Через час служба закончилась. Ей не очень хотелось присутствовать, но церемония продолжалась, и она поняла, что должна остаться по крайней мере ради двух людей. Одним из этих людей была она сама. В середине проповеди она почувствовала, как по ее щекам текут слезы. Склонив голову, она оплакивала тех, кто отдал все в противостоянии со злом; оплакивала молодого, искреннего человека, которым некогда был Артас Менетил. И слезы дарили ей умиротворение, которого она до этого момента не знала.
Что касалось второго человека...
Она вернулась в маленькую комнатку, в которой Вариан принимал часовых. Эльфы уже ушли, но король Штормграда все еще был там. Сидел за маленьким столом, обхватив руками голову. Она ступала тихо, но он услышал, поднял взор и утомленно улыбнулся ей.
— Я сожалею, что потерял контроль над собой.
— Тебе впору сожалеть.
Он кивнул, признавая истину в её словах.
— И я сожалею. Мои слова были неуместными и неправильными.
Она чуть смягчилась.
— Извинения приняты. Но я не единственная, кто заслуживает их услышать.
Он нахмурился, но кивнул.
— Лучше бы он не видел этого. Но что сделано, то сделано.
Она опустилась на стул напротив него, готовая выслушать.
— Расскажи мне, что произошло.
И он рассказал, как согласился послать нескольких алхимиков в Ясеневый лес помочь ночным эльфам: осмотреть место убийства, изучить следы крови и обрывки одежд. И что к Траллу с целью провести расследование будет направлен безоружный посол. Несомненно, посол будет чувствовать себя не в своей тарелке.
— Для тебя это очень... сдержанные действия, — отметила Джайна.
— Мои действия должны быть основаны на моих знаниях, а не подозрениях. Но если окажется, что за этими зверствами стоит Тралл, будь уверена, я во главе войска ворвусь в Оргриммар и отрублю ему голову. В моих это полномочиях или нет, я сделаю это.
— Если к этому причастен Тралл, то я буду идти рядом с тобой, — ответила Джайна. Она хранила уверенность, что Тралл будет так же шокирован произошедшим, как и они с Варианом. Даже если он не был другом Вариана, Тралл был честным противником. И он никогда бы не одобрил нарушения договора, не говоря уже о таком ужасном нападении.
— Я хотела поговорить об Андуине, — сказала она, меняя тему.
Вариан кивнул.
— Андуин — прирожденный дипломат. Он смирился с необходимостью войны в Нордсколе, но жаждал — и до сих пор жаждет — мира. А я, похоже, никогда не перестану стремиться к войне. Все было очень хорошо, когда я вернулся, но...
— Ну, он же подросток, — улыбаясь, ответила Джайна.
— Он тяжело принял гибель Болвара. Очень тяжело.
От упоминания этого имени Джайне стало не по себе.
— Я понял, как сильно они сблизились в мое отсутствие. Болвар был Андуину как отец.
— А он... знает? — тихо спросила Джайна.
Вариан покачал головой.
— Нет. И надеюсь, не узнает никогда.
Вместе с вестью о свержении Короля-лича пришла и другая — всегда должен быть тот, кто управляет Плетью. Иначе бесконтрольная Плеть уничтожит этот мир. Кому-то предстояло, надев шлем, стать новым Королём-личом, иначе все, ради чего они сражались, было напрасно.
И это сделал Болвар. Пламя красных драконов спасло ему жизнь, но ужасно изуродовало: казалось, он стал живым тлеющим углем, которому грубо придали очертания человеческого тела. Болвар настоял на принятии ужасной обязанности. И именно он носил ныне шлем Короля-лича, воссев на вершине мира, призванный навечно быть стражем нежити. Голубые глаза Джайны быстро наполнились слезами от одной только мысли о нем.
— Андуин многое пережил, — хрипло сказала Джайна. Поборов дрожь в голосе, она продолжила. — Но Болвар не был его отцом. Ты его отец. И я знаю, он рад твоему возвращению. Но...
— Но он хочет видеть отца, а не Ло'Гоша. И совершенно понятно, почему. Но, Джайна... Иногда даже я не уверен, где кончается один и начинается другой. И я не хочу, чтобы мальчик был рядом со мной, жил рядом со мной, пока я пытаюсь с самим собой определиться.
— Я думала о том же. И у меня есть идея...
