Пришел откуда-то "незнамый человек"; переночевав у мужичка, он послушал рассказов о горе-злосчастии от бездождия и сказал, что он это дело знает, -- что в этой беде попы не помогут, а надо выйти в поле с зажженной свечой, сделанной из сала опившегося человека, "схороненного на распутье дорог, без креста и без пастыря". "Незнамый человек" был запаслив, и в сумке у него как раз оказался огарок такой свечи, какая требовалась. Прежде она была у него длинная, но он ее уже "пожег во многих местах", где было такое же бездождие, и везде будто там "дожди пролили". Захожему собрали с мира яиц и шесть гривен денег и пошли с ним "молитвить" на поле ночью. Он "читал Отчу" и еще какую-то молитву, и "махал навкрест" зажженной свечой из человечьего сала, и велел к утру ждать росы, а "со полден тучи", -- но только чтобы "ей не мешать", а то она может поворотить в другую сторону. Затем этот человек тут же и ушел темной ночью. Росы к утру не было, но о полднях небо потемнело и начало будто тучиться. Вскоре и в самом деле за Долгим лесом, принадлежавшим соседнему имению, стало густеть и появилась туча, но какая-то удивительная: вышла и стала на одном месте и дальше не двигалась. Три мужика, бывшие на поле, долго не могли понять причину, почему туча не шла далее, но, наконец, догляделись и поняли. Этому виноват был Егор Кожиен -- шорник, который ходил по деревням со своею работою. Он был хороший мастер и отлично шил шлеи и хомуты, но человек был необстоятельный, и на выработанные деньги пьянствовал иногда с таким великим усердием, что пропивал с себя все, и внутри себя утрачивал весь разум, и тогда страдал от разнообразных страхов, беспокойно разыгрывавшихся в его воспаленном мозгу. Более всего пьяного Кожиена преследовал "черный бык", который обыкновенно стремился на него откуда-то издалеча и все хотел поднять его на рога и перекинуть через свою спину в тартарары. Увидав этого хронически преследовавшего врага, Егор Кожиен сейчас же от него бежал куда глаза глядят, но бык вдруг неожиданно опять появлялся перед ним впереди, и тогда Кожиен останавливался в ужасе, трясяся, махал руками и кричал: "Тпружи! тпружи!" Если ему удавалось увернуться, то он бросался в противоположную сторону, а как и там тоже появлялся тот же самый призрак его больного воображения, то шорник метался по полям из стороны в сторону до тех пор, пока где-нибудь бык его настигал, и тогда Кожиен старался уж только о том, чтобы пасть ему между рогами и обхватить руками его за шею. Это было отчаянное, но единственное средство спасения, которое уже не раз избавляло Кожиена от смерти на рогах чудовища. Как он, бывало, заляжет у быка между рог, так тот его носит на, голове, пока измается, и тогда сбросит его на землю, а сам убежит, а Кожиен после выспится, чувствует себя как после качки на море, и "кунежится" -ищет, чтобы его пожалели: "Преставьте, -- просит, -- меня либо к матери божией -- она мне заступница, либо пойдемте в кабак -- мне целовальник в долг даст". Его находили недостойным вести к образу и обыкновенно отводили в кабак, где он опохмелялся у знакомого целовальника и поправлялся. То же самое заходило у него и теперь, когда его приметили в поле три мужика, наблюдавшие тучу за Долгим лесом. Егор в ужасе бежал от своего быка и махал на него руками, крича: "Тпружи! тпружи!" Он бежал теперь как раз против тучи, и ни к кому прямее, как к ней, относились его отгоняющие крики и жесты, и... его не стало. О ту пору, как с Кожиеном это в последний раз сделалось, на том же поле, где был он и три мужика, случились еще две небольшие крестьянские девочки, которые пришли на заросшую межу ломать полынь для веников. Завидев скакавшего и кричавшего Кожиена, девочки испугались и залегли в полынь и видели, как Кожиен упал на межу и как к нему тут же вскоре подошли три мужика и подняли его и старались поставить его на ноги, но он не становился, а плакал и голосил: "Ведите меня к божией матери!" Тогда третий мужик взял Кожиена за ноги, и все втроем сии шибко пронесли его в лес, где есть густо заросший овраг, и там сразу произошло какое-то несогласие, и Кожиен навздрых закричал: "За что меня лобаните?.." И с тем все утихло, а потом мужички к ручейку спустились и у того ручья мыться стали. Перепуганные же девчонки все на меже в полыни сидели до вечера, притаившись как зайчики, и, сами себе не могли сказать -- чего они испугались; а когда солнце стало заходить за тот самый лес, куда унесли Кожиена "лобанить", -- девчонкам сделалось "еще больше ужасно", и они выскочили и бросились бежать в деревню без веников, за что их встретили с строгостью -- оттрепали за косы и пообещали еще "выдрать крапивою", отчего они и умолкли, чтобы не навлечь на себя чего-нибудь еще худшего. Так Кожиена бык забодал и на рогах забросил. С той поры уже никто и нигде не видал шатающегося шорника Егора, -- и как не нужен был ему паспорт, так не нужна была ему и могила; но в память его были совершены некоторые немаловажные дела.
