Хроники железных драконов.Майкл Суэнвик

Глава 13

Джейн поймала на стеклышко последнюю струйку спермы, пролитой Билли-страшилой, отмерила пипеткой нужное количество, разбавила соляным раствором и потрясла пипеткой, чтобы жидкости хорошенько перемешались. Потом, выпустила раствор из пипетки в резервуар цитометра, щелкнула затвором и пристроила на предметный столик.
- Посмотрим, какие будут предзнаменования.
Билли, повернувшись к ней, смотрел, как она натягивает трусики и джинсы, как склоняется над микроскопом. Печально шуршали простыни.
- Никак я тебя не пойму.
- Тебе и не положено.
Не отрывая глаз от микроскопа, Джейн нашарила руками лифчик, накинула, перевернула правильно, расправила. На том же стуле, с которого она взяла лифчик, висела и блузка.
- Ну-ка, застегни, - велела она. Билли послушно застегнул.
- Я знаю, ты и с другими встречаешься. Тебе с ними тоже хорошо или только со мной?
- Моя соседка вот-вот вернется с занятий, - холодно сказала Джейн. - Ты бы штаны надел.
Билли со вздохом пошарил под кроватью, нашел свои брюки. По очереди сгибая и разгибая длинные, как у журавля, ноги, засунул их в штанины. Он был тонкокостный, худущийи долговязый, как воронье пугало. Когда он сидел, голова его почти упиралась в потолок. А стоя он в комнате не помещался, ходил согнувшись.
Кто-то дернул снаружи дверь и тут же заколотил кулаками изо всех сил. Дверь заходила ходуном.
- Это, надо думать, она. Может, откроешь?
Но, прежде чем Билли успел повернуть ключ, окошечко в дверной фрамуге распахнулось, и в нем показалась карабкающаяся Мартышка. Билли машинально взял ее под мышки и,перенеся, как куклу, поставил на ее же собственный письменный стол. Лицо Мартышки потемнело от злости, как остывающий уголек в камине. Билли вежливо улыбался. Зубы у него были кривые, а улыбка прорезала все лицо и с обеих сторон загибалась к затылку. В такие минуты, как сейчас, стараясь выглядеть особенно любезным, Билли был особенно нелеп.
- Какого хрена ты запираешься, так что я не могу на фиг попасть в собственную комнату!
Предзнаменования получились плохие. Конечно, перед приходом Тейнда и не могло быть хороших. Какой бы образец ни исследовать - прядь волос, мочу, соскобы с рогов, -спектрофотометр неизменно показывал широкую черную полосу, которая и была знаком приближающегося Тейнда. Ведь даже те, кому суждено было уцелеть, скорее всего теряли кого-то из близких.
- Я готовила препарат, - рассеянно пробормотала Джейн. Билли справился с пряжкой пояса и поспешно застегивал рубашку. - Не хотела, чтобы ты влетела в комнату в разгар приготовлений, понимаешь?
Вообще-то говоря, использовать эзотерическую технику для предварительного гадания не полагалось. Но иначе ей пришлось бы долгие часы всматриваться в разлитые чернила или ковыряться в козлиных внутренностях.
- Что-то вы за последнее время сильно обнаглели, мисс Олдерберри. - Мартышка спрыгнула со стола. - Не понимаю, когда это я вам разрешала в моей комнате устраиватьваши поганые свиданки!
- Ну мне, пожалуй, пора, знаете, занятия... - Билли подобрал носки и башмаки, сунул под мышку, неловко кивнул и, как листик, гонимый бурей, выкатился из комнаты с прощальным «Пока!».
Чтобы гадание было успешным, прежде всего надо уяснить себе, что предсказать будущее невозможно, поскольку оно не определено. Невозможность эта полная и абсолютная. Единственное, что можно сделать, - это правильно истолковать то, что уже существует, но пока малозаметно. Любовники тянутся друг к другу задолго до своего первого поцелуя. Убийство зреет в приметах дружбы. Карцинома, которая на рентгеновском снимке кажется приставшей пылинкой, означает смерть. Многие кажущиеся случайности подготавливаются всем ходом событий. Джейн стала заносить наблюдения в свой лабораторный журнал.
Мартышка выхватила у нее карандаш и с треском разломала пополам.
Джейн закрыла глаза и мысленно начертала знак Бафомета. Успокоившись, она выдвинула ящик стола.
- Ладно. - В ящике были резиновые перчатки. - Не хотела я этого делать. - Она натянула перчатки. - Но ты меня вынуждаешь.
Надо отдать Мартышке должное, трусливой она не была. В роду у нее были ловкачи и пройдохи, а ген наглости - всегда доминантный. И все же она нервно облизала губы, когда Джейн сделала вид, что вынимает из ящика невидимую коробку.
- Я тебя не боюсь!
- Это хорошо. - Джейн откинула несуществующую крышку. - Тем лучше сработает, раз ты не веришь. - Она достала из коробки воображаемый скальпель и повертела передглазами, якобы любуясь его блеском.
- Что ты хочешь делать?
Джейн улыбнулась:
- А вот что!
Она ткнула кулаком Мартышке в живот. Малышка-гоблинка согнулась от боли. Джейн мгновенно навалилась на нее и, не обращая внимания на ее визг, прижала к полу. Потом она задрала ей блузку, другой рукой вытащив из кармана джинсов резиновый пузыречек, заготовленный как раз для этого случая.
- Так, чуть повыше... - Сделала вид, будто примеривается, и ткнула пальцем в голый Мартышкин живот. - Готово!
Она раздавила пузырек.
Хлынула кровь. Темно-алое пятно расплылось по животу, поползло ниже. Джейн встала, сжимая в руке кусочек резины. Никто по виду не отличил бы его от кусочка окровавленной плоти. И когда Мартышка, приподнявшись, стала оправлять блузку, Джейн сунула этот кусочек в рот, разжевала и проглотила.
Сделав дело, она быстро спрятала скальпель в коробку, убрала ее в стол (в небытие), стащила перчатки и бросила их в мусорную корзину. Теперь осталось посмотреть, какое впечатление произвело действо на соседку.
Мартышка вскочила на ноги:
- Что все это значит?
- Надеюсь, теперь у меня будет немного покоя.
- Не верю я, это была ловкость рук!
- Думай как хочешь.
Зажав в руке тяжелый степлер, Мартышка подступила к Джейн.
- А если я тебя этим стукну по голове? Спорим, тебе будет больнее, чем мне!
- Давай проверим!
Мартышка нерешительно пожевала губами. Потом, с гримасой отвращения, бросила бумагосшиватель на пол, а сама с размаху уселась на стул.
- Зараза! - Она была вне себя от ярости. Но внезапно расслабилась, даже усмехнулась про себя и с рассчитанной непринужденностью сказала: - А я сегодня познакомилась с твоим старым другом.
- Я потрясена, - ответила Джейн, - последовательностью и логичностью твоего мышления.
Стерев с лица пятнышко крови, она вернулась к микроскопу. Но слова Мартышки засели у нее в голове и не давали покоя. Наконец она со вздохом спросила:
- И кто же это?
- Знаю, да не скажу! Угадай!
И торжествующая Мартышка, не сводя глаз с Джейн, приподняла край своей замаранной блузки и стала сосать окровавленную ткань.* * *
Перед уходом из дому Джейн долго смотрела на листок желтоватой папиросной бумаги. Плохие новости всегда являлись на дешевой бумаге со слепым шрифтом, с именами и прочими деталями, впечатанными с ошибками, выше строки, одними заглавными буквами и под выбитую копирку. Со вчерашнего дня, когда она получила эту бумагу, она прочла ее раз десять, не меньше.
Кому: Господину/Госпоже ОЛДЕРБРЕРИ
От кого: Управление Истины и Покаяния, Отдел Финансовых Вспоможений.
Поскольку текущий момент требует строжайшей экономии, долг вынуждает нас редуцировать или вовсе элиминировать лишние расходы, постольку поскольку это не отразится негативно на уровне получаемого Вами образования. Соответственно, в качестве меры, направленной на интенсификацию экономии, мы элиминируем Вашу СТИПЕНДИЮ в тех ее составляющих, каковые имеют исходить от нашего Отдела. Ни сомневаясь, что Вы вместе с нами горячо желаете родному Университету скорейшего избавления от временных финансовых затруднений, мы настоятельнейше рекомендуем Вам рассмотреть многочисленные доступные Вам возможности оплатить Ваше образование за счет приватных ресурсов. Счет будет выслан Вам не позднее чем через ТРИ НЕДЕЛИ.
Гнев давно выдохся. Джейн перечитывала бумагу, только чтобы окончательно вырвать ее жало, очиститься от последнего следа волнений. То, что ей надо сделать, она хотела сделать внимательно и спокойно. Пора было идти.
Университетская библиотека открывалась в полночь, а закрывалась рано утром. Такой странный порядок заведен был, как объяснялось, для того чтобы отвадить лодырей, а также тех, кто читает книги для собственного удовольствия. Джейн подозревала, что есть этому и другие, более мрачные причины, но сейчас только радовалась, что никого нет в обширных коридорах и залах, где лишь эхо отзывалось на ее шаги. Пройдя по лабиринту боковых проходов, несколько раз поднявшись и спустившись по железным спиральным лестницам, она выбралась к самым потаенным хранилищам вековой мудрости.
Чтобы наилучшим образом использовать ограниченное пространство, старинные книгохранилища оборудовали электрифицированными стеллажами. Они были составлены вплотную по десять штук, как старые шкафы на мебельном складе, а между группами тянулись узенькие проходы. Джейн медленно шла, читая надписи на стеллажах, и когда нашла то, что искала, нажала кнопку на торце полки. Загудел невидимый мотор, и стеллажи тяжело и медленно раздвинулись, загородив прежний проход, но открыв ту полку, которую выбрала Джейн.
Здесь стояли старинные пожухлые тома. Некоторые были перетянуты веревочками или резинками, которые от древности рвались при первом же прикосновении, однако не падали, врезавшись за долгие десятилетия в переплет. Более ценные книги сохранялись в герметических картонных футлярах, тщательно завязанных тесемками. Но и футляры не спасали от разрушения. Все книги без исключения под губительным действием времени и атмосферы распадались, разрушались, рассыпались, неостановимо и неотвратимо, и Джейн ощущала льнущий к полкам сухой и горьковатый запах умирающей бумаги, словно донесенное ветром дыхание далекого осеннего костерка из сухих листьев. Книги здесь были обречены на смерть.
Поэтому Джейн без всяких угрызений совести срезала бритвенным лезвием библиотечный ярлык с одной из умирающих книг.* * *
С тем, кто должен был проводить ее, она встретилась у главного лифта. На нем были потертая кожаная пилотская куртка с наклейками, потрепанные джинсы и еще более потрепанные ботинки.
- Робин Эльшир, - представился он. - Книга у тебя с собой?
- В сумке.
- Тогда пошли.
Робин оказался тем самым дублером с лекции по сравнительной анатомии. У него были очень темные, очень серьезные, пристально глядящие глаза. Чтобы заставить его улыбнуться, Джейн сказала:
- Последний раз, когда я тебя видела, ты стоял голый рядом с трупом.
Он поглядел на нее и ничего не ответил. В молчании они поднялись на десять этажей, перешли в Хиндафьялль и сели в дребезжащий общественный лифт, идущий на первый этаж.
- А почему мы сразу не могли спуститься и выйти из своего подъезда? - спросила Джейн.
- Потому что там Крипов район. Ты, значит, совсем серая. Чтобы так вот, ночью, выйти на улицу, где Крип гуляет...
- А-а!
В вестибюле Хиндафьялль было пусто и почти темно. Из витрин убрали на ночь все товары. Гном-привратник в форменной красной куртке как раз зевал во весь рот и их не заметил. Когда Робин открыл дверь, газетный лист, расправив крылья, взлетел, целя в Джейн, но, подхваченный сквозняком, промахнулся и врезался в стену. Джейн плотнее запахнула подбитую мехом куртку.
Они вышли в пугающую темноту. Уличные фонари висели слишком высоко, их свет не долетал до земли, и только неоновые отблески трепетали на мокром асфальте. Рычали, пролетая, невидимые грузовики, да раздавался противный квакающий гномий хохот из ближайшего бара. Где-то вырвался в распахнутую дверь обрывок музыки, но дверь тут же захлопнулась, втянув музыку обратно. На улице никого не было.
Джейн едва поспевала за размашисто шагающим Робином.
- Не очень-то ты вежливый, - сказала она.
- А ты... сучка в брючках!
- Что?
- Что слышала. Видал я таких барышень в меховых курточках! Очень смешно, конечно, что у меня куртка лезет по швам и я хватаюсь за любую работу, какая под руку подвернется. Только я тебе вот что скажу. Есть и похуже способы добывать деньги, чем стоять голым рядом с трупом, как ты изящно выразилась. И деньги мне нужны, чтобы платить за обучение, а не для того, чтобы лишний раз нюхнуть кокаина.
- Да я вовсе...
- Ладно! - Его гнев угас так же быстро, как и разгорелся. Он отвернулся. - Считай, что я ничего не говорил. Какое мне дело!
Над витринами магазинов горели неоновые надписи:
«Амброзиус», «Дядя Сом», «Гномологика», «Три атласных башмачка», но витрины были пусты, и за металлическими решетками стоял мрак, как в подземных пещерах.
- Пришли.
Они остановились перед каменным домом с двускатной крышей, украшенным керамической плиткой. С обеих сторон над этим одиноким пережитком старины нависали небоскребы. Нижнюю часть фасада испещряли надписи, у порога валялись кучкой пять пустых пивных бутылок.
- Она нас ждет, - сказал Робин и постучал. Дверь распахнулась. За нею оказалась одна громадная комната, холодная и темная. Все внутренние стены были разрушены. В полусвете, проникшем с улицы, Джейн рассмотрела остатки кирпичной кладки, следы копоти на стене, полуистлевший матрац и менгир высотой примерно в два ее роста. Камень стоял перед выложенным изразцами камином.
Дверь захлопнулась, и они оказались в полной темноте.
Внезапный ужас охватил Джейн. Она осознала, что находится сейчас полностью во власти Робина. Все, что угодно, может случиться с ней. Как она могла рисковать так глупо?
- Тут обычно не так паршиво, - проворчал Робин. - Гадость! - Под ногой у него загремела бутылка. - Эй, старушенция! Где ты там? А ну, включай свет!
В темноте сильнее чувствовались запахи - гнилью и плесенью пахли матрац и обои, золой и гарью тянуло от печки, но назойливее всего ощущался запах, который нельзя было спутать ни с чем: запах змей. Неужели у них тут гнездо, в этих развалинах? Джейн вздрогнула.
- Подождите минуточку.
Тусклый, бесполый голос раздался из самого сердца дышащей тьмы. Звякнуло что-то металлическое, запахло керосином, чиркнула серная спичка. Загорелся дрожащий огонек, стал виден фонарь. Фонарь висел в воздухе, его держала темная костлявая рука. Тень менгира наклонилась к ним, потом качнулась назад.
- Можете подойти ближе.
Позади фонаря - Джейн сощурилась, чтобы разглядеть - стало различимо лицо. Ни капли плоти, только череп, обтянутый сухим пергаментом кожи. Это была воплощенная старость. Высокий лоб, тяжелые веки, окруженные тенью. Тысячелетняя усталость заставила опуститься уголки глаз. Она была одета во что-то черное, с глухим воротом. Ее фигура была еле различима выше пояса, а то, что ниже, совершенно терялось в темноте.
Безгубый рот шевельнулся, произнеся:
- Дай ее мне.
Джейн вынула из сумки книгу. Выражение старого лица напоминало свечной огонек: беспомощная жадность.
Джейн сунула книгу в протянувшуюся руку.
Старуха поднесла книгу к носу, принюхалась. Раскрыла, вырвала три листка, сунула в рот. Медленно сжевала. Пролистнула несколько страниц, поколебалась на следующей, потом решительно вырвала ее и тоже съела. Под конец вырвала страничку из оглавления и, расправившись с ней, протянула книгу Джейн.
- Остальное меня не интересует.
Коричневая рука исчезла, потом появилась снова - уже с конвертом.
- Это возмещение. Надеюсь, достаточное.
Джейн, не заглянув в конверт, положила его в сумку. И, поколебавшись, спросила:
- Почему вы это делали?
- На этих страницах было одно имя. Я хочу, чтобы его забыли.
- А зачем вы их ели?
- Я уничтожаю свое прошлое.
- Но зачем?
Что-то сухо зашуршало, словно шелком по мрамору, и лицо подплыло ближе. Рот широко раскрылся в пародийной гримасе отчаяния, потом сжался с пугающим выражением решимости.
- Железом пахнет, холодным железом, трудной судьбой и предательством. - Она резко приблизила фонарь к лицу Джейн. - Ты не из моих детей! Что ты тут делаешь?
Джейн испуганно вздрогнула.
Фонарь отдалился.
- Ладно, неважно. Садись у печи, я все тебе расскажу.
Она сунула фонарь в пустой очаг - по комнате запрыгали тени. Достала из ниоткуда два низких стула.
- Какого хрена время теряем? - проворчал Робин, усаживаясь рядом с Джейн. Сидеть было неудобно. Из каминной трубы тянуло холодным сквозняком, но сажа не сыпалась - здесь давным-давно не разводили огня.
Хозяйка садиться не стала.
- Сейчас все не так, - начала она. - Представьте себе время, когда высота жилищ не превышала высоты копья, не было машин сложнее ткацкого станка, и календарь был только один: Луна. В то время все женщины жили в гармонии.
Робин фыркнул.
- А мужчины? - спросила Джейн.
- Не было никаких мужчин. Мы еще не создали их.
Лицо повернулось к менгиру. Камень не отражал света, только поглощал и в темноте выделялся как сгусток тьмы еще более глубокой.
- Это моя вина, мой грех. Я разделила женщин на женский пол и мужской. Это был первый грех и самый ужасный, потому что он привел во вращение Колесо.
Открылась со щелчком дверь шкафчика, она достала хрустальный графин и налила себе стопку. Бросила туда, взяв щипцами, кусочек льда из ведерка, потом ведерко накрыла крышкой. Изящно скользнула к менгиру, трижды обогнула его. При ее движениях раздавалось шуршание. С каждым оборотом ее лицо и руки оказывались все выше.
- Я тогда была могущественна, да, и красива так, что даже вообразить трудно, красива и бледна, словно сама Владычица Смерть. Тогда, в те далекие времена, правителей у нас не было, и почитали мы только старость, но я стояла высоко среди могучих, и за мои свершения Совет Семи сделал меня Ламией.
Она помолчала. Джейн пришлось сказать:
- Я не знаю, что такое Ламия.
Шуршание. Словно кто-то ворошит старые газеты. Лицо поднялось еще выше.
- Это очень высокий сан, дитя. И нес он великую ответственность. Потому что мы владели таким могучим волшебством, о котором этот выродившийся век и представления не имеет. По мановению этих рук, - она воздела руки, - раскрывались горы и разверзались пучины морские. Звезды сходили по моему зову на землю, и я говорила с ними и училась у них. Никто не умирал тогда. В этом не было необходимости.
С шипением и постукиванием у самых ног Джейн включился электрообогреватель. Вздрогнув, она посмотрела на него. Раскаленные спирали бросали на стены темно-красные отблески. Грязное пятно на обоях таяло, исчезая. Джейн пропустила несколько слов из рассказа.
- ...Не слушала поначалу, считала просто своей фантазией, случайно забредшей в голову мыслью.
Одному боку Джейн было холодно, другому жарко. Сильно пахло керосином. Огонек в фонаре помаргивал, и что-то двигалось вокруг менгира, словно он выпускал широкие серые крылья. У Джейн слегка мутилось в глазах, и менгир виделся ей одновременно и камнем, и двулезвийным топором.
Необоримая усталость навалилась на Джейн.
- Я не могла помыслить, - говорила Ламия, - что такая простая идея обернется таким злом.
Джейн никак не могла сосредоточиться. Она зевала, терла глаза, трясла головой. Монотонный голос убаюкивал ее, и постепенно она впала в полудремоту. Ей показалось, что комната растаяла и уплыла куда-то и только менгир остался стоять где стоял.
Джейн находилась на какой-то ярко освещенной равнине. А Ламия снова была молода. Ниже пояса она была змеей. Она трижды обвилась вокруг камня. Но она была так прекрасна, так невинно сияла ее нагота, так приятно от нее пахло, что Джейн ничуть не боялась. Змеиная чешуя, яркая, как самоцветы, блестела на солнце. Зеленые глаза глядели пристально, не мигая.
- Где я? - спросила Джейн. Ламия ответила с высоты:
- Это Омфалос, пуп мироздания. Все обращается вокруг него. Чем дальше от центра, тем быстрее вращение, тем опаснее там находиться. Можно упасть. Оглянись вокруг.
Джейн оглянулась. От менгира во все стороны опускался мир. Она видела его весь, целиком. Дороги, словно нити, вели к миниатюрным городам, а дальше вздымались горы, простирались океаны, лежал лед. Это напоминало гипсовые макеты, которые на втором курсе делали геоманты, чтобы проиллюстрировать такие темы, как «Электричество на службе промышленности» или «Аллегория на службе просвещения».
- А мир-то круглый! - закричала Джейн. - Он круглый!
- Круглый, потому что он иллюзорен. Мира просто не существует, ни в каком разумном смысле, поэтому его формы изменчивы. - Диск начал вращаться, медленно, но явственно, под украшенной облаками чашей неба. - Вот перемены делаются видимыми. Это то, что мудрые называют Колесом. Сейчас ты видишь мир так, как его видит сама Богиня.
У Джейн закружилась голова. Она быстро отвела взор от горизонта. Но ее все еще мутило.
В голосе Ламии появилось пророческое исступление.
- Это я привела в движение Колесо. Во всем виноваты мои гордыня и безрассудство. И я понесла наказание. Мои дети стали ходить на двух ногах, я же осуждена на недоверие и презрение потомков и, что самое жестокое, на бессмертие, дабы видела я последствия своего деяния.
Земля завертелась быстрее. Джейн пошатнулась, но удержала равновесие.
- Но, как милость, что стоит по жестокости наказания, мне обещано, что, когда я изглажу последний след моего бытия, мне даровано будет исчезновение. О, как еще далеко до этого дня!
Ветер завывал над вращающейся Землей.
- А Колесо все вертится. Оно возносит униженных, ниспровергает высоких, лучших втаптывает в грязь, а подонкам дает торжество. В этом неустанном кружении - источник всех страданий. Колесо вертится все быстрее, и мы неизменно возвращаемся к своему началу, постаревшие и скорбящие, в морщинах и шрамах. Если бы я знала, кто мне шепчет, я не стала бы слушать. И Колесо не завертелось бы.
Джейн прижала руки к глазам. Голова у нее шла кругом. Она сделала шаг по направлению к камню и опустилась на колени, чтобы не упасть.
- Чей это был голос? - воскликнула она. - Кто тебя искушал?
- В самом деле, кто? Кто наказал меня за то, что я ее послушалась? Кто захотел запустить Колесо, а вину за это переложить на меня? Все она, все она.
- Кто же? Кто?
Теперь голос Ламии стал очень спокойным.
- Богиня, конечно. Кто бы еще осмелился?
Джейн протянула руки к камню, чтобы о него опереться. Как только она коснулась его поверхности, вращение прекратилось и головокружение прошло. Раскрыв широко глаза, она смотрела на Ламию, на совершенные линии ее змеиных колец, на томный изгиб живота, на коралловые ореолы вокруг сосков. Смотрела в сияющую вселенную ее глаз с черными провалами зрачков. Ламия улыбнулась. Это была теплая, уверенная улыбка, шедшая из глубины ее существа.
- Ты меня хочешь.
- Да, - ответила Джейн с удивлением. Ее никогда особенно не притягивал собственный пол, мальчики всегда казались ей интереснее. Но в Ламии сливались оба пола одновременно, в ней было все, что нравилось Джейн и у мужчин, и у женщин.
- Так поцелуй меня.
Ламия опустила к ней голову. Ее влажные губы раздвинулись, показался розовый язык. У Джейн колотилось сердце, как у зажатой в руке птички. Она послушно потянулась к этим губам...
- А ну, прекрати, старая галоша!
Робин схватил Джейн за плечи и потащил. Она споткнулась об оттоманку и навзничь упала на пол.
Ламия опять была старой - старой и отвратительной. На короткое мгновение сожаление мелькнуло на ее ужасном лице и тут же исчезло. Она убрала руки.
- Мы уходим, - твердо сказал Робин.
- Я сейчас включу свет.
- Можешь не беспокоиться.
Робин помог Джейн подняться и повел ее из комнаты вон. За время ее забытья дом исцелился. Восстановились внутренние стены, их покрыли обои. Комнаты, через которые они шли, были уютно обставлены и устелены коврами. В прихожей горели лампы матового стекла. Никаких бутылок у порога больше не валялось. И даже надписи исчезли со стены.
- Совсем из ума выжила, - сказал Робин, когда они вышли на улицу. - Плетет невесть что. А сегодня вообще... Коли бы мне не так были нужны деньги...
Он сплюнул. Не замедляя шага, развернул и надел защитные пилотские очки. Неоновая радуга скользнула на их черном стекле. В очках его лицо выглядело зловеще, словно голова насекомого. Было и без того темно, так что в очках он, наверно, совсем ничего не видел, но шел по-прежнему быстро и уверенно.
- Чего она от меня хотела? - не сразу спросила Джейн. Дурман еще не совсем рассеялся, и у нее не было уверенности, что реален тот мир, который она видит сейчас, а не тот, что ей показала Ламия.
Была поздняя ночь, и упыри вместе с прочей нечистью повылезали наружу из канализационных люков. Они собирались небольшими компаниями у фонарей или торчали в подъездах. Молодой вурдалак нагло взглянул на Джейн, дожевывая чей-то палец, и выплюнул косточку как раз в тот момент, когда они проходили мимо.
- Неужели непонятно? - ответил Робин. - Она хотела...
- Эй, студент! - У обочины остановился грузовик, и пожилой тролль высунул голову из кабины. Он широко улыбался, показывая гнилые зубы и черные десны. - Тебя еще невышибли под зад ногой из колледжа? - Он перевел взгляд на Джейн. - Завел новую подружку?
- А, Том-барыга! Что скажешь хорошего? - Натянутая улыбка Робина не выражала никакой радости.
Они хлопнули друг друга по рукам, и Джейн заметила, что небольшой пластиковый пакетик перешел из рук в руки и исчез в кармане ее спутника. Тролль провел рукой по пегим волосам и сказал, понизив голос:
- Говорят, на улице белая смерть появилась.
- Э, нет! - Робин отступил на шаг. - Это без меня.
- Да никто тебя и не просит! - с досадой сказал Том-барыга.
- Найди себе другого.
- Да ладно, ладно!
- Я такими делами не занимаюсь.
- Точно? А жаль, денежки хорошие.
Грузовик нетерпеливо заворчал. Том-барыга подмигнул Джейн и сказал:
- Ну мне пора. Не пропадай, лады?
Когда грузовик отъехал, Джейн спросила:
- Про какие дела он говорил?
- Про нехорошие. Но тебя это не касается.
В молчании они вернулись в Хиндафьялль, поднялись, перешли по мосту в Бельгарду. Робин уже шел к своему лифту, когда Джейн остановила его.
- Я тебе хочу сказать кое-что. Я не сучка в брючках, как ты изящно выразился.
Робин не сразу вспомнил, о чем речь, а вспомнив, сделал гримасу:
- Слушай, я же извинился!
- Нет, это ты послушай! У меня была стипендия. И, кроме этого, никаких источников дохода: ни покровителей, ни работы, ни сбережений, ничего. Только стипендия, и ту университет отнял. Что же мне делать? Надо же как-то добывать деньги.
- А прикид у тебя...
- Это все краденое. Я ворую. А когда воруешь, ясно, выбираешь что получше, верно? Так что знай. Вовсе я не богатенькая сучка. Просто я верчусь как могу, чтобы выжить.
- Так ведь и я тоже! - Робин поразился совпадению. - То есть мне никто бы стипендии не дал, но я твердо решил получить образование. Я учусь в фармакологическом колледже. А этим всем занимаюсь, только чтоб им платить.
- Ну и хорошо. Значит, мы друг друга понимаем. - Джейн повернулась, чтобы уйти. Она еще дрожала, сама не понимая почему - рассердилась или еще не отошла от испуга. Но Робин не уходил.
- Слушай! Может, мы встретимся когда-нибудь? Ну там, потанцевать сходим или что. - Поняв, что Джейн сейчас откажется, он хлопнул себя по лбу. - Фу ты, ну я и дурак, совсем из головы выскочило! У меня же приворот есть! - И он зашарил по карманам джинсов и куртки, бормоча: - Тебе понравится, приворот стопроцентный. Куда ж я его... Ага,вот!
Он вытащил призрак розы. Лепестки были ярко-алые, ярче крови, с пурпурными отблесками. Сквозь розу слабо, но отчетливо просвечивали окружающие предметы.
С поклоном Робин вручил ее Джейн. Как только ее пальцы охватили стебель, роза исчезла. Робин был прав, Джейн действительно потянуло к нему.
- Ну так как?
Он убрал в карман очки и посмотрел ей в глаза. Он был искренен. Против ее воли он ей нравился. Несмотря на грубоватость, чувствовалось, что он хороший, настоящий. Что-то встрепенулось у нее в самых глубинах души и потянулось к нему.
- Нет! - сказала она.* * *
Действие гашиша еще не выветрилось, когда Джейн вернулась с приема Дженни Синезубки. Дома было жарко, радиатор шипел и плевался пузырями, вылетающими из вентиляционной решетки.
Был холодный осенний день. За окном, вздымая темные вершины гигантских башен, лежал Город, безжизненный и унылый. Над башнями мелькали в воздухе какие-то черные точки - это ведьмы разлетались перед грозой. Несколько мокрых дубовых листьев, принесенных неведомыми ветрами, жались к стеклу окна.
Джейн задернула шторы и в полумраке разделась. Мартышка была в экспедиции и должна была вернуться только завтра к вечеру, Джейн легла на кровать. Медленно-медленноона стала поглаживать себя, ласкать грудь, живот. Сначала она думала о Робине, потом уже ни о чем не думала.
Она опустила глаза к груди, потом ниже. Увидела холмик, обильно поросший густыми курчавыми волосами. Ей нравилось иногда воображать, что это лес, а она - крохотный путник, пробирающийся сквозь чащу. Пальцы скользнули дальше, ко входу в лабиринт, почувствовали влагу, остановились. Это был очарованный лес - и молчаливый, ни одна птица не пела в ветвях. Она бродила по чаще, с удивлением озираясь. Пальцы задвигались быстрее. Все замерло в ожидании, в предвкушении... Пальцы почти остановились. Осторожными движениями она выманивала кого-то, и вот он показался из укрытия, ожил, а она не спеша, медленно, окольными тропинками приближалась к нему.
Предаваясь фантазиям, Джейн в то же время видела комнату, кровать, потолок над головой. Играя со своей пуговочкой, она чувствовала, что поднимается, кровать несет ее вверх, набирает скорость, взлетает в небо. Комната, университет, весь Город с башнями отпали, рухнули, канули вниз, а она неслась все выше, выше...
А потолок расширялся, утончался, вытягивался. Сквозь него просвечивали первые вечерние звезды. Их делалось все больше, все ярче они горели. Джейн задышала чаще, извиваясь на кровати. Простыни сбились в комок. Быстрее! Небо полиловело.
Джейн парила в воздухе.
В нетерпении она побежала вверх по холму. Деревья мелькали с обеих сторон. Быстрее, быстрее, в такт движениям пальцев, бежала она и одновременно парила в небе. И вот,закончив подъем, она в удивлении, не веря глазам, осмотрелась.
Там, внизу, стоял домик.
Он был невысокий, белый, странной архитектуры. Таких она еще никогда не видала, и все же он был ей знаком, как часто повторяющийся сон. К дому примыкала пристройка, без окон, но с дверью во всю стену. К двери вела короткая, но широкая дорожка. На крыше торчала, видимо, телевизионная антенна - не было оберегов, как у громоотвода.
Джейн как во сне обогнула по тропке дом, толкнула заднюю дверь, вошла в кухню. Ее обступили до боли знакомые запахи.
Там была женщина. Понимая рассудком, что видит ее впервые в жизни, Джейн всем своим существом потянулась к ней. Женщина сидела за кухонным столом, сгорбившись, уронив голову на руки. Бутылка виски и полупустой стакан стояли у одного ее локтя, пепельница у другого.
Джейн подошла на цыпочках, боясь заговорить и не в силах оставаться на месте. У женщины были темные кудрявые волосы, спадающие до плеч. Она ничего не слышала.
Джейн дотронулась до ее руки:
- Мама!
Мать, тихонько вскрикнув, подняла голову.