Тайный сын миллиардера

19

Глава 19
юля
— юля, постой!
Милохин вылез следом за мной из внедорожника и пытался застегнуть ширинку, которая не поддавалась его усердиям.
— Постой, куда пошла?
— В дом! Спать…
— Теперь спать ты будешь сладко, но могли бы и продолжить! — предложил с вызовом Милохин.
— Ах ты, гад! Ни за что!
— Тебе понравилось!
— И что? Это просто секс, ничего не значит!
— Не значит?! — рассвирепел даня. — Когда же ты признаешься, трусиха, что любишь меня не меньше, чем я тебя?! Чего ты боишься сейчас? Когда совсем не осталось тайн и недомолвок?
— У меня есть причины бояться тебя.
— Я уже извинился за ошибки прошлого и готов шагать дальше. Я не прошу тебя забыть про свои проколы, но и каждую секунду меня лицом в ошибку тыкать не стоит. Давай как взрослые поговорим? Хватит убегать от разговоров! — бросил вдогонку.
— Мне пора. Поговорим позднее!
«А еще лучше никогда!» — добавила мысленно, на ходу вытирая горячие слезы.
— Стой!
Милохин догнал меня у калитки и развернул.
— Трусы в машине забыла, — произнес напряженным голосом, сунул мне в руки какой-то влажный комок и распахнул калитку, с поклоном. — Может быть, мне стать кем-то, вроде Стефана? Вежливым донельзя и таким же скользким?
— Тебе лишь бы Стефана задеть! — произнесла я и ругнулась.
Внезапно мне пришла мысль, что поведение дани и наш интим стал лишь частью его плана, как задвинуть соперника на второй план и показать ему, что проиграл.
Стало совсем тускло на душе!
даня — игрок, ни один из брошенных ему вызовов не упустит. Он признался, что даже полетам на вертолете он обучился на спор. Мне не хотелось думать так о дане, совсем не хотелось. Стало самой неприятно, но я пожинала плоды своего поспешного решения снова сблизиться с даней.
Рано. Слишком рано… Поэтому плоды были несозревшие и горькие.
— Даже не думал о нем, когда был с тобой. Мне было слишком хорошо, чтобы думать о твоем боссе. Думал, что и тебе тоже со мной хорошо, но все, что ты делаешь сразу после нашей близости, обвиняешь меня в соблазнении и убегаешь! Потом начинаешь говорить о боссе. Зачем? Разве я хоть словом упомянул твою сестру? Она, кстати, тоже внезапно захотела семью! Теперь понимаю, почему, узнала о твоем приезде и активизировалась. Но разве я о ней вспомнил? Нет! Ни разу… Для меня все перестает иметь значение, когда мы рядом. Абсолютно! На все наплевать! Неужели у тебя не так? — спросил напористо. — Скажи!
— Уже слишком поздно для подобных разговор.
— В самый раз! — возразил даня. — А как ты хотела? Сама вызвала меня на «прогулку», сказала, что не хочешь останавливаться, а теперь сбегаешь?! Для меня это был как зеленый свет… Окончательный! А ты… Если разбрасываешься перед заведенными мужчинами подобными предложениями, стоит лучше обдумывать свои слова. Есть последствия для нас обоих. Смею надеяться, приятные. И не смей делать крайним сейчас только меня одного. Ты хотела этого не меньше меня, так давай не будем обвинять друг друга. Зачем? Нам так хорошо вдвоем…
— Я поспешила. Поторопилась…
— О, черт, — усмехнулся даня. — Давай проговорим твои триггеры!
— Тоже мне, психолог нашелся!
— Давай проговорим! — упрямо заявил Милохин. — Если тебе гарантий недостаточно, я хоть завтра на тебе женюсь и какой хочешь договор подпишу!
— Какой ты хитрый! — изумилась я. — Снова на брак намекаешь, но теперь уже под другим предлогом! Нет!
— Хорошо, — выдавил из себя миллиардер, нервно постукивая носком туфли по притоптанной земли. — Подождем. Ты должна подумать о том, что случилось. Только думая, не обманывай себя, пожалуйста. А еще… Еще подумай о том, что Мирослав Стефана недолюбливает, это о чем-то говорит. Дети людей чувствуют.
— Все было более-менее приемлемо, но в конце ты снова перешел на Стефана. Наверное, не можешь принять тот факт, что он сделал для меня большем, чем ты, и все эти годы был рядом.
— Да, мне тошно, что чужого мужика, причем скользкого, ты боготворишь, а меня отпинываешь. Я собираюсь тебе доказать, что лучше! Но есть ли смысл, когда твои глаза настолько зашорены?
Милохин прошел мимо меня во двор и открыл дверь дома:
— Марш в дом! — скомандовал. — Нечего с голой задницей разгуливать по ночным улицам…
Ох уж этот командный тон! И наглое выражение лица, и взгляд, полный уверенности, будто он знает, как лучше и правильно! Хотела что-то возразить ему, но не стала. Надо побыть наедине со своими мыслями.
Вошла в дом, следом за мной двинулся даня, топая.
— Будь тише! — попросила. — Не топай, всех разбудишь!
— Я даже не… — даня не успел окончить фразу, громко зашипел и выбранился.
— Да тише же ты! — шикнула.
даня матерился уже сдавленным голосом и пнул в сторону какой-то осколок. Я с удивлением узнала в нем осколок вазы, подаренной Стефаном.
— О мой бог… О боже! Ваза!
— Нога! — передразнил даня и продемонстрировал мне окровавленный светлый носок. — Я на эту фигню ногой наступил, глубоко порезался!
— Поделом тебе! Боже, ваза… Она разбита!
Мне стало плохо. Сразу же подурнело…
— Ты даже представить себе не можешь, насколько ценным был этот подарок! — волосы на голове зашевелились.
— Потому что от Стефана, да?
— Это просто очень дорогая ваза, очень старая. дань, она стоит целое состояние. Черт… Как она разбилась?! — я посмотрела на Милохина.
Он поклонился издевательски.
— Да, вазу разбил я!
— Гад! — в глазах защипало.
Я смотрела на даню, дрожащего от негодования. Его серые глаза метали серебристые молнии, поза была напряженной. Он выглядел, как граната, у которой в каждый миг могло сорвать чеку. Кажется, еще совсем недавно я верила искренне, что мы с даней изменились.
Прошло столько лет, мы оба стали старше, взрослее. Бог мой, у нас дети достаточно большие! Мы оба — родители, должны быть мудрее и подавать хороший пример. Но черт побери, стоило лишь стать ближе, переступить запретную черту, как все пошло кувырком. Мы словно и не изменились ничуть, собачились, как в прежние времена, когда каждый разговор, любая беседа превращалась в пикировку и провокацию.
Я принялась искать осколки, всхлипывая. Самый крупный осколок нашла за тумбой, на которой красовалась ваза.
— Ну что ты слезы роняешь? Куплю я тебе точь-в-точь такую же вазу!
— Не стоит! И вообще, держись от меня подальше! — попросила я, складывая осколки один на другой. — Бессовестный, даже мусор какой-то успел закинуть!
— Какой еще мусор?!
— Такой…
— Покажи!
Думаю, он и сам прекрасно знал, что побросал в вазу мелкие предметы — какой-то тонкий проводок, рядом еще валялся диск, размером чуть больше пуговицы. Понятия не имею, что это за предметы, но очень смахивало на детали какие-то. Наверняка Милохин мусор из карманов выгреб и стряхнул в вазу, желая унизить соперника даже в мелочах, опошлить все, подаренное им!
— Не покажу!
Я собрала все осколки в пакет, планируя отдать вазу реставраторам… Безумно ценная вещь испорчена, как мне теперь смотреть в глаза Стефану?!
— Давай я договорюсь о восстановлении? — мирным тоном предложил Крестовский. — Спрошу у Эмина, он коллекционер, спец в искусстве, знает реставраторов…
— Нет! Даже приближаться не смей! Ты уже испортил все, что только мог испортить! А еще… Иди спать, и чтобы завтра к пробуждению Мирослава тебя уже не было! — потребовала я.
— Выгоняешь нас с Бусинкой? За порог выставляешь?! — изумился Милохин и заявил твердо. — Окей, я прямо сейчас дочку заберу.
— Нет, не надо сейчас, она же спит! — смутилась я, понимая, что переборщила.
— Довольно! Ты свое условие выдвинула, я не стану мозолить тебе глаза. Мы прямо сейчас уезжаем! Я не хочу мешать тебе горевать над осколками вазы. Это куда ценнее разрушенных жизней! — съязвил Милохин и вихрем пронесся мимо меня вверх по лестнице.
Я не верила, что он уедет. Я ни на секунду не поверила, но буквально через несколько минут  Милохин спустился, осторожно неся спящую дочку на руках, завернутой в одеяло. Бусинка стала уже такой большой! Ее волосы свешивались вниз длинными, огненными прядями.
— даня! — попыталась его остановить. — Боже, ты совсем из ума выжил! Положи ребенка на кровать и дай ей поспать! Я не имела в виду, чтобы ты прямо сейчас покидал дом!
— Ничего страшного, — даня наклонился и поцеловал дочку в лобик. — Я буду ехать медленно и осторожно, она даже не проснется! За чужое одеяло не переживай, верну в целости и сохранности!
Миллиардер вышел, трепетно прижимая к груди свою дочь. Еще через минуту раздался звук отъезжающей машины.
Милохин уехал.
Мои руки опустились вниз, внезапно пакет с осколками показался безумно тяжелым! Я опустила его на комод и поплелась в ванную, чтобы умыться и переодеться ко сну. На ключице красовался засос… Совершенно выбившаяся из сил, я поднялась в спальню и, осторожно, чтобы не разбудить Мирослава, легла на кровать.
Я закрыла глаза, думая, что усну моментально, но сон мне не шел. В голове крутились мысли, по щекам заскользили слезы. Я заплакала, но старалась не всхлипывать, чтобы не разбудить Мирослава.
Внезапно раздался шорох. Сын сел на кровати взлохмаченный, прижав в груди любимого из гавриков. Мирослав даже спать умудрялся в обнимку с резиновым динозавром.
— Мама… — сказал он тихим голосом. — Мамочка, не плачь.
— Я не плачу.
— Плачешь, я слышал. И, как ты папу прогнала, тоже слышал! — признался.
— Подслушивал?
— Вы громко ругались. Теперь он больше не придет? — спросил с внезапной грустью. — Он хотел со мной дружить.
— Правда?
— Правда-правда, — закивал сын. — Мы говорили немножко. Он обещал на тебе жениться!
— Что?
Милохин! Вот же гад… Когда успел?!
— Он так и сказал?!
— Нет, он только про секрет сказал. Но я знаю, что папы и мамы женятся. Значит, он хотел жениться на тебе! У него нет усов, — добавил.
— Опять про усы?
— Да. Они гадкие. Значит, папа не придет? Все плохо из-за вазы?
— Все хорошо, Мир. Спи.
Я притянула к себе Мирослава и обняла, вдохнув его запах.
— Мама, это я разбил ту дурацкую вазу! Специально! — признался Мирослав и заревел в голос.
Мне пришлось потратить битых полчаса, чтобы успокоить Мирослава. Только спустя время он перестал всхлипывать и посмотрел на меня, через минуту виновато опустив взгляд на покрывало.
— Теперь расскажи, как так получилось, что ваза разбилась.
— Нечаянно! — выпалил хитрец.
— Мирослав… Ты только что сказал, что разбил специально, а теперь говоришь другое. И кому же мне верить? Мирослав-обманщику или Мирославу-сынишке?
— А это разные люди? — удивился он и даже осмотрел себя.
— Нет, не разные люди. Это все ты, Мир, можешь быть обманщиком и хитрецом, а можешь честно признаться, как все было. Когда честно признаешься в проступке и раскаиваешься, за правду не наказывают.
— Даже за вазу Стефана?
— Даже за вазу Стефана.
— И в кладовку меня не отправишь? — сын задрожал и даже побледнел, крепко-крепко сжав зубы.
— Почему ты спрашиваешь?
— Стефан обещал отправить меня в кладовку, а я боюсь. Там всегда гадко и много всего страшного.
— Я не отправлю тебя в кладовку, — успокоила сынишку. — Но я до сих пор не могу понять, кто разбил вазу.
— Я, — вздохнул Мирослав. — Из рогатки.
— Из рога-а-а-атки!
— Да.
Я вспомнила, как сегодня днем даня учил Мирослава стрелять из рогатки, бил по жестяным банкам. Обычно Мирослав не играл с рогаткой, но после уроков дани не расставался с ней. Очевидно, сынишке так понравилось сбивать все подряд, что он решил и на вазе Стефана свои умения отточить!
— Ты же знаешь, что это нехорошо, правда?
— Знаю. Зря ты на папу накричала, он не разбивал.
— Я не кричала.
— Кричала, я слышал.
Теперь настал мой черед смутиться. Я думала, что контролирую уровень шума, еще и на Милохина шикала, чтобы он шумел тише, а сама разбудила сынишку громкими обидными речами.
— Давай ляжем спать? Я тебя не буду ругать, но знай, что нельзя бить чужие вещи просто потому что тебе не нравится их хозяин. Это нехорошо…
Сынишка крепко-крепко обнял меня и забрался под одеяло.
— Ты не уйдешь?
— Останусь с тобой.
— А папа еще придет? Я не успел подумать, хороший он или нет. Как я буду думать, если его нет рядом?
На этот вопрос у меня, к сожалению, не было ответа.
— Завтра мы обязательно что-нибудь придумаем. Вместе.