Чонгук
Пятнадцать лет назад
– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил.
Глядя на распятие, висевшее в крошечной, тускло освещенной кабинке исповедальни, я сделал вдох, глубоко втягивая в себя дым, пока красный огонек не дошел до конца сигареты, обжигая мне большой и указательный пальцы.
– Ты не смеешь молить о прощении, ибо ты погряз в грехе. Покайся, мерзкий ублюдок.
– Прояви хоть каплю уважения, следи за языком. В конце концов, мы в церкви.
Минхо рассмеялся по ту сторону темной кабинки.
– Ну, да, конечно. Ты только что выкурил толстенный косяк в исповедальне, а это я, оказывается, веду себя недостойно, употребив парочку крепких словечек.
Он был по-своему прав. Голова моя плыла, и я уже начинал чувствовать себя полностью расслабленным под воздействием «дури». Нашарив на полу остаток косяка, я сунул его еще теплым в карман.
– Пора делать ноги, – произнес Минхо.
– Мы же должны работать здесь до полудня.
– Да ну на хрен! Если отец Фрэнк спросит, где я, скажи, что я пошел домой дрочить. – С этими словами он с шумом захлопнул раздвижное деревянное окошко, разделяющее две половины исповедальни, через которое мы разговаривали, и вышел, хлопнув дверью.
У меня еще оставалось полчаса до того, как надо было идти отмечаться у отца Фрэнка, поэтому я устроился поудобнее, опершись спиной о стену, покрытую мягкой красной обивкой, в надежде вздремнуть. Кресло священника было чертовски удобным, наверное, чтобы компенсировать те часы, которые служители церкви каждую субботу проводили, выслушивая всякую чушь от прихожан. Я не мог представить, как святые отцы могли сидеть здесь всю свою жизнь. Я чуть на стенку не полез, проведя в церкви всего несколько субботних дней.
Недели три назад моя мать застала нас с Минхо, когда мы прогуливали школу. Это был выпускной год, и родители обычно спокойно воспринимали наши прогулы. Но не сам факт моего отсутствия в школе заставил благочестивую Чон Миен сорваться с катушек. Маму взбесило даже не то, что она застала меня в вдрызг пьяным с Пак Соен, когда она, полуголая, отсасывала у меня во дворе. Она заставила меня в течение месяца по субботам убираться в церкви Святого Киллиана именно из-за моего пристрастия к музыке. Родителям была ненавистна мысль о том, что я не собираюсь идти учиться в колледж, а потом работать в респектабельной инвестиционной компании, принадлежащей нашей семье и носящей ее имя.
Итак, меня приговорили к изнурительным общественным работам за то, что я хотел играть на барабанах и петь. После того как мать провела длительную беседу с отцом Фрэнком, он при любой возможности напоминал нам с Минхо, что музыка – недостойное занятие для мужчины. Слава богу, оставалась последняя неделя до окончания наказания.
Я уже начал клевать носом с закрытыми глазами, когда дверь исповедальни со скрипом отворилась. Я было решил, что это вернулся Минхо.
– Уже успел нагрешить, жалкий неудачник? – произнес я.
Но ответил мне определенно не Минхо. Голосок был тоненький, дрожащий и явно девчачий.
– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила.
Вот дерьмо.
За решетчатым окошком была девчонка, и она приняла меня за священника. По звуку ее голоса я определил, что ей было не больше десяти-одиннадцати лет.
И в каких же таких грехах эта мелкая еще собралась каяться?
Наверное, мне следовало открыть дверь исповедальни и уйти, пока она не начала выливать на меня свои темные секреты. Не наверное, а точно мне надо было удирать как можно скорее. Но… возможно, под воздействием забористой травки мне вдруг стало любопытно, что она расскажет этим дрожащим тоненьким голоском. А возможно, на меня просто нашло умопомрачение. Тем не менее, вместо того чтобы открыть дверь исповедальни и сбежать, я распахнул дверь в свое сознание, не подозревая, что это изменит мою жизнь навсегда.
– Продолжай, дитя мое, – произнес я. – Поведай мне о своих грехах.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Моя прекрасная ошибка
Teen FictionОн заметил, что я смотрю в его сторону, и принял это за флирт. Но я заявила, что он придурок, потому что, будучи женатым, переспал с моей подругой. Он заслужил эту тираду! Посмотрите только, какая насмешливая улыбка озарила его красивое лицо. Увы...