Хризолит | #Wattys2016

Глава 17

  Плачем.
До сих пор не можем вернуться каждый из своей реальности. Веки закрыты. Чтобы не видеть больше ничего вокруг. Чтобы плакать молча. Беззвучно. В личной эмоциональной колбе. Дыхательные пути — заряженные провода с максимальным сопротивлением. Не пропускают воздух ни в одну сторону, ни в другую.

Но мы вынуждены вернуться.

Я слышу, как Гарри первым срывается с места. Именно слышу, только потом открываю глаза и вижу, как он исчезает за дверью. Которая громко прилетает в косяк. Я паникую. Ежесекундно. Знаю, что нужно рвануть следом, не выпуская ситуацию из-под контроля. Знаю, не потому что это соображает мой подторможенный, убитый мозг. Это знает мое тело.

Мы сталкиваемся в дверях. Носом к носу. И я не готов к этому. Определенно. Просто переменчивое сознание Гарри решило вернуться, чтобы обрушиться эмоциональной лавиной прямо на месте нашего правосудия. Край двери едва ли не стукает меня по лбу, когда он пролетает вперед. Его дыхание перетертое. Губы, хочу забыть их мертвый цвет. Почти как у покойника. Глаза – моя слабость. Самый острый топор. Свистит над моей шеей.

- Зачем? – вопросом поперек горла. Пустым вопросом, который, как кажется, даже не требует моего вмешательства в ответ. Что я могу сказать?

А мальчика напротив пробирает неразборчивая, почти неадекватная дрожь. От головы до пят. Паникует. Истерит. На нижнем спуске. Готовый сорваться с крыши небоскреба. Мне его не поймать.

- Тебе было плохо со мной?

Губы слиплись. С трудом протискиваю сквозь щель смятое:

- Что?...

- Тебе было плохо со мной?! – повторяет увереннее, на несколько тонов выше, четче. Отчаяннее. – Зачем ты поехал? Зачем ты, ты...

Рябь. Дергается уголок губ. Смысл его слов найден не был, пожелав оставаться утерянным. Я знаю одно: нашим телам нужен контакт. Я ищу его. Хочу притянуть к себе до надломленных костей любимое тело. Но Гарри бьет мою руку, отталкивая.

- Нет, - резко и больно.

Теперь я понимаю, все начинает рушиться. До этого нас просто хорошенько шарахнуло молнией. Каждого. А теперь «мы» рассыпаемся, как песчаный замок. Ускользаем сквозь пальцы.

- Гарри...

Зеленые камни сквозь прозрачную призму слез. Что срываются вниз друг за другом. Градом.

- Зачем... - громкий надрывный всхлип, и Гарри больше не стоит напротив меня. Испарился. Умчался. Слышу его тяжелые шаги. Слышу, как что-то громко падает. По звуку стул. Слышу всхлип, беспомощный.

Когда я быстро прохожу следом, Гарри стоит ко мне спиной. Его плечи сжаты, словно он готовится, что его вот-вот ударят. Розгами. Или тяжелой арматурой. Не оставляя ему и шанса выжить. Я боюсь. Подойти еще ближе хоть на нанометр. Тупо стою в дверном проеме.

- Тебе было мало меня! Зачем ты поехал! – слава Богу, я не вижу его лица. Эта пытка была бы подобно четвертованию. - Луи?... – а нет, он все же оборачивается. Бог решил, что стоит добить меня.

- Я хотел убедиться, что это не ты... - звучит мой голос откуда-то из космоса. Ложь.

- Что это не я? – надламывается на последнем слове. Смотрит на меня. С укором? Немного ядовито. Желая пристыдить меня за брошенное оправдание. – Или что это... я?

Больно. Скальпель залез под кожу. Я в состоянии болевого шока. Смотрю на него. Моргаю. И понимаю смысл. Понимаю: где правда, а где ложь. И хочу сдохнуть. Еще сильнее, чем хотел прежде.

- Гарри... - шепчу.

Вот он — ответ на вопрос. Лицо парня искажает гримаса. Обреченности. Его глаза — чужие. Лишенные бликов. Мертвые. Губы предательски дрожащие. Словно от холода.

- Ты соврал о том, что ты из Суидона.

- Неужели? – немного резкое. Чуть гордо вздернутый подбородок. С вызовом. Гарри преображается на моих глазах. Из слабого в готового зубами вцепиться мне в горло в любую минуту. В того самого Гарри, с которым я познакомился в буфете, который дернулся от меня в холле, шарахнулся в машине. Который не желал принять мою помощь в кабинке, склонившись над унитазом. Прежнего Гарри.

- Ребенок... - в голове многоядерный процессор. Вспоминает все неточности. Все погрешности. Все ошибки. Фейлится на самых простых тестовых подборах. Обнажает все изъяны. Изъяны непродуманной лжи.

Впервые в моей голове селится вопрос, ответ на который я, к сожалению, знаю. Ожидаю без надежды на лучший исход. Ребенок Гарри. Ребенок акта унизительного насилия?

- Какой у тебя срок?

- Посчитай сам, это не сложно, - Господь Всемогущий, как же неконтролируемо его трясет. Плечи, кисти, пальцы, ноги.

Гарри говорил, что он на третьем месяце. Но тогда выходит, что после всего, что с ним произошло в клубе, прямо перед нашим знакомством, ему нужно было неплохо перепихнуться, чтобы обзавестись довеском. Невразумительный бред. Немыслимый. Неправдоподобный. Ответ только один. И я знаю его. Знаю, откуда должен вести отсчет.

- Второй триместр... - связываю слоги воедино. – Боже, неделя двадцатая?...

- Девятнадцатая, - поправляет Гарри. Его голос ровный как бритва.

Почему я не понял раньше?

Рука парня дергается. Ищет мишень. Находит. Сахарница летит кувырком по столу, раскидываясь ровненькими кубиками. Они перекатываются с грани на грань. Летят со стола на покрытый линолеумом пол. Сам же Гарри обхватывает другой рукой ушибленные от импульсивного движения пальцы. И это толкает его за черту истерики.

- Зачем ты все испортил! Кто просил тебя?! Чем ты думал?! Что ты думал? – слова прорываются из него. Разрываемые из затакта сбитыми всхлипами. – Что ты узнаешь, и все станет заебись! – тело как всегда передергивается, под звуки мата в любимом голосе. - Что ты вспомнишь, и мы сможем жить дальше! Как прежде?

Из последних сил. Вышаркиваю языком.

- Что это не ты, а просто... глупый сон...

- НО ЭТО НЕ СОН! – Гарри срывает голос. – Ты ведь не подумал! Ни о чем не подумал! И теперь все испорчено...

Пятится, врезаясь в ближайшую полку. Сбивая локтями столовые приборы, что звенят, соскальзывая на пол. А я горю. Под зеленым взглядом. Осужденный. Приговоренный. Чувство раскаяния, разочарования, самопрезрения. Все это в одном флаконе. Посильнее мышьяка. Разъедает похлеще любой щелочи.

Следующий вопрос. Решающий.

- Всё это время ты... - всё помнил? Сдаюсь, проигрываю. Кончик языка упирается в сомкнутые зубы.

- Всё это время было замечательным! – Гарри протяжно воет. – Мне было так хорошо с тобой! Зачем ты все испортил!? Луи!... Я так старался... Чтобы все было правильно. – охает, трет глаза. Так яростно. Почти безрезультатно, слезы все равно льют вниз. – Ты все испортил! Зачем?! Зачем ты сделал это?! З...

Вздыхает. Бледнеет. Хотя казалось бы куда сильнее. А в глазах истерику вытесняет страх. Лицо каменное. Губы в немом вскрике. И в следующую секунду тело Гарри ползет вниз. Он цепляется руками за край стола. Стонет. И я оказываюсь рядом, ловлю его.

Голова откидывается назад мне на плечо. Сам он тихо шипит. Прижав ладонь к левому виску.

- Больно... Больно...

- Шшшшшшш... - выдыхаю в его висок, крепко удерживаю его под локти. – Тихо.... Тихо...

Дергается. Трясется. Тело такое хрупкое, непослушное.

- Гарри... Шшшшш... - одной рукой перехватываю его за пояс, другую кладу на плечи. Плавно поглаживая. Стараясь унять эту удушающую его трясучку. А внутри сам на грани срыва. Безвозвратного. – Что с тобой?...

- Б-больно... - мявкает так жалобно. Жмурит глаза от испуга. Морщится. – ...кольнуло. Все закружилось... - опускает руку на низ живота. Я вижу, как дергаются его пальцы.

Сердце вышло из грудной клетки, вскарабкалось по гортани наверх и теперь постукивает прямо на уровне гланд. Остальные внутренности тревожно молчат. Замерли. Даже легкие особо не торопят меня сделать следующий вдох.

- Больно дышать... Боже...

- Я поймал тебя... Всё хорошо... - шепчу, согревая дыханием кончики его ушей. – Я поймал тебя...

Гарри немного учащенно дышит. Взволнованно. А тело такое слабое в моей хватке. Колени подогнутые. Пытаюсь помочь ему сдвинуться с места, чтобы провести в гостиную на диван. Но у него не получается переступить даже на полшага. От накатившей слабости. Осторожно опускаемся вместе на пол, и я помогаю ему сесть на мои ноги, укладывая его голову себе на плечо. Сбитое дуновение его дыхания. Такого нежного. Легкого.

- Пожалуйста, не уходи... ты мне обещал... - быстро шепчут его губы. Одержимые. Искусанные.

Я молчу. Пытаюсь понять, почему он продолжает так тесно прижиматься ко мне? Почему его пальцы цепляются за меня? Зачем? Гарри камикадзе. Саморазрушитель.

- Ты обещал... Что мы попробуем... даже если...

Глажу его по спине. Медленно. Боюсь прикоснуться как-то не так. Боюсь, что мое прикосновение будет ему неприятным. Чужим. Принуждающим. Гадким. Разве оно может быть каким-то другим?

- Не уходи, пожалуйста...

- Не уйду, - обрубаю свой последний шанс на побег. Да и разве я когда-нибудь смогу его совершить. Особенно сейчас? Когда в моих руках такой уязвимый, ранимый, перепуганный Гарри, в теле которого две жизни. Разве я имею хоть какое-то право на побег, когда он просит меня. Умоляет меня. Плачет, желая, чтобы я остался рядом. Как бы мерзко мне не было. От себя. От ситуации. У меня нет прав. Никаких. Не после того, как вытоптали его жизнь. Перемяли под подошвами. Я сам перемял.

Я бесправный.

Мы обнимаемся. Это так странно. Так неправильно. Морально невыносимо и больно. Но как я могу оторвать Гарри от себя? Мои руки продолжают поглаживать его спину. До тех самых пор, пока дрожь не отпускает его. Наши глаза закрыты. Мы притворяемся. Притворяемся, что весь прошлый эпизод выпал из нашей жизни. Как что-то лишнее. Наш самообман выдают только мокрые глаза.

- Я здесь, всё хорошо... с тобой и ребенком все хорошо...