Золотой храм. Мисима Юкио.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Вероятно, не случайно всякий раз, когда я заслуживал суровой кары,
настоятель вместо наказания меня чем-то поощрял. Через пять дней после того,
как Касиваги приходил за своим долгом, Учитель вызвал меня и вручил деньги:
плату за первый семестр - 3400 иен, 350 иен на трамвай и 550 иен на книги и
канцелярские принадлежности. Деньги за первый семестр действительно
полагалось вносить перед летними каникулами, но после истории с Касиваги я
не думал, что настоятель сочтет нужным идти на этот расход, а если и
уплатит, то не через меня, а почтовым переводом.
То, что доверие это показное, я понимал, наверное, даже лучше, чем сам
настоятель. Было в этих безмолвных благодеяниях Учителя что-то схожее с его
мягкой розовой плотью. Обильное, насквозь фальшивое мясо, доверяющее тому,
что непременно предаст, и предающее то, что взывает о доверии; это мясо
недоступно разложению, оно беззвучно разрастается все шире и шире,
тепленькое и розоватое...
Точно так же, как при появлении в гостинице "Юра" " полицейского я
испугался, что мой замысел раскрыт, теперь я затрепетал от ужаса, вообразив,
будто настоятель обо всем догадался и специально дает мне денег, чтобы
лишить меня только-только обретенной решимости. Я чувствовал, что, пока у
меня есть такая сумма, я не наберусь мужества сделать последний шаг. Деньги
надо было как можно скорее растратить. А это не такая уж простая задача для
человека, никогда не имевшего за душой ни гроша. Мне нужно было спустить
деньги очень быстро и притом еще каким-нибудь особо предосудительным
способом, чтобы Учитель зашелся от ярости и немедленно прогнал меня из
обители.
В тот день я дежурил на кухне. Моя миски после "спасительного камня", я
рассеянно посматривал на пустую столовую. Возле выхода высилась лоснящаяся
от черной копоти колонна, на которой висел свиток с заклинанием: "Оборони
нас, Господи, от пожара".
Мне показалось, что в выцветшем листке бумаги томится бледный призрак
плененного огня. Я увидел, как некогда веселое и могучее пламя побелело и
сжалось, запертое древним заклинанием. Поверят ли мне, если я скажу, что в
последнее время образ огня вызывал у меня самое настоящее плотское желание?
Впрочем, что ж тут удивительного - все мои жизненные силы были обращены к
пламени. Мое желание придавало огню сил, и, чувствуя, что я вижу его сквозь
черную твердь колонны, он нежно поднимался мне навстречу. Как хрупки и
беззащитны были его руки, ноги, грудь!