Просто это сложно.

45. Прощай, моя любовь

Soundtrack: Evanescence - My Immortal

Люди удивляются, почему наркоманы всякий раз возвращаются на старую дорогу, даже испытав все ужасы ломки, жаждут получить новую дозу. Но тот, кто хоть раз попробовал кайф, будет удивляться только одному: почему раньше никогда этого не делал? Вопросы исчезнут, останется жесточайшая потребность. Когда? Когда уже?! И ты встанешь на паперти, как нищий, с протянутой рукой. Ты солжешь, предашь, продашь. Ты убьешь, лишь бы получить желаемое. Наркотик отпустит твои грехи, погрузит в рай без начала и конца, без границ. Ты окунешься в настоящее блаженство, и за это можно не то что душу дьяволу продать. За это абсолютно все можно.

Но для Хана это была лишь таблетка от боли. Спасение от страшных мыслей и ужасающей реальности. Он бежал. Бежал от самого себя, от настоящего и неполноценного, от своей злой судьбы которая сделала его таким, и от пугающей действительности, где нет ответа "да".

На протяжении этих месяцев он думал надеялся и верил, а оказалось просто делал вид что всё наладится, питал ложные надежды и мечтал о будущем, которому было не суждено сбыться. Держался изо всех сил чтобы не разрыдаться, когда Минхо признавался в любви, когда обнимал и целовал его, который был мертв изнутри.

Слабость? Да. Попытка избежать проблем и боли? Однозначно. Но кого это волнует, если опиат течет по венам, пропитывая каждую клетку анальгетиком от давящего, трагического бессилия?

И вот он снова тут. Лучший друг. Любовник. Снова касается тела. Везде и сразу. Обнимает, успокаивает, гладит по голове и шепчет хвальбу, обещает что всё будет хорошо. Теперь они снова вместе. Рядом. Внутри. Вот кто не врёт, и не врал никогда. Он обещал освобождение от страданий, он его давал.

Наконец-то, Хану больше не больно.

Он закусывает нижнюю губу, откидывается на сиденье и закрывает глаза. По телу растекается слабость, божественное упоение, чувствовал, как внутри зарождается нечто невыразимое, несмотря на состояние отупения, в котором он находился. Ощущал то самое чувство неги, что сдавило грудь, которое, казалось, безнадежно ищет способ как-либо проявить себя и мечется по всем нервным клеткам, словно пытается исследовать всю нервную систему сверху донизу. В ушах звенела музыка, слышалось что-то тибетское или марокканское, Джи не хотелось думать, но перед глазами снова засуетились цвета, малиновый и зелёный, они сплетались и вызвали неясные чувства, это было не простое чувство, этому было другое слово ... существовало какое-то специальное слово для того, чтобы определить это состояние.

Слово это было здесь, невидимое, в воздухе, будто прячущееся за пустыми клетками кроссворда в каморке Хо. Оно заключало в себе все оттенки грусти, одиночества и краха надежд, но... Что же это? Холодок пробежал по спине, когда Хан наконец нашел его.

Безысходность.

В горле пересохло, стало трудно дышать, и все его дыхание свелось к сухому хрипу. Сердце не колотилось как обычно, а наоборот, стало биться медленнее. И Хан не запаниковал, потому что дозу превысил целенаправленно.

Сквозь туман перед глазами, словно в замедленной съёмке, он видит его. Своего альфу, который подбегает к его машине и дёргает ручку водительской двери. Его и без того испуганные, до жути взволнованные, глаза увеличиваются, когда он понимает что двери заблокированы. Альфа что-то кричал, беспомощно осматривался и кого-то звал, а затем принялся бить кулаками по бронированному стеклу Лексуса, оставляя кровавые разводы от разбитых костяшек.

Хан всеми усилиями не закрывает глаза, хотя перед ними всё начинало темнеть и кружиться, он хотел ещё немного посмотреть на красивое лицо своего мужчины, на которого был бы похож их малыш. Таким он его и запомнит. Сильным, теплым и любящим не смотря ни на что. Он чувствует как изо рта, клочьями полезла пена, но он не уводит взгляда от Минхо, а в последний раз касается его щеки через холодное стекло и навсегда уходит из его жизни.