Хризолит | #Wattys2016

Глава 20

Мы оба знаем правильный ответ.

Гарри медленно приподнимает брови. Этот жест говорит лишь о том, что я в некотором переносном смысле прижат к стене. Хотя и в прямом тоже. Весьма. Прижат.

- Я скажу тебе, что происходит, - его чуть вздернутый вверх подборок напоминает мне о том Гарри, который отказывался говорить со мной под проливным дождем. Я знаю, что этот Гарри способен зайти достаточно далеко, если ситуация того потребует. Я знаю, что он умеет полностью контролировать ситуацию.

- Я... - язык бьется о нёбо и замирает, а большой палец правой руки сам опускается на губы Гарри, пока другие перехватывают подбородок. – Молчи, – зелёные глаза возмущены, но горят от одного прикосновения. – Ты принципиально хочешь создать проблему, словно тебе это нравится. Лучше молчи.

- Нет же... Я пытаюсь помочь, - нет, Гарри, ты все портишь. Прижимаюсь, заклеивая его рот, не позволяя говорить эти всё отвратительно меняющие слова. Хотя бы на минуту. Минуты, возможно, было бы достаточно, чтобы собраться с мыслями. Раскиданными по моей пустой голове. Но Гарри не настолько великодушный. Потому что не позволяет поцелую продлиться дольше обратного отсчета в десять секунд. – Я знаю, о чем ты думаешь.

Кончик языка находит уголок губ, что непроизвольно дергается. Под пристальным взглядом граненных зеленых камней.

- О том, что теперь ты весишь на шесть кило больше и я больше не нахожу твою полноту привлекательной?

- Как банально, по твоему мнению я похож на истеричку, которую ты больше не хочешь? – усмешка Гарри настолько очаровательна, что я не могу не улыбнуться в ответ, пусть и внутри все кишки начинает потрясывать. – Я бы просто купил тебе силденафил*.

Теплые пальцы Гарри обманом закрадываются под мою пижамную футболку и обводят кожу вдоль пояса спортивных брюк, ластятся.

- Может быть, тогда я думаю о том, что нужно быть осторожнее, пока ты ждешь ребенка?

Мы словно играем в вопросы-ответы на выживание. Громко стучащее прямо у горла сердце говорит мне именно об этом.

- Нет, ты думаешь не об этом, - упругие кудряшки чуть дрожат, когда Гарри легко качает головой, еще пристальнее высматривая что-то в моем лице. И от его взгляда не уклониться. Как и от навязчиво-ненавязчивых ласк. Как и от поджидающего нас ответа. – Ты думаешь о... О, нет! – восторженно произносит он, одной рукой оставляя в покое линии моего живота, чтобы перехватить мой затылок. Хотя нужды в этом нет, я ведь не трусливый ребенок, чтобы прятать взгляд. – Ты не думаешь, ты боишься...

... сделать тебе больно.

Эти картинки ни на секунду не перестают мелькать перед моими глазами. И я боюсь, что никогда не перестанут. Они проскальзывают беспрерывным фоном в моем подсознании. Как двадцать пятый кадр. Мельтешат. Забиваются между другими цельными мыслями. Паразитируют, словно кариес на зубах. Захватывают любое свободное пространство в моей памяти. И плодятся. Парализуют, вытравливают здоровые воспоминания. Разрезают их на кусочки. Вклиниваются между. Искажая, опошляя, разрушая.

Я перехватываю руку Гарри, отцепляю ее от своего затылка, лишь бы найти его пальцы. Только мое предательское воображение рисует на его запястьях несуществующие фиолетовые узоры из гематом. Разодранную кожу. Изуродованные, стертые под ноль ногти.

Я смотрю на его лицо. И его губы кажутся мне не желанными, а измученными, воспаленными, изнывающими от боли.

Я прикрываю глаза, чтобы сглотнуть ком и прогнать эти картинки. Вот только под опущенными веками они еще ярче.

- Луи? Тебе не нужно думать об этом, - пальцы оставляют мягкие прикосновения у левого виска. – Ты не сделаешь мне больно.

- Я больше не могу быть в этом так уверен, - отвечаю, - Картинки перед глазами такие яркие.

- Так открой их, - чувствую следующее прикосновение к моей нижней губе, оно вынуждает меня открыть глаза. – Помнишь? Ты за всё это время ни разу не сделал мне больно.

- Но теперь я точно знаю, что способен сделать это, и я знаю, КАК это, я вижу это.

И теперь я боюсь, что снова как-нибудь не так сдавлю его руки, оставлю непростительный синяк на его бедре. Идеальной нежной коже. Это нормально – бояться. Жертва ведь всегда боится повтора. Даже когда этот повтор лишь в твоем продажном воображении. И я знаю, в большинстве таких историй принято бояться жертве. Заведено предписанием. Потому что необъяснимо страшно быть жертвой насилия. Для них каждый шаг навстречу новым отношениям – это шаг через себя.

Но принято ли задумываться о том, что чувствуют такие, как я? Заботит ли это хоть кого-то? Или мы не имеем права даже на чувство? На что мы имеем право после того, что сделали?

Потому что для меня теперь каждое прикосновение к Гарри – это тот же шаг через себя. Через все, что я помню и не помню. Через все, что пририсовывает мне моя фантазия. Я не знаю, как смогу теперь ласкать его изящное тело, не испытывая отравляющего сожаления. А от понимания того, что у нас все снова шиворот навыворот мне гадко вдвойне. Но разве я не могу тоже бояться? Разве это не нормально, бояться сделать больно близкому человеку?

- Всё будет хорошо, - обещает голос Гарри. – Нам ведь было хорошо вместе, и каждый раз был идеальным...

Это звучит наивно-глупо. Подростково.

Уголки моих губ изгибаются в усмешке, а кожа щеки наслаждается невесомыми касаниями.

- Звучит так, словно ты собираешься утешать меня, - произношу через силу. Непринуждённости в моем голосе нет и в помине. Горечь.

Гарри же чуть качает головой, отрывая руки от моего лица и соскальзывая ими вниз. Его пальцы находят мои ладони, обворачиваясь вокруг моих кистей.

- Я собираюсь показать тебе, - чуть тянет меня следом, отступая. А мои ноги немеют. Не могу сдвинуться. Словно я парализован от коленей и ниже.

- Гарри...

Последняя попытка сбежать. Терпит неудачу. Когда глаза Гарри загораются таким ясным решительным блеском. Я сдаюсь. Чувствую, как ноги сами ступают следом. Поддаваясь на уговоры.

- Я покажу, что ты никогда не сделаешь мне больно...

Как самонадеянно. Словно этот жест способен перебить в нас все воспоминания одним ударом. Но я иду, ведомый его рукой. И слышу, как мое сердце барабанит прямо у кадыка. А вслед за ногами, уже не чувствую всего тела. Только мой мозг ведет бессмысленный обратный отсчет.

Мы замираем в спальне у кровати. Точнее замирает Гарри, а я влетаю в его спину и ловлю руками за бедра, извиняясь за свою неосторожность. Но Гарри пропускает мои извинения. Просто обвивает мою шею руками и тянется за поцелуем. Слепо и интуитивно. Просто этот момент требует какого-то обоснованного начала. Которое закладывает легкое прикосновение губ. Скользящих по коже.

В следующее мгновение ладони Гарри толкают меня на кровать, заставляя сесть на ее край. Сам же он наклоняется к моему лицу, оставляя на нем поцелуи, легкое дуновение его дыхания. И я, чёрт возьми, буду последним ебланом, если прямо сейчас не утяну его за собой на кровать, отползая глубже. В этот раз его руки расшвыривают в разные стороны мешающие нам преграды. Моя домашняя футболка отправляется куда-то мне за спину исследовать таинства полумрака. За ней же следует кофта Гарри. И пальцы парят в миллиметре от чувствительной кожи. Тогда как пальцы Гарри уже нашли самую отзывчивую точку под седьмым шейным позвонком и давят, посылая до безумия приятные искры по всему телу.

Мои пальцы тоже немного бесчестны. Тянут мягкую ткань его домашних бридж вниз по бедру. А затем оставляют невидимые полосы по коже, очерчивая перегиб от бедер к ягодицам, переходят выше на пояс. И вздрагивают, когда этот идеальный изгиб искажается придуманными царапинами, оставленными после, казалось бы, нескончаемых надругательств. Замираю. Пока пальцы Гарри не приподнимают мое лицо.

- Всё нормально...

А я киваю, отрывая руку. И пробираюсь на постель глубже, утягивая Гарри следом.

- Включи хотя бы лампу на столе... - шепчу, между поцелуями, что оставляют мои губы на молочном плече. Гарри на мгновение замирает, но все же наклоняется чуть-чуть в сторону, чтобы дотянуться до шнурка лампы. А мои губы уходят по наклону его предплечья.

Медовый свет заливает простыни. Окунает тела в карамельные тона.

- Так лучше? – улыбка Гарри мягкая, теплая, прижимается к моей шее, когда парень подается вперед.

А я отвечаю поцелуями. Более смелыми. Которые тают на его плечах. Сбивают его дыхание в прерывистые вдохи. В особенности, когда зубы чуть кусают его кожу у ложбинки между ключицами. Я медлю, мои мысли медлят, а вот мои руки входят в раж и перехватывают Гарри под коленями, заставляя согнуть их, усаживаясь мне на ноги. Мои руки вышагивают по внутренней стороне бедер, порождая под кожей у Гарри волны примитивной сладострастной дрожи. Мои руки тянутся к прикроватной полке...

- Я быстрее...- выдыхает Гарри у моего рта, выуживая из-под подушки искомое. - И хитрее, - добавляет самодовольно.

Скользкие пальцы просят разрешение и толкаются внутрь. Вырывают из Гарри первый скулеж. Он хрипит и чуть подается назад, качнувшись. Чтобы испытать желаемый жар как можно скорее. Я знаю: он торопится. Его тело послушное и открытое. Полностью раскованное. Готовое к очередному откровению. Мое же бьет током. Сопротивляется мыслям. Требует животных инстинктов. Я, кажется, только в этот момент чувствую, что у меня стоит жесть как. Только в этот момент думаю о том, что с минуты на минуту сдохну от недотраха, а не о том, как переступить через свою каверзную память. Особенно, когда Гарри продолжает тихо поскуливать, глубже насаживаясь на мои пальцы.

Теплая ладонь от прикосновения с плотью заставляет все мои нервные окончания дернуться разом. А меня потянуться навстречу Гарри, оторвавшись от спинки кровати. Сомкнуть наши губы еще раз. Давиться в мокром поцелуе через стон, который вырывается от каждого скольжения его руки от края и вниз до самого лобка.

Губы. Мягкие, малиновые. Кажутся нереальными, но через секунду смазываются перед глазами. Обращаются в разбитые, уставшие. И я испуганно хриплю. Сквозь овладевший мною озноб. А пальцы Гарри ловят мой затылок, не позволяя отстраниться, а сам Гарри выдыхает в мой рот:

- Мне хорошо... - а его глаза блестят почти одержимо. Ошалело. Но все равно где-то в глубине, на самом дне зрачка, я замечаю его волнение. Его тонус. Его силу, с которой он контролирует ситуацию, не позволяя ей ускользнуть прочь. - Очень хорошо...

Губы снова алые. Нежные. Игривые. Целуют мои с жертвенной самоотдачей. Наваждение уходит. Но все еще бродит где-то рядом. Я чувствую его.

Ладони Гарри упираются мне в грудь. И на секунду мне кажется, что вот сейчас он оттолкнет меня, и мы вернемся в начало. Но нет, я просто падаю на подушки. Удивленно наблюдая за тем, как он удобнее усаживается на мой пояс, уперевшись коленями в матрас по обе стороны от моего тела.

И медленно отклоняется назад, насаживаясь.

- Что..х-хх..ах, - выдыхаю, прервавшись. С трудом выдерживая начальное давление.

- Так будет безопаснее, - кто-то из нас еще способен говорить. Но не особо дольше. Потому что секундой позже Гарри достигает хризолитской черты и со стоном закидывает голову назад. А мои руки стремительно находят его бедра и рывком помогают преодолеть эту черту, опуская его вниз.

Гарри кричит. А я смотрю на свои руки, на свои пальцы, что впиваются в гладкий контур бедра. И у меня снова перекрывается клапан в легких. Я дрожу нездоровой дрожью от самых пяток.

- Боже... пожалуйста...

«Хватит. Пожалуйста, хватит... ненавижу...» Но фантазия обманчива. Губы Гарри шепчут иное:

- Пожалуйста, сделай так еще раз...

Я смотрю туда, где мои пальцы намертво сжимают бедра Гарри. И синяков нет. Я поднимаю взгляд на его лицо и вижу его пылающие щеки, дрожащие ресницы. А его губы приоткрываются, чтобы еще раз попросить меня о большем. Ему не больно. Не больно.

И я подталкиваю его бедра еще раз. Чувствую, как он сам двигается навстречу. Выстанывая громче. Упираясь руками мне в грудь. Дергаясь, извиваясь. Охваченный новыми глубокими ощущениями. Сраженный возможностями, которыми он не стыдится пользоваться, двигая бедрами.

Каждое движение вымывает из моих воспоминаний паразитирующую дрянь. Каждое движение лечит мои мысли. Каждое движение заполняет память новыми картинками. Новыми образами. В каждом из них Гарри хорошо. До одержимости. В каждом из них нет боли. Ни капли. В каждом из них сладко. Последнее же отправляет нас за черту цвета весенней зелени. А вспыхнувшие сиянием глаза Гарри единственное, что я вижу.

Возможно, я был не прав. Время – не надежный помощник. Мое лучшее лекарство – это Гарри.