You're my happy...

Начало конца.

  ***

Миллионы. Нет, миллиарды снежинок кружатся в вечернем небе. Они пролетают мимо небоскрёбов, и лишь некоторые достигают самой земли.
Много оседают на одежде, на волосах, на руках. Люди небрежно смахивают их и невольно жмурятся. Немногие любят снегопады.
А Гарри любит.
Он спешит домой, как спешат многие люди вокруг, потому что скоро, уже совсем скоро, наступит Рождество.
С детьми осталась Джемма, а его отправили за подарками. То, что омега перестал верить в чудеса, не означает, что надо лишать этой веры и детей. Поэтому подарки куплены.
Мысли в голове путаются, и из-за этого путаются и длинные худые ноги. Кудрявый парень скользит и падает посреди людского потока. Ничего такого. Пакеты не улетают далеко. Никто не приходит на помощь. Люди просто проносятся мимо, даже не смотрят на бедного омегу.
Всем все равно, это то, что Гарри вынес за свои двадцать восемь лет: нельзя ждать от жизни чуда, это глупо и разбивает сердце.

***

Уже пятый праздник без альфы. Глупо вспоминать Лу — Гарри не вспоминает, он не может забыть.
Иногда это поглощает его с головой, иногда отступает, но никогда, никогда не уходит, а особенно в памятные даты.
Рождество и день рождения Томлинсона всегда был одним праздником, одним долгим-долгим праздником. Омега всегда дарил два подарка, а иногда и больше. Он подарил себя Луи ещё тогда при первой встрече и никак не мог вернуть себя себе сейчас.

— Хээй, ты так и будешь сидеть и скучать? Ты кислый, как лимон! — весело воскликнула Джемма, но в её голосе чувствовалась тревога.

Гарри не ответил.

— Ты всё ещё скучаешь?
Она садится на диван рядом и обнимает брата за плечи.

Омега глазами находит стопку с алкоголем, тянется к ней, затем залпом выпивает и возвращает на место. Это говорит громче, чем слова.

— Что сказал психолог? Это из-за него ты снова такой потерянный? Хей, братик, я всё вижу...

Кудрявый закусывает губу, смахивает руку беты с себя и отклоняется на спинку дивана.
При этом говорит только телевизор.

— Гарри, блядь, Эдвард Томлинсон, ты так и будешь молчать?

— Не называй меня так.
Парень кривится, как будто во рту что-то очень горькое.

— А я буду, потому что ты реагируешь только так! — буквально кипит розововолосая.

— Дети спят...
Бубнит омега и тянется налить себе ещё, но Джемма забирает бутылку из-под носа у брата.

— Не ты их укладывал, не тебе и ворчать. Что, блядь, тебе сказал этот чёртов психолог?

— Посоветовал прийти ещё... А теперь отдай мою бутылку чертовых виски.
Не дожидаясь ответа, парень забирает своё и снова наливает в стопку.

— Отлично, просто отлично. Гробь себя дальше молчанием и алкоголем.

— Этим и занимаюсь...

***

Когда все уснули, парень вышел на лестничную площадку. Его шатало. Тянуло блевать и рыдать.
Он был у мистера Пейна неделю назад, а история, вместо того чтобы отступить, сильнее потянула его ко дну.
Когда кудрявый закрывает глаза, он видит его. Когда он ест, он видит его. Когда он работает, он снова и снова видит его.
Это становиться невыносимо. Омега скучает, но не может этого признать.
На такой нервной почве началась течка. Утренние таблетки кудрявый запил алкоголем, от чего весь день не охота ничего. Точнее охота одного. Одного грёбанного Альфу, который испоганил его жизнь.

***

Рождество. 5:37. Омега сидит на полу около кровати в обнимку с бутылкой и рыдает ни о чем и обо всём сразу. Он устал быть сильным. Он устал создавать эту грёбанную видимость того, что всё отлично.
Он не верит в чудо, но загадывает Рождественское желание.
Он просит о невозможном.
Он просит Альфу.

***

Утро принесло лишь тупую головную боль и желание убить всех вокруг.
Да уж, праздники закончились, а Джемма скоро улетает, но омега предложил ей остаться. Она обещала подумать. Дети безумно её любят, а она их. Гарри тоже любит своих малышей, но не может на них смотреть.
Майки похож на Луи по характеру, внешне только чертами, которые немного стираются из памяти, а вот Одри... Она просто вылитая маленькая копия Луи. И бедный омега просто не может. Просто не может так больше.

***

Обычный день. Первый после праздников, но так самый обычный.
Гарри уже позвонил и записался к мистеру Пейну на очередной приём. После праздников всё стало хуже. Дух мужа стал преследовать, давать навязчивые образы. В людях на улице он узнавал Луи, и это было жутко. Хотелось просто сбежать от всех сразу. А ещё хотелось увидеть альфу — наверное, так подействовала течка, её вызвал стресс. Зря, зря он пошёл к психологу, только всё стало зарастать, как омега собственноручно вскрыл рану. Он как будто прошёлся по коже ножом.
Нестерпимая боль и странное послевкусие. Что же всё-таки произошло? Джемма улетела сегодня, даже не попрощалась, но написала СМС:

«Мой любимый братец, извини, но мне пришлось улететь, не печалься, всё будет чудесно. Сегодня ты увидишь и мой подарок на Рождество. Вся любовь, скоро увидимся».

***

В обед омега, как обычно, прогулялся в кофейню напротив. Заказал свой обычный напиток и сел за столик. Толпы людей бездумно неслись куда-то. Мысли в голове тоже куда-то неслись. Хотелось забыть обо всём, перестать думать, перестать жить...

— Мятный латте?
Поинтересовался до боли знакомый голос.

Гарри не сразу среагировал, но когда до него дошло, он весь напрягся и не отвечал. Он даже боялся повернуться, этого ведь просто не может быть.
Но врождённое любопытство победило.
Перед ним возникло улыбающееся во все тридцать два зуба любимое ирландское лицо.

— А у тебя всё «Ирландские сливки»?

— Да, но тут не очень-то их и готовят.
Этот с виду серьёзный разговор был прерван ими же.
На всю кофейню раздался писк и визг.
Блондин набросился на зеленоглазого омегу с самыми большими обнимашками. Он задержал его в объятиях так крепко, что у Гарри и вправду что-то хрустнуло. Но когда он сообщил об этом, другой омега посоветовал ему заткнутся.
Минут через семь он его отпустил, но не отодвинулся. Два голубых глаза горели ярче всех звёзд во вселенной, а потом на звёзды опустился туман.
Это блондин заплакал, точнее слёзы мамы потекли у него из глаз.

— Чёртов, чёртов говнюк, ты, блядь, хоть представляешь, как я сука переживал за твой маленький тощий зад? Ты хоть, мать твою, раз подумал о том, что ебанная гордость мешает тебе в жизни? Ты думал, а? Своей блядской кудрявой башкой!
В конце своего монолога Найл попытался как можно больнее ударить старого друга, но у него не получилось.

— Хэй, тише, давай по порядку, — воскликнул Гарри. Понимая, что эта встреча — начало конца.