Прощаясь с тетей, дама еще выкинула претрогательную штуку, которая была бы в состоянии очень сконфузить тетю, если бы та не была находчива. Когда тетя простилась и с этою дамою и со всеми нами, и перецеловала всех окружавших ее дворовых женщин и горничных девушек, и уже занесла ногу на спускную ступеньку коляски, -- "бывшая" Д* ринулась к ней, как дитя к страстно любимой няньке, и закричала: -- Arretez! Arretez! {Остановитесь! Остановитесь! -- франц.} -- Что вам угодно, princesse? {Княгиня-- франц.} -- Вот именно... вот и об этом... Если можно... я могу буду вам это отдать? Она держала вынутый из кармана капота конверт. -- Что это такое? -- Мой testament... {Завещание -- франц.} я всех на волю. -- Ах, это надо послать в опекунский совет! -- Да, вот уж это именно вы... Я боюсь сделать именно так, как не надо. Тетя взяла конверт. -- И еще... мне скажите, -- проговорила и запнулась Д*: -- что я могу буду или нет к вам написать? -- Пожалуйста! -- И вы мне будет писать ответ! -- Непременно! -- Тогда... еще одно... Я могу буду вас попросить... -- Все, что угодно. -- Не пишите мне princesse, а... напишите мне... -- Просто ваше имя? -- Нет!.. напишите мне просто: ты! Тете, вероятно, показалось, что она ослышалась, и она недоумело и тихо спросила: -- Что? А та ей робко и краснея прошептала: -- "Ты"! я хочу: "ты"! Тогда тетя вдруг вся вспыхнула, нагнулась к ней, поцеловала ее и сказала ей твердо и громко: -- Хорошо: я тебе напишу "ты" и буду о тебе думать с любовью, которой "ты" стоишь. Тут и произошло для финала нечто смутившее тетю, потому что бывшая ее соперница и "бывшая" Д* вдруг сжала в своих руках и поцеловала ее руку!.. Но тетя Полли, я говорю, была находчива: она успела взять обе ее руки, и обе их поцеловала и сказала: -- Будь счастлива -- и прощай, а то я, пожалуй, при всех разревусь здесь, как дура! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Подозревали тогда, что в мозгу Д* в это время была уже такая путаница, что она не узнавала в тете Полли лицо, некогда ее сильно уязвившее; но это была неправда. Компаньонка этой дамы рассказывала, что, сделав знакомство с тетею, Д* постоянно ею бредила, и искала случая говорить о ней, и всякий разговор заключала словами: -- Что же... ее ведь не любить нельзя... Я его понимаю... Нельзя!.. А когда Д* вскоре после этого умерла, то в мелких вещах, завещанных ею разным лицам, нашли конвертик, ею самою надписанный на имя тети Полли. Он был тщательно-претщательно обвязан шелковым шнурочком и припечатан два раза, и в нем оказался миниатюрный портрет "робковатого" стрелка львов, за которого они когда-то взаимно ненавидели друг друга, и потом, вероятно, обе почувствовали, что ненавидеть друг друга ни за что на свете -- не стоит! Чувствительные люди, которым сделалось известно об этом подарке, были этим очень тронуты и поняли дело так, что миниатюра подарена тете Полли, без сомнения, с тем, чтобы она перешла княжне Вале, которая приходилась слишком сродни тому, чьи черты передавала миниатюра; но тетя как-то всю эту тонкость проманкировала, и о миниатюре не осталось ни памяти, ни следа. Эта Титания, очевидно, уже не придавала никакого значения миниатюрам прошлых увлечений, которые померкли в лучах озарившего ее великого Солнца Любви, светящего в вечность....
