеры.