«Поклонник» Анна Джейн

Глава 11

– В день рождения мамы, пока взрослые были заняты подготовкой к празднику, я убежал в наше с Розой тайное место. Она пришла следом – такая красивая и невинная, словно ангел. Как и всегда, ей было любопытно, какую игру я подготовил на этот раз. В тот день я принес щенка – решил, что уже пора. Сказал, что он болеет и мы должны его вылечить. Роза очень обрадовалась. Я сказал ей, что для того, чтобы его вылечить, нужно бить камнем по голове. К сожалению, Роза ударила только один раз и не сильно, щенок только скулил, а она, испугавшись, заплакала. Но я взял дело в свои руки и показал своей сестренке, что такое смерть. Тогда я был горд собой, однако не знал, что за нами подглядывает эта маленькая негодница Лиля. – Водянистые глаза Габриэля обращаются на меня. – Ты пошла следом за Розой и подсмотрела, что мы делаем со щенком. Убежала и рассказала обо всем отцу. Он тотчас пришел в наше тайное место и увидел, как мы хороним щенка, – я заметил тебя в последний момент и сообразил, что ты сдашь нас. А потому притворился, что мы с Розой нашли щеночка и теперь хотим его похоронить. Мы оба плакали, особенно Роза, потому что ей было жаль песика. А еще ей было страшно. Я сказал ей: если отец узнает, что мы неправильно лечили щенка и из-за этого он умер, нас обоих очень накажут. Возможно, даже отправят в приют. В приют Роза не хотела, а потому молчала. Просто громко ревела.
Отец нам поверил. Помог выкопать ямку в саду, и мы похоронили щенка. Времени было мало – вот-вот должны были приехать гости, которые были приглашены на день рождения мамы. Помните, тогда еще праздники справляли дома, не в ресторанах или клубах, – продолжает Габриэль с ноткой ностальгии в голосе. – Я очень любил эти семейные посиделки, признаюсь, это одно из самых лучших моих воспоминаний. Это был довольно веселый вечер. Мы с другими детьми сидели за детским столом все вместе, ели торт, пили детское шампанское, смеялись. Только ты и Роза были грустными из-за щенка. Меня это порядком злило, но я улыбался.
Когда нас отправили спать – а мама всегда придерживалась строгого режима, – гости еще веселились в саду. Ты, должно быть, дрожала под одеялом в ожидании подкроватного монстра, но я пришел к Розе, а не к тебе. Она все еще была грустна из-за щенка, и я стал ее веселить.
В конце концов я предложил ей поиграть в смерть, нарядил в самое красивое платье, притащил из кухни нож. Я хотел, чтобы сестренка поняла, что смерть это не страшно, что не стоит переживать из-за щенка, что мы сделали ему только лучше, а она все плакала и плакала. Я разозлился и порезал руку, но неудачно, глубоко, крови было слишком много, и я испачкал ее нарядное платье. Розе безумно шла кровь – так, что мне захотелось нарисовать ее такой. Я испачкал ее руки для красоты, поставил напротив, положил нож около ног и заставил улыбаться. А она все плакала и плакала.
«Стой спокойно, – сказал я ей строго. – Я нарисую тебя, а потом вымою твои руки и постираю платье. Но если ты будешь плакать, я расскажу папе, что из-за тебя умер щенок».
Габриэль улыбается воспоминаниям. А я понимаю, что, должно быть, в детстве для меня эта картина была слишком травмирующей, а потому мой мозг пару раз в год посылает мне сон, в котором я вижу Розу в окровавленном платье, с ножом под ногами и жуткой улыбкой на лице.
Мне казалось, что это я. Но это была она.
– Роза меня послушалась – моя наивная славная девочка. Она слушалась меня с самого детства, в отличие от тебя, Лиля. Роза послушно стояла, улыбалась, а я рисовал ее – неумело, но с любовью. И забыл обо всем на свете. Только ты в ту ночь не спала. То ли ты осмелела, то ли тебе стало совсем страшно, но ты пришла в комнату Розы и увидела ее, испачканную в крови. Я был так поглощен процессом, что на этот раз не заметил тебя. А ты не стала выдавать себя, стала хитрее и снова пошла к отцу.
Когда он открыл дверь спальни, увидел Розу в крови и меня с кистями и красками. Отец ударил меня по лицу и схватил Розу, которая стала плакать. Он все понял. Понял, что я убивал щенков, что я пугал тебя еще и маску в моей комнате нашел. Только он не понял, что я умнее его.
Отец был зол, как сотня псов. А я тоже был зол он не дал мне закончить портрет Розы и разорвал его.
«Ты убивал щенков?» – спросил он меня. А я вместо того, чтобы прикинуться слабым, гордо ему сказал: «Да. И убью еще тысячу. И тебя я тоже убью».
Я хотел, чтобы отец считал меня сильным. Но он назвал меня ненормальным и едва сдержался, чтобы вновь не ударить. Он запер меня в своей комнате и ушел к гостям, чтобы поскорее их выпроводить. Когда мама пришла ко мне, ее глаза были заплаканными и испуганными. Я никогда не видел ее такой.
«Это правда делал ты?» – спросила она меня. «Нет, мама, это не я», – заплакал я, думая, что она обнимет меня, как обычно делала, когда у меня появлялись слезы, но она молча развернулась и ушла. И я разозлился на нее тоже.
Я слушаю его, вспоминая сон со щенком, которого мне было безумно жаль. Выходит, я видела и себя, и Розу? Неужели она действительно моя сестра? Неужели меня звали Лилией? Неужели у нас были родители? Неужели Матвей жил по соседству?
Я ничего не помню. Мне кажется, будто Габриэль рассказывает сказку.
– Я сидел в своей комнате и плакал от страха. Я не считал себя виноватым, но был уверен уже тогда, что общество в лице родителей не примет моих секретов. И я ненавидел тебя, Лиля, за то, что ты сделала. Это было настоящее предательство. – Габриэль снова приближается ко мне и берет за лицо хваткими пальцами, сдавливая так, что я уверена – останутся синяки. – Я так любил тебя, сестренка, а ты меня предала. Видимо, я недостаточно пугал тебя монстром. Ты так и не смогла исправиться.
После того как гости спешно расходятся, родители поднимаются наверх, в свою комнату. Мальчик с льняными волосами знает, что они будут говорить о нем. Знает это и очень боится.
Как только они заходят в спальню, мальчик открывает окно, по карнизу пробирается на их балкон и прячется там, в тени. Его птичье сердце стучит так громко, что он опасается – вдруг они услышат? Раскаяния в нем нет, только страх, пустивший корни в самую душу. И гулкая слепая ненависть к Лиле, которая все рассказала. Как только посмела! Все разрушила, все!
Он слышит почти весь их разговор.
– Мы его отдадим, – говорит отец злым голосом, меряя комнату шагами. – Мы отдадим этого психопата обратно, откуда взяли.
– Куда мы его отдадим, Сережа? – плачет мама. Мы взяли его из детского дома, чтобы потом возвращать? Даже с собаками так не поступают.
– Я сказал: в одном доме с моими дочками это чудовище жить не будет. Я с самого начала подозревал, что он не в себе. Черт побери, о чем мы думали, когда его брали! Его мать была алкоголичкой, а когда умерла, он просидел с ее телом двенадцать часов. У него искореженная психика, и я не позволю ему навредить девочкам!
– Но, Сережа, как мы отдадим его, что скажем? Как он будет один?
– Думаю, нормально, раз научился убивать собак.
– Он наш сын.
– Он опасен для общества. Милая, ну подумай сама, что будет, когда он подрастет? Тебе не страшно за девочек? Я несколько раз видел, как он смотрит на Розу – как взрослый мужчина на женщину! Сначала я думал, что мне это просто кажется, корил себя за такие мысли. А теперь я ни в чем не уверен. Он измазал ее своей кровью и стал рисовать портрет! Все начинается с малого. Сначала собаки, потом люди. Я боюсь за своих дочерей. А ты? Переживешь, если с ними, не дай бог, что-то случится?
Мама снова плачет. Отец ее успокаивает.
– Давай ляжем спать, Сережа, – говорит севшим голосом мама, – а завтра с утра решим, что будем делать с Валентином.
Отец обнимает ее, снова говоря ласковые слова, а мальчик незамеченным возвращается в свою комнату тем же путем. Но он не ложится спать в свою уютную постель. Он понимает: нужно действовать. Он должен защитить себя, чтобы его вновь не отправили в приют. Он бы не пережил этого. И не пережил бы расставания с Розой. Взрослые думают, что надежно заперли его в своей комнате, но ночью он легко выбирается оттуда через открытое окно и устраивает пожар на втором этаже знает, что нужно для этого сделать. Пламя разгорается с огромной скоростью, всюду – черный едкий дым, разъедающий легкие. Мальчик подпирает шваброй дверь, ведущую в комнату Лили, забирает сонную хнычущую Розу и уходит.
Когда он оборачивается на горящий дом, на его лице появляется злая улыбка. Однако улыбка сползает, когда он видит две мальчишеские фигуры. Одна из фигур – та, что повыше, – бросается в горящий дом и выносит Лилю, которая должна была сгореть.
– Мразь, – шепчет мальчик едва слышно.
Как же он ее ненавидит, эту маленькую капризную принцессу, как же он ненавидит ее рыцарей! Как же он всех их ненавидит.
– Где мама и папа? – со страхом спрашивает Роза, крепко сжимающая его ладонь.
Мальчик поднимает голову вверх – там, во тьме, слабо сияют две звезды. Потом он скажет Розе, что они стали звездочками на ночном небе. А сейчас говорит:
– Они ждут нас. Бежим!
Пальцы Габриэля продолжают неспешно заплетать мои волосы в косу.
– Признаюсь, огонь давно меня привлекал и на пустыре я устраивал кое-какие эксперименты, однако делал это крайне редко – боялся, что узнают взрослые. Устроить пожар мне не составило никакого труда. Возвращаясь мыслями к этим событиям, я понимаю две вещи. Во-первых, я был умным и сообразительным мальчиком. Сделал очаг на втором этаже, рядом с родительской спальней, и они задохнулись во сне. Сам же в это время взял Розу и убежал, в отместку заперев дверь твоей спальни снаружи. Во-вторых, мне очень повезло, что все сложилось именно так. Если бы родители остались живы, они бы все поняли. Но в живых осталась только ты, Лиля. Тебя спас Матвей – выбил стекло и вытащил из горящего дома. Ты даже не пострадала. Ни одного ожога! Зато память пропала. Ты никого не узнавала и все время плакала.
Как же я был зол на тебя и на твоих дружков, Андрея и Матвея! И на взрослых – далеко уйти с Розой мне не удалось. Нас поймали. Я сказал, что испугался огня и убежал, и, разумеется, мне поверили. Назвали героем – ведь я «спас» свою сестренку.
«Валентин, ты не только талантливый художник, ты еще и смелый мальчик, настоящий мужчина», – говорила мне тетка, примчавшаяся из Москвы.
Ох, как я ненавидел это имя! Мама назвала меня в честь себя, ей казалось, что это ужасно мило, но я ненавидел ее за то, что она бросила меня. Ненавидел все, что было связано с ней! Я хотел иметь другое имя, я хотел быть другим. И я всегда знал, что так и произойдет. Что ж, обо всем по порядку.
Тетка души во мне не чаяла и забрала к себе, объявив, что будет развивать мой дар. Вас же предложила взять на воспитание домработнице и садовнику. Зачем? Во-первых, вас она терпеть не могла, кроме того, ни одна из вас не казалась ей перспективной. А во-вторых, она решила забрать деньги родителей. Провернула несколько махинаций, в результате которых переписала бизнес отца на себя задним числом. Как ей это удалось, понятия не имею – она была ловкой и до отвращения меркантильной. Официально у родителей остались лишь машины, коттедж, квартира в центре и какой-то участок земли. Все это было поделено между нами троими. Вернее, между теткой, ставшей моей опекуншей, садовником, который взял Розу, и домработницей, которая забрала тебя. Она в тебе души не чаяла – слишком ты напоминала ей погибшую дочь. Ох, как все-таки это трогательно. Эта добрая женщина действительно заменила тебе мать. Правда, с ней возникла проблема. Ее муж со временем понял, что тетка намудрила с наследством. И поехал к ней выяснять отношения. Нет-нет, он был хорошим человеком, ему не нужны были деньги, и он принял тебя как родную. Этот человек хотел справедливости. Я слышал его разговор с теткой, у которой в то время жил.
«Вы воспользовались ситуацией и обокрали девочек, – говорил он обличительно, с праведной яростью в голосе. – Как вам не стыдно, это же дети вашего родного брата! Вы нажились на трагедии их семьи. Вы просто ничтожество!»
Тетка вызвала охрану, и его выставили. Твой отец обещал поехать в прокуратуру, но, как это часто бывает, не успел даже доехать. Попал в аварию. – Габриэль вздыхает. – Люди думают, будто бы у ада есть свои врата. Но мало кто подозревает, что этих врат великое множество – в каждой купюре. В деньгах. Твой отец умер из-за них. А мать, поняв это, никогда больше не показывала носа. Жила себе тихонечко, пытаясь забыть обо всем. Они все пытались забыть! Только я помнил.
Тетка меня обожала – считала родным племянником. И решила, что мы должны непременно жить в Европе. Она неплохо разбиралась в искусстве единственный ее неоспоримый плюс – и приучала меня к прекрасному. В какой-то момент я даже решил, что жить с ней гораздо лучше, чем с другими взрослыми, и попытался назвать мамой – за это получил пощечину. Она приказала называть себя только по имени и хотела сделать из меня настоящего художника. Известного. Чтобы говорить всем, что это она создала меня. Как будто бы она имела отношение к моему таланту. – Голос Габриэля исказился, стал металлическим. – Я должен был во всем ее слушаться, как покорная собачонка. Делать все, что она велит, писать такие картины, которые она хочет видеть. Если я не слушался ее – меня били. И со временем я научился быть таким, каким она хотела меня видеть. Ее ручным гением, которым можно было хвастаться. В конце концов она составила на меня завещание. Правда, когда узнала, что я позабавился с одной распутной девкой, хотела переписать его. Но не успела – умерла. Ее внезапно накрыл сердечный приступ, прямо в ванной комнате. Признаюсь, я ей помог – подсыпал кое-что в еду. Не хотел лишаться наследства. В тот солнечный день – мы были в Италии – она хрипела, молила о помощи. А я стоял напротив, засунув руки в карманы, и улыбался, наблюдая за тем, как она уходит. Мне было так хорошо... Казалось, на меня снизошел свет, и я тонул в нем, испытывая неземное блаженство.
Тетка знала, что это месть, и знала, что попадет в ад. «Доброго пути, счастливо добраться до преисподней», – сказал ей я и ушел. Разумеется, меня никто не заподозрил – я вызвал скорую и плакал, словно безумный. Кроме того, все были уверены, что тетка умерла от сердца. Не стоило так злоупотреблять вином.
С тех пор я делаю все что хочу, не нуждаясь в деньгах, – их у меня столько, что хватит на несколько жизней. Я учился живописи у лучших мастеров, путешествовал, познавал этот мир. Но мне было скучно, и вскоре меня покинуло вдохновение. К тому же иногда ночью я просыпался от странного желания. Желания повторить и увидеть. Повторить убийство и увидеть смерть. Долгое время я не решался, но однажды выбрался на охоту и позабавился с какой-то уличной девкой. Ее смерть стала моим вдохновением. Я рисовал несколько дней без сна и отдыха, пока не упал без сил. И с тех пор я стал позволять себе эту забаву. Редко, очень редко – мне не хотелось быть пойманным. Попытался снова перейти на собак – но это было совсем не то.
Я вернулся в родной город, терзаясь от отсутствия вдохновения. И как-то совершенно случайно, находясь в баре с приятелями, сделал ставку на то, сможет ли один из них спрыгнуть с третьего этажа или нет. Тогда это казалось смешным, я взял его на «слабо», и, веселясь, ставки сделали все. Он спрыгнул – да так неудачно, что сломал шею. Местом, куда он прыгнул, оказалась могила.
Так мне в голову пришла идея создать закрытый клуб. Клуб для демонов – таких же скучающих, как и я. Играющих с жизнью и смертью. Клуб не порождений зла, противостоящих свету, а клуб бунтарей, которым невыносима сама мысль быть такими же, как все, вязнуть в болоте обыденности.
Я купил дом и сделал из него клуб, куда попасть могли только избранные. И назвал его «Легион». Кто-то думает, будто бы по аналогии с единицей в древнеримской армии, где было около шести тысяч солдат. Но на самом деле я использовал крылатое выражение, в котором легионом называются демоны. Габриэль убирает руки от моих волос. – «Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. И спросил его: "Как тебе имя?" И он сказал в ответ: "Легион имя мне, потому что нас много"». В Евангелии от Марка и от Луки слово «легион» присутствует. А в Евангелии от Матфея – нет. – Голос Габриэля звучит обвиняюще. – Любопытное совпадение. Твой друг, Лиля, всегда отрицал демоническое начало. Так делают многие. Редко кто соглашается признать, что одержим пороками и страстями. Все хотят быть ближе к свету, притворяются хорошими, но живут ради себя и своих эгоистичных порывов. Люди – самые мерзкие существа на земле....