– Земля! – прокричал дозорный. Стройный эльф крови сидел на дозорной площадке, прозванной моряками "вороньим гнездом", такой шаткой, что на взгляд Кэрна, любая нормальная ворона дважды подумала бы перед тем, как там обустроиться. Молодой эльф, вскочив на такелаж, по-беличьи ловко спустился по веревкам. Старый таурен, смотревший на него с палубы, слегка покачал головой. Он был доволен и искренне рад, что первая часть пути в Нордскол была уже позади. Кэрн Кровавое Копыто, гордый отец и воин, корабли не любил.
Он был творением твердой, добротной земли, как и весь его народ. Да, у них были свои лодки – но это были лишь маленькие скорлупки, никогда от берега слишком далеко не отплывавшие.
Почему-то даже на дирижаблях – новых воздушных штуковинах гоблинов – он чувствовал себя лучше, чем на палубе морского корабля. Быть может от качки, а может оттого, что море в секунду могло прийти в ярость. Или из-за того, что путешествия по морю были долгими и скучными, и его путь из Кабестана в Борейскую Тундру не был тому исключением. И теперь, когда вдалеке показался берег, старый буйвол заметно повеселел.
Как и полагалось вождю, он плыл на ордынском флагмане, носившем имя "Кости Маннорота". Плывущие рядом с ними корабли были налегке – в их трюмах была лишь пресная вода (и грог огров племени Гордок, существенно поднимавший дух моряков) и кое-какие съестные припасы. Кэрн мог наслаждаться пребыванием на твердой земле до тех пор, пока на корабли не погрузят остатки завезенных в Нордскол припасов, а все до единого солдаты Орды не взойдут на борт, горя нетерпением вернуться домой.
Глаза пожилого таурена не видели сквозь густой туман, но он верил словам юркого син'дорея, который якобы видел берег. Он, оперевшись о борт, наблюдал, как корабль скользит сквозь туманы.
Он знал, что к юго-востоку отсюда, на одном из мелких островов, рассыпанных по округе, Альянс возвел крепость Отваги. Крепость Песни Войны, куда они направлялись, была расположена на удобной высоте, господствующей над всей округой, что для Орды было гораздо важнее, чем широкая гавань и удобная навигация. По крайней мере, когда-то было.
Судно медленно двигалось вперед. Кэрн тихо засопел. Сквозь туман он разглядел очертания корабля – точнее, его обломки. Капитан погибшего судна был не таким смышленым, как тролль, командующий "Костями Маннорота". Возможно, на них напали или они сели на мель, а может и то, и другое. Это место звалось "Высадкой Гарроша", а обломки остались от судна, на котором молодой и дерзкий орк прибыл в Нордскол. Ярко-алые знамена Орды были ободраны, виднелся голый каркас палубы. Так же жалко выглядела и сторожевая башня на берегу, которую Кэрн наконец-то разглядел в тумане. Вскоре показалась и несчастная тень того, что раньше было домом вождей.
Гаррош, сын знаменитого героя орков Грома Адского Крика, был одним из первых, кто откликнулся на призыв в Нордскол. Кэрн был восхищен юношей, но слухи о его нраве беспокоили таурена. Он сам растил сына, Бейна, видел, что юного таурена беспокоили те же проблемы, что и его самого десятки лет назад, и хорошо понимал, что многое в характере Гарроша – лишь недостаток его возраста. Безо всякого сомнения, энтузиазм и пыл Гарроша были заразительны. В разгар войны, в ее худшие годы, Гаррош сумел поднять дух воинов Орды и разбудить чувство гордости за нацию, которое пожаром разошлось по их сердцам.
Гаррош был сыном достойным отца, унаследовав и хорошее, и плохое. Гром Адский Крик никогда не славился мудростью и осторожностью. Он всегда действовал быстро и жестоко, а его боевой клич – пронзительный, ужасный вопль – дал ему второе имя. Гром был первым, кто испил кровь Маннорота – кровь, которая испортила и извратила весь орочий народ. Гром был тем, кто начал это безумное проклятие, и тем, кто положил ему конец. Он убил Маннорота. И после в бравые орочьи сердца вернулись дух и воля.
Некогда Гаррош стыдился отца, считая его трусом, хлебнувшим кровь Маннорота и предавшим свой народ. Тралл объяснил юноше, что случилось на самом деле, и Гаррош Адский Крик стал восхищаться отцом. И даже чересчур, как считал Кэрн, хотя энтузиазм Гарроша хорошо влиял на солдат. Кэрну иногда казалось, что Тралл, восхваляя все благие дела Грома, слишком приуменьшал вред, им же нанесенный.
Несколько раз молодой и наглый Гаррош смел открыто препираться с Траллом, вождем Орды, мудрым и храбрым лидером, что никто не подвергал сомнению. Задолго до того, как случилось несчастье у Врат Гнева, Гаррош бросил вызов Траллу в стенах оргриммарской арены. А совсем недавно он позволил себе насмехаться над Варианом Ринном, королем Штормграда, и сцепился с ним в схватке в самом сердце Даларана.
Но даже Кэрн признавал, что Гаррош, несмотря на все, заслуживал славы, и Орда относилась к нему с трепетом и слепой верностью. Конечно же, что бы ни говорила молва, Гаррош не был эпическим героем, который сам, одной правой, разгромил Плеть, убил Короля Мертвых и сделал Нордскол безопасным для детей Орды. Но неоспоримый факт был в том, что он возглавил армию и, не сильно уж стараясь, привел ее к огромным успехам. Он вернул Орде чувство жестокой гордости и рвения к бою. И каждый раз, совершая отчаянные и безумные поступки, он добивался громкого успеха.
Кэрн был слишком умен, чтобы считать это везением или случайностью. Гарроша легко можно было обозвать безрассудным, но одно безрассудство не привело бы его к таким вершинам. Сын Грома был нужен Орде в темнейший ее час. Из-за того Кэрн готов был простить парню его недостатки.
– Мы почти прибыли, вождь, – сказала капитан Тула Кэрну и приказала сопровождающим их суднам спустить шлюпки, – Крепость Песни Войны недалеко. На востоке за холмами.
Тула знала, о чем говорит. Несчетное количество раз, в любое время года она проходила путь из Кабестана в Нордскол. Потому Тралл и назначил ее капитаном "Костей Маннорота". Кэрн кивнул.
– Откройте бочку огрского пойла. Нужно наградить команду судна за старание, – сказал он своим глубоким, спокойным голосом. – Но оставьте что-нибудь и для храбрых воинов, которые скоро уедут домой.
Тула живо согласилась:
– Так точно, верховный вождь! Спасибо. Мы возьмем один-единственный бочонок. Честно.
Кэрн, похлопав ее по плечу, согласно кивнул, а затем, собравшись с духом, спустился в небольшую крепкую лодку, чтобы прибыть на берег. Липкий, как паутина туман, резко и холодно вцепился в его шерсть. С огромным удовольствием он выбрался из лодки, ступив крупными копытами в холодную воду у самого берега Высадки Гарроша, и помог вытащить лодки на берег.
С каждым шагом, все дальше от берега, туман казался все менее густым. Они брели мимо заброшенных обломков катапульт, забытых копей и мечей, мимо покосившейся фермы со скелетами свиней, побелевшими от солнца. Они медленно поднимались по твердой почве тундры, покрытой ковром каких-то красных трав, которые с легкостью переносили суровый климат Нордскола. Кэрн преисполнился уважением к ним за эту стойкость.
Перед ними, гордо и храбро, выросли стены крепости Песни Войны. Крепость оказалась в центре огромного карьера с отвесными, непреодолимыми стенами. Нерубам, древней паукообразной расе, поднятым из мертвых некромантией, всего несколько раз удалось напасть на крепость, но не более того. То, что когда-то было стенами и клубами паутины, теперь напоминало комок обвислых прядей, танцевавших по ветру. Вместе с Плетью нерубы отступили под неистовым натиском Орды.
Кэрн заметил, что впереди них что-то движется. Чужой разведчик заметил стяги Орды и поспешил прочь. Отряд вождя тауренов шел по пути прямо вперед, пока не дошел до входа в карьер. Он не был грозным или внушительным, но, сомневаться не приходилось, сделан искусно. Кэрн понял, что попал в огромную кузню.
Правда, тягучих рек раскаленного добела металла там не было. Не было звенящего звука удара молотом по наковальне. Его нюх, который в его-то годы был острее, чем глаза, уловил слабый несвежий запах волчатины. Звери пробыли здесь какое-то время, но их отправили домой даже раньше хозяев. Оружие и боеприпасы уже давно пылились без толку. Кэрн напомнил себе, что нужно оценить состояние нескольких вьючных кодо, которые отправят на своих спинах весь лишний груз обратно на корабли.
По коже Кэрна прошелся холодок. Обычно в рабочей кузне должно быть достаточно тепло, чтобы прогреть воздух вокруг ее стен, но эта кузня стояла, и холод Нордскола запыла просторна и пустынна. Его парни вступили в нее, – и эхо их шагов тут же раздалось от потолка.
В центре зала стояли два орка, которые только что прервали долгую беседу. Кэрн знал их обоих и почтительно кивнул им. Старший из них – зеленокожий Варок Саурфанг, младший брат великого героя Броксигара и отец прискорбно павшего Дреноша Саурфанга. Вароку досталось, как никому.
Его сын был среди тысяч павших под Ангратаром, Вратами Гнева. В тот черный день, Альянс и Орда вместе сражались с лучшими силами Короля-лича – и даже само чудовище появилось на поле брани. Молодой Саурфанг ринулся с ним в поединок, – и его душу отняла Ледяная Скорбь. Через несколько мгновений отрекшийся, известный как Гнилесс, показал миру чуму, уничтожившую все живое и неживое под черными вратами.
Но и на этом не завершились беды рода Саурфангов. Тело молодого воина было поднято Королем-личом, и он вернулся, чтобы уничтожать то, что защищал при жизни. Удар, сразивший его второй раз, был ударом милосердия. Только после гибели Короля-лича верховный правитель Варок Саурфанг смог доставить тело сына в Награнд – на этот раз не более чем тело.
Для Кэрна Саурфанг, убеленный сединами могучий воин, олицетворял все то лучшее, что есть в орках. Он был мудр и честен, неустрашим в бою и хладнокровен в стратегии. Кэрн не видел Саурфанга с тех пор, как его сын пал под Вратами Гнева, и теперь увидел, что орк сильно постарел. Таурен не знал, смог бы сам держатся так же сильно, если бы над его дражайшим сыном так жестоко надругались.
– Верховный правитель, – прогрохотал Кэрн в поклоне, – как отец, я скорблю над тем, что ты пережил. Но знай, что твой сын умер как герой, и твои труды здесь прославят его память. А остальное унесут ветра.
Саурфанг одобрительно кивнул.
– Хорошо вновь увидеть тебя, верховный вождь Кэрн Кровавое Копыто. И... я знаю, что ты говоришь правду. Я без зазрения совести скажу, что нордскольская кампания завершена. Мы многое потеряли здесь.
Орк помоложе, стоявший рядом с Саурфангом, скривился, будто эти слова были ему неприятны и он с трудом держит язык за зубами. Его кожа была не зеленой, как у большинства встреченных Кэрном орков, а темно-коричневой. Она отмечала его происхождение от маг'харов, орков Запределья. Его голова была лысой, и лишь с макушки торчал длинный каштановый конский хвост. Это был Гаррош Адский Крик. Видимо он считал бесчестием признать, что рад окончанию войны. Вождь тауренов знал, что годы сделают его мудрее: он поймет, что хорошо стремиться к победе, но жить в принесенным ею мире не менее достойно. Но сейчас, после долгой и трудной войны, Гаррош явно не пресытился битвами, и это беспокоило Кэрна.
– Гаррош, – молвил Кэрн. – Вести о твоих делах дошли до самых дальних закутков Азерота. Уверен, ты также горд своими свершениями, как и Саурфанг.
Слова его были искренними, и Гаррош заметно расслабился.
– Как много воинов вернется с нами? – продолжил Кэрн.
– Почти что все, – ответил Гаррош. – Я оставлю здесь самых проверенных воинов во главе с Саурфангом, и еще нескольких в окружающих форпостах. Я не думаю, что и это нужно. Наступление Песни Войны разгромило Плеть и лишило боевого духа остальных наших врагов, – мы сделали все, зачем пришли. Мне кажется, мой бывший советник, оставшись, будет лишь смотреть, как нарастает паутина по углам, и наслаждаться долгожданным миром.
Слова эти были жестоки. Кэрн незаметно взглянул на Саурфанга – после всего, что перенес старый орк, реплика Гарроша могла его задеть. Но Саурфанг, видимо, привык к характеру Гарроша и только кивнул в ответ.
– Мы оба сделали все, что смогли. Мы – дети Орды. И если я служу ей, глядя на маленьких пауков, вместо того, чтобы сражаться с большими, значит таков мой долг.
– Ну а мой долг – доставить победителей домой, – сказал Кэрн. – Гаррош, кто будет командовать выводом войск?
– Я, – сказал Гаррош, и Кэрн удивился. – Как и должно быть. Каждый должен нести свое бремя.
Когда-то сломленный духом и стыдящийся своего рода Гаррош поразил старого таурена тем, что его нос чуть ли к небесам задирался от гордыни. Но все же он не брезговал брать на себя самые будничные задачи и по-простому быть среди своих солдат. Кэрн довольно улыбнулся. Он вдруг чуть лучше осознал, почему так глубоко орки уважали Гарроша.
– Мои плечи дряхлеют с каждым годом, но я думаю, что кое-что они еще способны выдержать, – сказал Кэрн. – За работу!
Упаковка провизии, которая нужна для поддержки отбывающей армии, заняла всего два дня. После ее нагрузили на кодо и отправили на судно. Многие орки и тролли во время рутинной работы напевали песни на своих грубых языках, орочьем и зандали. Слова их песни мало походили на действительность. В песнях они беспечно рубили противникам руки и отсекали головы, когда на деле паковали коробки на всесильные спины кодоев. Но дух их был на высоте, и Гаррош пел громче всех.
Однажды, оказавшись рядом с ним с ящиком в руках, Кэрн спросил:
– Почему ты покинул место высадки, Гаррош?
Гаррош остановился, уложив свой вьюк себе на плечо.
– Там и не должно было быть лагеря. Ведь крепость Песни Войны совсем близко.
Кэрн взглянул на дом вождей и башню.
– Тогда зачем было строить все это?
Гаррош не ответил. Кэрн дал ему немножко времени и помолчал. Гарроша можно было обозвать много как, но молчаливым – ни за что. Он скажет... в конце концов.
И вправду, спустя пару секунд Гаррош ответил.
– Мы возвели все сразу после высадки. Сначала дела шли без проблем. Но после враг, не похожий на что-либо из виденного мною, вышел из тумана. Это не то, о чем стоит волноваться, но, признаюсь, я бы обеспокоился, если бы он вернулся.
Враг настолько сильный, что Гаррош замешкался рассказать о нем?
– Кто же это был? – спросил Кэрн.
– Их называли "квалдиры", – ответил Гаррош. – Клыкарры думают, что это – беспокойные духи убитых врайкулов.
Кэрн переглянулся с Мааклу Зовчим Туч, тауреном, прошедшим рядом с ним. Зовчий Туч был шаманом, и ответил Кэрну легким кивком головы. Ни один из отряда Кэрна не видел врайкулов, но старый таурен знал о них. Они были как люди – если бы люди были вдвое больше тауренов – а их кожа была ледяная, стальная или каменная. В них было полно жажды разрушать и причинять боль. Кэрну было уютно в окружении духов, но только если это были духи предков. Сила их духов была доброй. Мысль о призраках врайкулов, блуждающих по округе, была ему неприятна. Зовчий Туч с пониманием взглянул на Кэрна, давая понять, что не ему одному.
– Они приходят, когда сгущается туман. Клыкарры говорят, что только так они могут явиться, – продолжал Гаррош. Его голос звучал недоверчиво. И какие-то странные нотки сквозили в его тоне. Он сомневался?
– Они ужаснули многих моих солдат, и тот страх был настолько силен, что они отступили в крепость Песни Войны. Это место я смог отвоевать, лишь когда пал Король-лич.
В его голосе был стыд. Не из-за того, что он видел каких-то невидимых "духов", а потому, что ему пришлось бежать от них. Не странно, почему Гаррош так мешкал упоминать причину, по которой была брошена Высадка Гарроша – место, к которому ему естественно было бы чувствовать какую-то гордость и даже любовь.
Кэрн держал свой взгляд подальше от прищура Гарроша, который явно был готов защищать свою честь от всего, что посчитал бы попыткой оскорбить ее.
– Плеть никогда не приходила на этот берег, – будто оправдываясь, добавил Гаррош. – Кажется, даже нежить не любит квалдиров.
Что ж, если квалдиры не вздумают напасть на них, Кэрн не будет против.
– Крепость Песни Войны намного лучше подходит для наступления, – сказал лишь он.
