Убыр- Никто не умрет

4

С тренировки я вышел злой, что ужас. Вот на фига было устраивать такую выволочку с «пшёл-воном»? Сами учили: «Будут обижать - не обижайся», а сами обижаются. Что я такого сделал?
На самом деле понятно что. Извиняться или хотя бы молчать виновато не стал, вот что. У нас ведь правило какое: можешь хоть Кремль взорвать, но если затем стоишь весь несчастный, рассказываешь, какой был дурак и как больше никогда и ни за что, тогда простят. А я так не умею и не буду. Раньше я просто молчал угрюмо - «включал партизана», папин термин, - но это если действительно назихерил чего. А сейчас в чем зихер-то? Ну, увлекся малость, с кем не бывает. В остальном - делал что велено, на вопросы отвечал, улыбался - что мне, улыбаться теперь нельзя? Знаю, нельзя - улыбаться можно, лишь если сморозил чушь. А если натворил - будь плаксивый и весь убитый.
С какой стати? Только потому, что я мелкий считаюсь, а они не знаю какие взрослые? Я больше этих взрослых понимаю, знаю и умею, кстати. И сам выбираю, когда эти знания и умения включать. Слушаться старших надо, базару нет - но вот я всю дорогу старших слушался, и чем это кончилось? Ну, пока ничем страшным, но ведь... Стоп. Заткнулись, проехали.
По-любому зубами скрипеть на меня не надо и пугать тоже. Не получится.
По пути сердитость развеялась, а дома забылась. Едва по лестнице поднялся. В щель нашей двери был воткнут сложенный листок с типографскими буквами.
У меня сердце екнуло - два раза. Я листок за кое-что другое принял - а я последнее время нервно отношусь к предметам, вставленным между дверью и косяком. И дополнительно испугался, что это какая-нибудь официальная бумага из больницы: нашли мы тебя, Измайлов, машинка выехала, ждите.
Испугать меня не получится, значит, напомнил я себе насмешливо. Ну-ну. Вытащил листок и развернул.
Листок оказался рекламной листовкой - отсюда и буквы. А на чистой стороне была записка незнакомым почерком: «Рустам, Альфия, где вы? Я в Казани, вас не дождалась. Вы почему на звонки не отвечаете? Отец до вас добрался? Я у Тамары, позвоните ей или мне на моб., срочно. Очень волнуюсь. Целую, мама».
Я на пару секунд впал в ступор: как мама, почему почерк не ее, зачем она себя по имени называет, совсем, что ли, память потеряла, да еще из больницы сдернула. Даже головой помотал - и тут сообразил. Бабушка, бабулька приехала, пробормотал я фразу, которую никогда не понимал, но запомнил из-за папы - он любит это твердить так радостно, будто годовой бонус получил. D"aw "ati, выходит, нас на вокзале ждал-ждал, не дождался, рванул в Казань и пропал. А d"aw "ani тоже ждала-ждала, не дождалась ни его возвращения, ни звонка, ни ответа от моих родителей - и тоже рванула. Mesken,[19] подумал я с неожиданно острой жалостью. Она ж у нас не ездок ни разу, это дед шустрый, скачет вечно по свету. А d"aw "ani дома сидит, нас ждет. Она последний раз в Казани на нашем новоселье была. Это ж сколько лет-то прошло. И больше не собиралась, как папа ни звал. У нее сердце больное, ну и большая она слишком для разъездов. Не в высоту большая, в смысле, а в ширину. Хотя если бы я так готовить умел, я бы диаметром с кухню получился - чисто на пробовании.
Ну и что мне с этой запиской делать? Я ж бабулиного телефона не знаю, а про Тамару эту и не слышал никогда. Куда звонить-то? И надо ли звонить, беспокоить напрасно? Ой, дурак я. Надо, конечно. Она ж сколько, дней пять, что ли, ничего про нас не знает. Про всю семью. Это же с ума сойти.
Я не дурак, я дважды дурак. Трижды. У мамы с папой телефоны наверняка дома остались - я не догадался аппараты в больницу отправить. И в этих телефонах номер d"aw "ani есть по-любому. Надо было сразу позвонить, успокоить. Ладно, сейчас наверстаем.
Я ворвался в квартиру, сбросил кроссовки и застыл в глупой, наверное, позе: в руке сумка, в другой записка с ключами, башка набок, уши в стороны. Чтото было не так. Не в смысле плохо, а в смысле не так, как оставалось, когда я дверь закрывал.
Не что-то. Конкретные вещи изменились - просто пришлось убеждать себя, что это не показатушки.
У нас в прихожей стоит обувная этажерочка, на ней вечно пять-семь пар обуви. Не потому, что кто-то из нас ботинки на руки надевает, само так получается. Теперь этажерка была укомплектована среднестатистически - минус Дилькины сапожки, плюс дедовы - в больницу-то дед, как и родители, необутым уехал. Только обувь исторически на этажерку носками вперед ставится. И давеча все ботинки так стояли. Я пока на выходе сумку застегивал, ключи выронил, и они в папин башмак упали, вот я и запомнил. А теперь ключ скользнул бы и на пол дзенькнул. Ведь башмак стоял носком ко мне. И второй тоже. И вся обувь на всех полках так стояла, носами наружу.
Других изменений в квартире вроде не было - если не считать вмятин и складок на моем покрывале. Мелких таких. Кто-то полегче меня присел, подпрыгнул пару раз и съехал поспешно.
- Кто лежал на моей кровати и помял ее всю? - спросил я ровным, кажется, голосом.
Никто не ответил.
Может, d"aw "ani резвилась от нечего делать, подумал я нерешительно - у нее же вечно с родителями несогласие по широкому кругу вопросов. Не может. Она сильно тяжелее меня, да и ключа у d"aw "ani нет - иначе с чего бы записка снаружи торчала.
Тогда Гуля-апа приходила - меня, допустим, подкормить и поорать заодно, чтобы не сильно скучал. А чтобы самой не заскучать, убивала время перестановками с приседаниями. Бред. Но лучше такой бред, чем другое объяснение. Какое? Простое: ботинки переставил тот, кто остался в квартире. А кто остался? «А» упало, «Б» пропало. Да тот, кто нас с Дилькой в ванне за волосы хватал.
Бичура, что ли? Или ее местная сестренка.
Фу, бред. Я к сказкам и всякому фольклору теперь относился не так снисходительно, как неделю назад, - но, елки, здесь же город. Огромный и тесный. Тут сказок не бывает, тут быль-то еле помещается.
В этом месте мне почудилось какое-то противоречие, но шариться в нем я не стал. Попозже как-нибудь. Пока телефоны поищем.
Мы с Дилькой, между прочим, во время уборки никаких телефонов не видели. Следовательно, аппараты или спрятались, или нет их дома. Если спрятались - найду, подумал я самоуверенно. Руки вот помою - и сразу.
Мыть пришлось аккуратно - ссадины помялись и в паре мест треснули. Все-таки переусердствовал я с Ильдариком, подумал я. Стало малость неловко. С чего бы? Бой есть бой, бьют - беги или в отмах иди, а мужественно стоять нельзя. То есть можно, но недолго и иногда в последний раз. Так я размышлял, осторожно промокая руки полотенцем и торча на месте - мужественно и бессмысленно. Туповато глядя в одну точку. Широкую такую, песчаную. На лоток я глядел, который коту подготовил.
Следопыт, блин, который все найдет. Вот лоток, нетронутый. Вот квартира, пустая. А кот где?
Я выскочил из ванной, шарахнувшись локтем об косяк, но даже не зашипел - так напуган был.
- Кот! - позвал я вполголоса, повторил куда громче: - Киса-киса-киса! Ай, ты ж не понимаешь... Pes-pes-pes, pesi![20]
Кот не отзывался. На кухне его не было - а еда осталась, хоть и немного. И в комнатах не было, и под кроватями, и на шкафу, и в шкафу тоже. У меня уже губы от пришептывания неметь начали, а кота не было.
Следов было полно. Товарищ везде, где мог, прошел и попрыгал, легонько так, но мне заметно, а потом что? Смылся, что ли? Через унитаз, например? Бред. Я уже принялся разглядывать вентиляционные решетки и тут сообразил.
Почти в каждой квартире есть место, про которое обычно забывают, и по-любому никто никогда точно не знает, что там есть, а чего нет.
Вот и посмотрим.
Кот, естественно, был на балконе. Лежал на узеньком подоконничке, привалившись к раме остекления, примерно там, где за стеклом голуби бродили. Теперь голубей не было, да и кот вольно грелся, запрокинув морду. Форточки прикрыты, поэтому на балконе было тепло и, скажем так, запашисто. Источником запаха было то самое ведро из-под елки. Для верности я заглянул туда, сморщился и укоризненно сказал:
- Ну блин, я ж тебе лоток сделал.
Кот бросил на меня быстрый взгляд, сильно моргнул и вернулся к прогреванию горла.
А дверь-то в ванную я закрытой оставил, понял я. А балкон? Балкон ведь закрыл.
- Слышь, ниндзя, ты как на балкон попал? - спросил я, осматривая дверцу.
Следов когтей или ломика на пластике не было. Я вышел, захлопнул дверь и подергал ее. Дверь не распахивалась и не качалась. Запор держал прочно. Кот презрительно смотрел на меня сквозь стекло. Возможно, обдумывал следующий ход: ботинки переставил, теперь можно занавески перевесить или стиральную машину с холодильником местами поменять.
- Выходи давай, - сказал я, снова открывая дверь. - Нет? Ну как хочешь.
Я шагнул было прочь, но вернулся и попросил:
- Ты больше не исчезай, ладно?
Кот отвернулся. Наглый такой. Ну и флаг тебе в усы. Лежи себе дальше. А я иду искать.
Есть в этом серьезная придурь - искать что-нибудь там, где только что шарился, высматривая другую вещь. Причем я прекрасно понимал, что заметил бы телефон, хотя искал кота - да хоть слона, все равно заметил бы. Но придурь тем и серьезна, что приходится ползти теми же петлями, поднимать те же покрывала и забуриваться в те же полки - и все для того, чтобы убедиться: ничего не изменилось. За истекший период телефоны не выросли.
Я обшарил все поверхности и щели, ящики и сложенные пододеяльники, тумбочки и сумки, карманы в прихожей и в спальне. Под ванной, кстати, тоже посмотрел - и чуть не полез в лоток, который с утра засыпал чистым песком без всяких телефонных примесей. Хотел и к коту в ведро сунуться, но понял, что смысла нет: допустим, телефоны там - что я с них, звонить стану? Щаз. Тем более они в песке все равно сломались бы. Ну, будем так считать для очистки совести. А проверит пусть кто-нибудь другой. Я отвернусь, чтобы не смущать.
И от тебя отвернусь, герцог эфиопский, ответил я короткому надменному взгляду кота, отошел от балконной двери, безнадежно осмотрел ворох вещей и взвыл от злости на себя, дебила. Убил кучу времени на поиски, вместо того чтобы просто позвонить. Если телефоны дома и включены, звонок пройдет и покажет даже закопанный под паркет аппарат.
Я подбежал к городскому телефону, постоял, вспоминая, и набрал мамин номер. Женский голос сказал, что абонент отключен или находится вне сети.
Потоптался, вспоминая, и набрал папин номер. С тем же результатом.
Телефон d"aw "ati я наизусть не помнил. Никак не помнил, честно говоря, вроде МТС... Или «Мегафон». Или... М-да.
Мудрые мысли надо выбивать полезными занятиями. Я пошел в спальню и сел возле горки одежды, пересыпая ее в другую горку. Показалось, что я забыл посмотреть боковые карманы в куртках.
И впрямь показалось.
На второй час поисков я плюнул и пошел жрать. Гордо так. Сам приготовил. И не бутерброд, а настоящее блюдо.
Начет настоящего я малость подзагнул. Настоящим был бы суп. Но с супом я, потоптавшись вокруг кастрюли, решил не заморачиваться. Во-первых, бульон все равно неправильный, беглый и мутный. Вовторых, я слабо представлял себе, как чистить всю эту картошку-моркошку и тем более луковицу, - блин, не хватало еще добровольно вареный лук себе готовить. В-третьих, очень уж жрать хотелось. Я не стал процеживать бульон: налил в миску, нарвал мяса, сунул в микроволновку, походил по кухне, переживая, что еще и хлеба купить забыл, дождался дзеньканья и прямо стоя принялся хлебать.
Бульон, между прочим, и в неотфильтрованном виде оказался нормальным, правда омерзительно безвкусным. Посолить-то я забыл. Пришлось в миску пол-солонки ухнуть, а остальную половину насыпать на мясо - овца-трехлетка, на всякий случай. Откуда я это знаю и какой такой, главное, может быть случай? Как людоедик-счетовод, блин.
Первая миска пролетела, будто ее одним движением в живот выплеснули. Я поморгал и набуровил вторую миску. Выхлебал ее и приподнялся было за третьей, но внутри веско, как в поставленной на ребро бочке, сыграла масса воды, которая откачнула и усадила меня обратно. Я рыгнул, рассмеялся и решил, что пока хватит. Лучше чаю попью.
Вот странно - бульон ведь жидкий, и чай жидкий. И друг друга вполне заменять должны. Так чего ж я так чаю хочу? И чего-нибудь к чаю.
Чай был, а к чаю ничего не было. То есть абсолютно. Даже варенья, не говоря уж о печенье или сухофруктах, которые у нас не переводились. Мама ругалась вечно, что у нас национальность по столу угадывать можно и вся жизнь проходит под лозунгом «Вещером щай с пещеньком пить щёткасно ваще». А я вот хащу пещеньку - а нету. Кончилась куда-то.
Ну, чернику пожуем. А то ягоды в морозилке лежат, место занимают, мама ругается, и дед с бабушкой тоже ругаются, что нам гостинцы эти привозят, а мы вместо того, чтобы витаминами подкрепляться, замораживаем их, как мамонтов. А они гораздо полезней шоколада - ягоды, в смысле, а не мамонты. Типа шоколад не сам дед со своей фабрики тоннами нам таскает. Я из-за этого, кстати, шоколад не очень-то люблю - переел в детстве, видать. Мама говорит, что оно и к лучшему. А дед малость обижается.
Пакет покидать морозилку не собирался. Он давно там лежал, привык, прикипел и пустил корни в новый слой пушистого льда. Я подергал, разозлился и рванул посильнее. Пакет подался с хрустом. Не разорвался, к счастью, но выбил соседнюю коробку, которая примерзнуть не успела. Что ей мерзнуть-то. Обычная обувная коробка. Она и не приучена мерзнуть-то. Стоит теперь наперекосяк и дверце отделения закрыться мешает.
Почти не думая, я вытащил коробку наружу, снял крышку и уставился на телефоны. Мамин, папин и, видимо, дедов - с расколотым экранчиком. Экранчики быстро затягивала бледная испарина. Я машинально провел пальцем по папиному аппарату и уставился на кривой толстый смайлик с цепочками малюсеньких капелек.
Вот кому понадобилось телефоны в морозильник совать?
Да какая разница, в общем-то. Все равно никогда не узнаю. Это ж надо мозги особые иметь - вернее, их временное отсутствие. Родители из такого режима вышли и никогда его не вспомнят, а я входить не собираюсь.
Включать холоднющие девайсы явно не стоило. Умнее было их подзарядить, но тоже не сразу. Пусть отлежатся в тепле. Мы когда зимой телевизор покупали, папа его не включал, пока прибор сам до комнатной температуры не нагрелся. А то там какой-то конденсат где-то выступит и все испортит.
Не знаю, грозил ли конденсат телефонам, - судя по влажным экранчикам, вполне. Устраивать рискованную проверку я не собирался, хотя возможностей у меня было богато, аж три попытки. Ну или две, если дедов аппарат с концами разбит. Жалко, кстати, клевый телефончик. Как они его грохнули, интересно?
И тут я понял, что неинтересно мне это на самом-то деле. Настолько неинтересно, что я отбиваться бы начал от любого, кто решит мне эти подробности рассказать. Пятками отбиваться и табуреткой.
Так что хорошо, что никто не придет и не объяснит. Или не очень хорошо. Тоскливо одному. Хотелось уже с людьми пообщаться.
Особенно почему-то с Дилькой.
Смешно. Соскучился я, что ли? Не. Привык, что она рядом - и что надо всегда быть уверенным: Дилька в порядке. Сейчас я не то чтобы был в этом не уверен, просто хотел, не знаю, ощупать не рукой, так голосом: вот она сама, вот ее башка, вот руки-ноги-очки, вся в сборе, ходит и разговаривает - ну и ладушки. Так летучая мышь, наверное, ощупывает воплями окружающий мир.
Но Гуля-апе я звонить не стал. Даже номер ее по блокнотам искать не стал. Узнает, что я из больницы сдернул, дергаться начнет, прибежит меня кормить или выхаживать, как маленького, все такое. А врать, что я из больницы звоню, не хотелось. Надоело мне врать и уклоняться. Что я им, маленький фантазер из подготовительной группы? Буду говорить, что есть и что думаю. Заслужил как-нибудь. И пофиг, если кому-то такое не нравится. Вот сейчас думаю, что не буду говорить, - ну и закрыли вопрос.
Что я, без этого тоску не прибью? Я ж дома. Делаю что хочу, используя все домашние преимущества.
Главные вещи в доме - комп, холодильник и кровать. В такой последовательности. Впрочем, кровать штука необязательная - можно на полу поспать, в кресле или вообще не спать - я пробовал, знаю. Да и холодильник, если подумать, тоже. Зимой можно продукты на балконе или за окошком хранить или не хранить, а съедать немедля. Да и комп не сказать, чтобы прям такая неповторимая штука. Он и в школе или там в интернет-кафе есть, к тому же всякие телефоны и ноутбуки с планшетами вполне его заменяют. Так. Получается, в доме нет ничего главного и обязательного? Что-то я не так думаю. Ну и ладно. Все равно мой случай особенный хотя бы в одном отношении. Телефона и ноутбука у меня нет, школа закрыта, а на интернет-кафе не хватит денег. Без десктопа не обойтись - особенно если хочу развлечься и пообщаться. Народ-то уже нагулялся и вернулся по домам. Завтра в школу ведь. И понятно, что все за компами сидят, где ж еще, не за уроками же. Один я время теряю.
Я решительно направился к компу, включил его и вбил пароль. Хмыкнул и вбил снова. Зарычал, сосредоточился и аккуратно ввел еще раз.
Пароль не срабатывал.
Кто-то сменил его, пока я был на тренировке. Кто-то пришедший к нам в квартиру, в дом-крепость, в мой безопасный чик-чирик.
Кота подозревать я быстро перестал. Не такой он парень. Да и мы не в сказке же про Лукоморье. Значит, есть другое объяснение.
Я смотрел пару фильмов, герои которых обнаруживали, что у них вдруг поменялся размер ботинок, ключ не подходит к двери, а в любимой банке вместо кофе лежит гречка. В фильмах такие чудеса объяснялись двумя способами. Первый - герой чокнулся. Второй - героя пытались по каким-то важным причинам чокнуть паразиты, которым не лень прокрадываться в квартиру и заниматься мелкими подменами.
Я попробовал представить спецслужбы, мафию или любого клоуна, готового следить за нашим домом, дожидаться моего отхода и вламываться без следов - чтобы переставить ботинки и поменять пароль в компе. Кое-что представилось, я даже огляделся в поисках камер, натыканных по незаметным углам. Камер нашлось аж две - одну я сам полгода назад укрепил на мониторе, вторую, выдранную в больничке, утром выложил на полочку рядом с роутером, чтобы в кармане не мешалась. О, может, тетя Таня так мстит, чтобы меня наверняка уже в дурку запереть? Или, может, я впрямь дебил, который не живет, а придумывает? И комп я сегодня не включал, на тренировке не был, из больницы не сбегал. И по правде ничего не было - ни леса, ни электрички, ни болота. А я сижу в этом кресле неделю и пузырьки из слюны выдуваю. Или не в кресле сижу, а в той самой дурке, замотанный в смирительную рубашку, и пытаюсь этого не заметить. Такое бывает, я слышал. Поэтому все время придумываю разговоры про дурку и поэтому так психую из-за них.
Ох как я испугался. До тошнотной слабости.
Это в самом деле было возможно. Это в самом деле все объясняло. И это не оставляло ни смысла, ни надежды.
Если я впрямь придумал хоть малюсенький кусочек того, что считал своей жизнью, то придуманной может считаться вся жизнь. Все мои страхи и радости, моя семья и я сам. И никакой я не казанский школьник Наиль Измайлов четырнадцати лет, а, например... Да кто угодно - обкумаренный индейский вождь Пакачтоли, переучившаяся студентка Лена Головач или китайский резиновый ежик, с которым младенцы купаются.
Ой как страшно.
Я хотел треснуть себе по роже, но сдержался. Во-первых, этой роже и без меня досталось - сегодня поменьше, чем раньше, но все равно. Во-вторых, если считать, что я ненастоящий, то предыдущие разы не помогли. Так и этот не поможет. А что делать-то?
Я зажмурился и осторожно ощупал лицо, голову, руки. Все было примерно как я помнил и представлял, и болело в тех местах, куда получал. Тут я вспомнил вычитанное где-то правило, позволяющее определить, во сне ты или нет. Надо посмотреть на часы и вспомнить, как ты сюда попал. Если часы идут, при этом все вспоминается четко и без разрывов, значит, ты не спишь. Ну и наоборот.
Часы, которыми я обычно пользовался, были недоступны - телефон сгорел, а компьютер не включался. Других часов у нас не было - всем телефонов хватало. Я издал несколько протяжных звуков и грозно пошел на кухню. Согрелись - не согрелись, пофиг. Если все воображаемое, то ничего им не будет, а если по правде - ну, я думаю, за телефон-то мама не убьет. Коли до сих пор не убила.
Я нервно хихикнул и остановился, уткнувшись в холодильник. Над дверцей сияли оранжевые цифры 19.55. Не отрывая от них взгляда, я нашарил табуретку и сел. Ждать пришлось недолго - я даже не успел додумать, какой же я дурак, что телик не включил: там-то часы быстрей найти можно. На третьем вдохе последняя пятерка сменилась шестеркой.
Я помотал головой, встал и громко сказал:
- Ну и идите все пешком. Поняли? Я нормальный, все я помню.
Я все помнил. Сюда я пришел от компа, а к нему прошел вот отсюда - могу всю последовательность повторить - и до тренировки сидел за компом, а пароль был на мониторе написан, прямо тут, жаль, что я пыль стер, - правда, она опять нападала. Быстро что-то - но мама говорила, что это нормально, это от моего постельного белья.
Про белье я думал уже каким-то далеким кусочком головы, а сам пялился в монитор. Вернее, на монитор. Слой пыли на нем был толще, чем утром. И если смотреть не прямо, а снизу, с колен, можно разобрать латинское слово, словно бы выдавленное штампиком, скрученным из тонюсеньких иголочек прямо поверх высвеченного окошечка для пароля. «Hcaq».
Я помедлил, пытаясь понять, что все-таки происходит. Огляделся, пожал плечами и тщательно набрал: «Hcaq».
Экран моргнул и осветился.
Пароль подошел.
Я огляделся и хотел встать, пройтись по квартире, пощупать плинтуса и найти не след, так намек, который подскажет, что за квест с загадками мне тут устроили. А заодно - кто устроил и зачем. Но я и так знал, что видимых следов нет, а невидимых я не вижу. Ну и не дергайся. Надейся, что научишься, и занимайся своим делом.
Я и занялся.
Первым делом пришлось проморгаться и вытереть экран - он каким-то странным казался под слоем внеочередной пыли, радужно-неразборчивым, и сверкающие точки группками ползают. Аж глаза заслезились. Я сунулся подстраивать изображение, но отвлекся, чтобы проморгаться. А когда стер слезу, экран был уже нормальным: заставка да иконки, все четко, никто не ползает, и яркость в пределах разумного. То ли очередной привет от веселых гномиков, то ли пару ударов я от Ильдарика все-таки пропустил, сам на кураже не заметив.
В аське и скайпе народу прибавилось, но у всех стоял статус «отошел» или «не беспокоить». Важные такие, ты что. Я все равно написал Киру и Ренатику пару слов - ну, как обычно: здорово, как дела, какие планы. Ренатик не откликнулся, а Кир без лишних слов бросил ссылку на сетевую игру, в которую мы обычно рубились всей толпой. И не поздоровался, гад. Ну я тебе...
Я рухнул в игру, как в парник, шумно и с осколками. Еще музычку включил - и аж застонал от наслаждения, такого, знаете, которое под кожей не спеша расползается. Как мне этого не хватало, оказывается.
Я не гамер по правде-то, у нас таких и нет - ну, знаете, упертых, которые пойнты с бонусами собирают, и прутся от этого, и думают только про игру, и с постели встают, чтобы нырк в комп сразу, а отваливаются с печалькой, чтобы поспать и снова нырк. Мы играем чисто ради удовольствия и рогами не втыкаемся. Как-то к нам на площадку свалилась гопа такая сыгранная. Боги ближнего боя, блин. Сыгранные, ловкие, ручонки шустрые и все такое. Перебили нас раз, перебили другой. Нам с Киром надоело, и мы сделали так, чтобы боги эти слились скоренько. Они повякали малость, права покачали, но вовремя сообразили, что бывает жизнь и вне виртуала и в этой жизни пойнты с бонусами не помогут и не спасут. И мы продолжили мочить ботов и друг друга - нескладно, зато с удовольствием.
Пацаны все и впрямь были в игре, но нашел я их с трудом. Не знал, что появилась новая площадка «Госпиталь», которую надо зачищать от террористов, предателей-охранников ну и от больных, если увернуться не успеют. Площадка новая, а пацаны прежние, и тактика у них была не то что прежней, а тупой какой-то: вот как они привыкли на предыдущей платформе с разных углов набегать, так и здесь набегали - будто тараканы, если на кухне мокрый хлеб оставить, включить свет малость погодя, снять всю красоту на видео и пустить задом наперед. А здесь так нельзя, здесь посты по-другому стоят, тройное прикрытие и первый отряд обороны фейковый, спецом под замес выстроен. Его стороной обходить надо, через боковые лестницы и вспомогательный корпус, блин, это ж слепому видно. Я попробовал Кира с Ренатом дернуть в привате, потом заорал на всю площадку вот такенными буквами - и вслух, кажется, тоже: «Куда прете, дебилы, с флангов на третий!» Ка кое там. Ослепли, оглохли - и смело на пулеметы. И на меня заодно, кретины косые. Это называется не заметно с тылу зашел. Зашел, развернул чистку - и тут наши на меня. Обрадовались, что пострелять в одну сторону можно. От Ренатовой гранаты я чудом увернулся, разнес пару явных ботов - и тут Кир мне тырр две очереди в бошку.
Такое бывает в горячке. Своего грохнул, извинился, ну и все, дальше играем. Но Кир не извинился. Я хотел его еще раз вопросом дернуть, пожестче уже, да подумал: ну вас на фиг. Вы жестко - ну и я жестко буду. Я умею. А если не умею, то учусь быстро. На удивление.
Теперь я вошел в игру сбоку, пробежал через дополнительный корпус, сонный и тихий, всего-то пару санитаров ножиком пришлось утешить, быстро нашел лифт, добрался до верхних этажей, грохнул пару мудрецов с огнеметами, конфисковал эту радость - и пошел вниз, выжигая все вокруг до черного хруста. В наушниках гремела «Burn It To Dust»,[21] в масть, и я шагал не торопясь, но и не медля, и не оставляя за спиной опасностей, вопросов и тревог, которые могли бы упасть мне на задницу. Лишь пепел мог упасть. А пепел не вредит. Это единственная правильная стратегия в игре и в жизни.
Ренатика я сжег случайно и даже не поняв - только когда его значок с экрана слизнулся, чтобы тут же замигать, я сообразил, что организовал дорогому братану reload. Ну извини. А вот Кира я специально искал. Никакая специальность не потребовалась - он сам в огневую струю влетел и испарился. И до конца песни еще два раза влетел. Упорный черт.
Я не выдержал, бросил мышку и набил вопрос всем: «народ вы обкурились??? чо как». Ругнулся и вцепился в мышь, понимая, что опоздал, - в ушах поверх последних риффов бухали выстрелы, крупный калибр в упор, расталкивая бурый туман по экрану. Террорист или охранник - явно не бот, живой, - подкрался сзади и бил в упор. Я полыхнул пикирующим драконом куда попало - повернуться не получалось, стена и пол качались и грозили обвалиться. Подумал тоскливо: «Опять все сначала, ну сколько можно-то», готовясь к вылету. Но вылета все не было, и бумканий тоже. Я неуклюже, в три хода, развернулся и увидел два схематичных трупака в черной униформе и убегающий силуэт. Какой-то Робин Гуд подбежал, спас и убег. Во как надо. Не то что мои упырки.
Я быстро помародерствовал, подкрепился двумя аптечками, почти очистив экран от покраснения, и побежал за спасителем. В одиночку носиться мне надоело. Еще до игры, между прочим. Плохо человеку, когда он один, - так папа говорил, хотя придумал, наверно, не он.
Добежать я не успел - впереди рвануло, полыхнуло, в левый угол прибежал короткий перечень потерпевших, помигал вразнобой - и тут рвануло еще раз. Список исчез с экрана - а у меня в глазах стоял еще пару секунд. Я даже моргнуть боялся, чтобы не смахнуть его веком.
В списке был Boss&Co. Леха, в смысле. Это его древний ник, которым никто больше не пользовался.
Елки зеленые. Леха в больнице должен быть. Выписали его, что ли? Или сбежал, как я? Ну мог, неуверенно подумал я, и полез смотреть список игроков. Лехи там не было. И никого из наших не было. Но список менялся причудливо - то съеживался на пол-экрана, то раскидывался, теряя концы. Где-то сеча идет, а я в коридорчике прохлаждаюсь. Пойду гляну, решил я, сменив опустошенный огнемет на автомат, - и тут началось. Рвануло со всех сторон, коридор завертелся пьяным флюгером, и все стало в полосочку и крапинку от трасс и осколков. Налетело человек двадцать, я уже не разбирал, настоящих или ботанических, не до наблюдений было и не до мыслей. Вертись, стреляй да тикай.
Били прицельно в меня, я крутился и выживал, нападавшие секли все больше друг друга. Но такой наезд на одного был не по правилам. К тому же в списке замелькали Cyr_BD и Nutty, Кир и Ренатик - то есть они по мне фигачили и огребали ответку. Да что творится, подумал я в бешенстве, - и тут все исчезли. Из игры разом вышли человек семь, включая друганов моих предательских. В коридоре остались левые гамеры да боты, которые раз - и рассосались, я и проводить как следует не успел.
Не понял, подумал я, завесился, вышел и подергал пацанов в скайпе и аське. Молчок и тот же статус.
Сдурели совсем на каникулах. Дружно так, все вместе и по взаимному сговору. А чего им, телефоныто есть, не то что у меня. А у меня, кстати, тоже есть - и должны уже согреться. Пойду-ка проверю-ка.
Телефоны впрямь были теплыми, осталось зарядку найти. Это, как всегда, оказалось развлечением не для слабых духом. Но за полминуты до впадения в неистовство я вспомнил, куда швырнул моток шнуров, в очередной раз попавший мне в руки. Ну и нашел его почти там. В соседней куче.
Я воткнул зарядку папиного телефона в «пилот» возле компа, малость перекосившись от нехороших предчувствий, и зацепил краем глаза оранжевое мигание в углу монитора. Кто-то проявился то ли в аське, то ли в скайпе. Ну, слав-те, дождалси. И у телефона зарядка пошла, ура. Жизнь налаживалась.
- Да не светись ты так, щас отвечу, - пробормотал я, усаживаясь в кресло. И умолк.
Некому было отвечать. Никто меня не искал, с беседами не лез и даже статуса не поменял. Показатушки-перепрятушки. Воюют всё, игроманы удолбанные.
Я написал народу пару грозных слов, подумал, нацепил наушники, врубил музычку и вернулся в игру. Рубиться больше не хотелось, но где их искать-то еще. Словами не достучался, может, пулями получится.
Некого было стучать и стукать. Площадка была не то что пустой, но неживой - одни боты растерянно бродили. Меня заметили, обрадовались, что ты. Им, наверное, тоже скучно.
Я немножко повоевал - в основном для порядка ну и чтобы клоунов из цирка не изображать, которые ходят друг за другом вокруг будки и встретиться не могут. Посижу пока в игре, может, пацаны вернутся. Время-то не позднее, десяти еще нет. Вряд ли всех так рано спать погнали, пусть и накануне школы.
Сидел я - ну, то есть бегал-прыгал-резал-выжигал - недолго, пару песен. Сперва буянил без особой цели, потом решил испытать, возможно ли в однёху штурмом взять такой здоровенный объект. В жизни невозможно, но тут же игра. Что наша жизнь, подумал я, еще раз прикинул варианты, не обращая внимания на то, что экран стал неудобно узким - очень мешали его пластиковые бока, скрывавшие, кто там набегает с обеих сторон. Да и пофиг. Alga.[22]
Я проскочил из вспомогательного корпуса, взлетел под крышу и пошел зачеркивать этаж за этажом в таком темпе, что стволы менять не успевал, а очереди грохотали на пять ударов проворнее барабанов, слипшимся мохнатым рокотом. При этом я слышал и видел все, что происходит и готовится. Я не глядя выжигал самые коварные засады. И я дошел бы до первого этажа и очистил бы площадь перед зданием, потеряв максимум процентов тридцать здоровья. Но на втором этаже дернулся всем телом, не добил одного паразита и еле успел спрятаться от ответного огневого шквала. Пламенная стена кипятила экран, злобно шипя в наушниках даже сквозь финальный инструментал, а я, скривившись, соображал, показалось мне или действительно Локиз Нивью, солист Laser Assassins, в последней фразе проныл «Наи-иль!».
Понял, что показалось, и приготовился мощно вернуться - и тут мой герой неловко брякнулся на пол, как сбитая граблями садовая лягушка. Это у меня рука дернулась, оттого что Нивью теперь совершенно четко прошелестел мне в уши «Наи-иль Изма-айлё-ов».
Я сорвал наушники с головы и чуть не зашвырнул подальше, но остановился. Все равно на проводе обратно прилетят, да еще гнездо штекером повредить могут. И вообще - наушники-то тут при чем? При чем, конечно, - пугают, блин, аж руки дрожат. Это что, я впрямь так испугался? Музыки и собственного имени?
Щаз.
Я нахлобучил наушники, закрыл игру, где меня все равно убили, и принялся искать напугавшее место песни, понимая уже, что там просто слова созвучные, типа «Nail is my love».[23] Песня-то про мрак, который сорвался с цепи, - так что любовь к гвоздю или там когтю вполне логична. А что читается фраза немножко не так, как я услышал, - норвежцы же поют, у них произношение довольно всякое.
Так я себя успокаивал, гоняя туда-сюда последний трек, потом предпоследний, потом следующий. Нигде не было ничего похожего ни на имя мое злосчастное, ни на гвоздик любви. Пришлось найти и прочесать все тексты альбома, который я слушал. Я половину строк вслух проговорил, прикидывая, мог ли мой утомленный мозг вот это сочетание за оклик принять. Не мог, по идее. Но смог же. Могучая кучка заслуженно серого вещества. Завязывать надо с музыками этими.
Я закрыл плеер. Музыка притихла и смолкла. Хотя должна была смолкнуть сразу, как всегда, - а не так, будто одновременно звучала в наушниках и в каком-то внешнем динамике, который вырубился с секундной заминкой.
Я снял наушник, прислушался и огляделся - который раз за день. Если телика не считать, не было у нас динамиков. Колонки от компа в новогодние каникулы сломались, и папа сказал, что новые покупать не будет из жалости к семейному покою и во имя добрососедских отношений.
Я открыл плеер, несколько раз поставил и тормознул ту же композицию, вслушиваясь. Звук доносился из наушников еле-еле, глухой и мятый.
Физичка Александра Митрофановна учила нас доводить всякий опыт до конца.
Я напялил динамики, включил, выждал пол-куплета, нажал «стоп» и сбил левый наушник. И вроде четко услышал гаснущий стон гитары. И вздрогнул, услышав совсем четкий стук. Стучали по батарее. Видимо, недобрые соседи. Обнаглели, времени-то всего - опа. Ну, одиннадцати еще нет. Но эксперимент свернем, и пусть мне Митрофановна трояк ставит - если узнает, естественно. Четверть только начинается, исправлю.
Я отложил наушники, бегло глянув, не сшибаю ли роутер, и крупно вздрогнул. На костяшке большого пальца у меня тускло сверкнул ноготь. Недлинный такой. Подрезанный. Мой, в общем, - но на пару сантиметров выше положенного.
Nail is my love.
Я с ужасом уставился на пальцы. Нормальные, малость ссаженные и распухшие, но с ногтями в положенных местах. Показалось. Уф. Сердце грохотало, что те барабаны. Ладони упали на коленки, и тот же тусклый отблеск мигнул на боевой костяшке левой кисти. Сползает все сильнее, понимаешь. Теперь я не вздрогнул. Утомленно приподнял руку, убедился, что все с ней нормально, и сказал вслух:
- Переутомился. Спать пойду.
И во весь экран компа развернулось окно скайпа. Видеозвонок. «Папаня вызывает». Я заулыбался. Вот ведь человек, даже в больнице нашел возможность в Сеть выйти и меня вызвать. Ну, сейчас поговорим. Я потянулся поправить камеру и чуть не грохнулся вместе с креслом. На экране возник темный квадрат с косыми желто-коричневыми пятнами, совершенно на папу не похожими. Я удержался от падения и от стремительного рывка куда подальше, с трудом напялил наушники и неуверенно позвал:
- Пап. Это ты?
Посмотрел на свою желто-коричневую искривленную рожу с выпученными глазами, помахал рукой перед носом и откинулся на спинку. Можно было посмеяться или поплакать, но сил не было. Комп умудрился включить два скайпа, мой и папин, - и я, стало быть, пытался разговаривать с собой, ну и пугался тоже себя. Как большинство нормальных людей. А еще пальцы топырил - я опытный, я не такой. Пуганая ворона с внезапным хвостом, вот и все.
Я схлопнул папин аккаунт, а свой не получилось - программа подтормаживала. Ладно, я пока наушники уберу.
Монитор что-то коротко показал и спрятал. Оранжевая плашка мигала внизу экрана. Это скайп развернулся и свернулся. Я, понятно, раскрыл окно. В окне была невнятная картинка, даже две - на нижней маленькой я с глупо приоткрытым ртом, на большой, в центре, абстрактная живопись - темный прямоугольник на черном фоне. Я захлопнул пасть и попытался сообразить, что это и откуда.
Видеозвонок это, опять с папиного аккаунта и с нашего же компа, который что-то разрезвился. Рожу мою снимает наша вебка, вот она, сидит верхом на мониторе. А основной кадр идет не с нее. Я не прямоугольный пока, позади меня ничего подобного нет, и вокруг... Я медленно перевел взгляд на экран. Точно. Это наш коридор, который в Дилькину комнату упирается, - вон по бокам, если приглядеться, дверь в ванную и в родительскую...
Дверь в родительскую комнату колыхнулась, выпуская невысокую сутулую тень. Я обмер. Тень покачалась и пошла к Дильке.
Я быстро, так, что в шее хрустнуло и заболело, повернулся лицом к коридору. Никого там не было. Пусто, двери прикрыты, и спрятаться негде - это камера с трудом разбирала детали, а глазам вполне хватало света, падавшего из зала. Какая камера, откуда? Потом.
Я метнулся глазами к экрану и успел заметить, как прикрылась дверь в Дилькину комнату. И ощутил правым ухом и щекой легкий толчок воздуха с той стороны.
Кресло мягко стукнуло о диван, и я обнаружил, что уже стою на ногах глупо растопыренный: сгорбился на полусогнутых, левый локоть вперед, рука с ножом у бедра. Откуда нож-то взялся? Потом.
Коридор я проскользнул, не заметив, и медленно повел локтем от родительской к Дилькиной двери. Обе были захлопнуты, за обеими был молчок, от обеих перло дичью. Я и понимать не стал, в каком именно смысле. Тень ушла за Дилькину дверь, и дичь за этой дверью ощущалась острее, аж на лоб давила.
Я мягко толкнул дверь в Дилькину комнату ребром ладони, приседая и собираясь в жесткий ромбик: локоть - нога - нож - нога; кто напрыгнет, мимо пролетит уже половинками, а если что, я и сам отскочу. Не гордый. Дверь беззвучно поползла, впуская в комнату мою нечеткую тень. Когда башка тени поймалась Дилькиным столом, дверь рванулась и, со стуком ударив о стену, распахнулась настежь.
И стало скучно и расслабленно. Ощущение дичи ушло.
Комната была темной и пустой. И правильно. Никто не мог так рвануть и себе в лоб не въехать. Или тень могла? Да ну на фиг. Не бывает.
Я скользнул на шаг назад, включил свет в коридоре, подождал секунду и пошел по своей тени. И никого не нашел. Не было в комнате никого - ни под столом, ни под кроватью, ни за шторами, ни за дверью. В шкаф дошкольник влез бы с трудом - хотя мы это не проверяли, шкаф появился, когда Дилька в школу уже пошла да тут и выяснила, что размеры не совпадают. Но я все равно поворошил платья и стопки футболок. Никого. И окно закрыто.
Как там врачи говорили - склонность к галлюцинациям? Блин. Позорище. Но зато интересно, гы-гы.
Я еще раз оглядел комнату, постаравшись вернуть широкий взгляд, - бесполезняк, ушел куда-то, и дичь не чувствуется, даже следа нет. Я расслабленно потряс опущенными руками, разминая занывшие трицепсы да плечи, выключил везде свет и зашаркал обратно к компу выяснять, что там теперь показывают - и откуда, собственно. Не, надо еще спальню посмотреть. Оттуда же тень выперлась.
Я распахнул дверь - и тяжелая черная тень с воплем бросилась на меня.