...Чонгук всегда гордился тем, что Черная жемчужина была неуловимой, скользя над волнами, словно призрак, но даже это не спасло их от трагедии.
На них напали темной штормовой ночью.
Коварно.
Подло.
Без объявления войны.
А всему виной был проклятый сапфир, покоящийся на груди Розэ, пока она бежала к обьятому пламенем кораблю, задыхаясь от слез и сумасшедшего бега.
Она задержалась в особняке из-за сборов и позволила Чонгуку уйти раньше, и теперь, пробиваясь сквозь дым и огонь, который не могли погасить даже косые струи ледяного дождя, проклинала себя за беспечность.
Она почти добралась до верхней палубы, когда тяжёлое свинцовое небо разрезала вспышка молнии, практически ослепившая ее, и сердце Розэ остановилось от увиденного, ведь такого она не могла представить даже в самом жутком кошмаре, а этот кошмар... Уже стал... Ее реальностью.
Чонгук лежал на капитанском мостике, а слева на его белоснежной рубашке стремительно расползалось алое пятно.
Не помня себя от ужаса, девушка бросилась к нему, падая на пол и осторожно укладывая его голову себе на колени, и глухой хрип, вырвавшийся из груди капитана, сдавил ее собственную стальным обручем.
--- Чонгук! Чонгук, любимый, очнись, прошу тебя!.. родной мой, ну же, открой глаза... --- ее лихорадочный шепот смешивался с шумом ливня и оглушающими раскатами грома, пока она дрожащими пальцами гладила его по мертвенно бледному лицу, отводя темные мокрые пряди с любимых глаз, которые не спешили открываться, но все же он услышал ее отчаянный зов, и длинные темные ресницы дрогнули и чуть приподнялись, так же, как и уголок губ, с которого стекала тонкая струйка крови.
--- Колдунья моя... Ты пришла...
Розэ всхлипнула, прикусив дрожащие губы, и наклонилась ниже, бережно обнимая ладонями любимое лицо.
--- Что произошло?! Кто... кто это сделал?.. --- ничего не видя от застилающих глаза слез, прошептала Розэ.
--- Это... уже неважно... главное, что... с тобой... ничего... не случилось... --- прохрипел капитан, с трудом приподнимая руку, чтоб коснуться лица склонившейся над ним Розэ. Она сжала его ладонь, прижимая ее к губам и глуша в ней судорожные всхлипы, ставшие ещё горше от его глухого шёпота, --- Больше всего... я боялся, что... не увижу тебя перед... смертью.
