Убыр- Никто не умрет

2

- Измайлов, ты как себя чувствуешь?
- Н-нормально.
- К доске тогда.
Вот этого я, честно говоря, не ждал.
- За четверть я тебе, конечно, четверку поставила, но это, ты же сам понимаешь, аванс.
- Так не задавали же ничего, - пробормотал я неуверенно.
Усомнился: вдруг задавали, а я за всеми хлопотами и выживаниями тупо забыл. Я вопросительно посмотрел на Серого. Серый пялился на графичку - ладно бы преданно, ему с его двойками был смысл прогибаться, - так нет, бессмысленно и тупо. Нарывается, нашел время.
Я соседом был, в принципе, доволен. Он не вредный, не умный и не глупый. С Киром прикольней, но нас бы все время из класса выгоняли - вот мы в прошлом году и расселись, стиснув зубы.
До четвертого класса нас пытались сажать «мальчик - девочка». С самого начала это было неправильно. Пацанов меньше, на всех не хватало, и каждый, соответственно, мог обижаться хоть на то, что всем досталась соседка, а ему нет, хоть на то, что Димону вон с Михой можно сидеть, а я с бабами должен. К пятому классу девчонок стало больше просто категорически, и Фарида, наша новая классная, решила не париться. Всем на радость, Катьке на горе. Да подозреваю я, что Катька только после нашего счастливого растаскивания по противоположным углам придумала себе какие-то чувства к бывшему соседу, который сроду никого, кроме дернутой Юльки из параллельного, не интересовал. С тех пор и развлекалась, коза.
- Не задавали тем, у кого проблем не ожидается, - назидательно сообщила Людсанна. - А те, у кого трояк еле-еле, должны сами помнить, что надо под тянуться и что материал этого года идет в ЕГЭ. Давай-давай, вперед. Выглядишь ты боевито, оправдывай.
Вперед так вперед. Можно было попробовать надавить на жалость, естественно. Но у Людсанны с жалостью было плохо. А пару если хватать, то лучше в первый день. Больше времени останется, чтобы исправить.
Людсанна тюкнула ручкой в стол, хотя и так было тихо, и поинтересовалась:
- Ну, Измайлов, по какой теме блеснуть желаешь?
Я пожал плечом.
- Природные комплексы ты знаешь, я помню, особенности и ресурсы тоже... Ах вот, пожалуйста, - у тебя по географии Татарстана двойка и тройка, нет, две тройки было...
- Я ж исправил, Людмил Санна.
- Я помню. Теперь давай убедимся, что исправил как следует, на честную, а не нарисованную четверку. Готов?
Я снова пожал плечом. Был вариант повозмущаться и намекнуть, что разговоры про честность хороши на фоне честных дел, а выдергивание на эшафот в первые учебные минуты штука нечестная, - да толку? Графичка - учитель, я - ученик. Ей можно все, меня за все накажут. И начнут прямо сейчас. Ну и пусть.
- Доложи-ка нам, Измайлов, про биологические ресурсы родного края. Растительный и животный мир, ну и про снежного барса хотелось бы еще разок послушать, если ты не против.
В дальнем углу кто-то хихикнул - странно, что на один голос. Катькин. Обычно данная история вызывает массовый ржач. Очень красиво и честно это, раз за разом человека в ошибку носом тыкать.
С месяц назад графичка ко мне прискреблась не по-людски и принялась тягать к доске на каждом уроке. А я чересчур положился на теорию вероятности. Ну и не до уроков мне было - мы с пацанами как раз группу пытались организовать, третий и самый упорный раз. Группа так и не срослась, а дневник я украсил так, что мама пригрозила гитару сжечь, комп запаролить, бокс запретить, меня постричь налысо и руки к ногам подтяжками привязать. Разгулялась у нее фантазия в тот вечер, некоторые обещания до сих пор вспомнить боюсь. Зато мою оговорку мне до пенсии поминать будут. Это я животных татарских лесов перечислял - волков, лосей, лис с зайцами там всяких - и внезапно снежного барса приплел. Герб меня попутал. Не зря же там барс изображен, решил я тогда. Молодец, что хоть про крылатость телегу не двинул.
Лажанулся, с кем не бывает-то. У нас тут не биология, а география, в конце концов. Давайте еще грамматические ошибки править или про деление столбиком спрашивать.
- Измайлов, мы ждем.
Я оглядел класс. Все так и сидели как истуканы, даже Катька замерла. И Кир, гад, пялился не на меня, а за левое мое ухо, на одну из карт России. Хоть бы для приличия учебник открыл и мне попытался показать. Фиг бы я отсюда что высмотрел, но все развлечение.
Я тоже повернулся к карте биоресурсов, уставился в украшенные зверушками неровные ленты салатного и защитного цвета, которые перекрывали Татарстан с соседними республиками, и деловито спросил:
- Что, просто рассказывать?
Людсанна что-то ответила с ехидцей, а я и не услышал. Болотная полоса упала под ноги, забрызгав меня крупчатыми черными каплями, салатная лента порвалась в клочья, окруженные бурой подушкой опавших листьев и черными корявыми ветками, за которыми мелькнули быстрые тени - пятерка волков гнала лосиху и восьмимесячного лосенка, недолго гнала, но шансов у них не было. Я кашлянул и спросил:
- Своими словами можно?
- Хоть какими хотелось бы уже.
- Звери бывают трех видов: одних ест человек, другие едят человека, третьи пытаются не вмешиваться.
Чужой голос чеканил чужие слова, и остановить его я не мог, и загорелая женщина за столом не могла, хоть и попыталась сперва, и странные дети за партами тем более не могли - и, на их счастье, не пробовали. А я говорил, как бурную речку переплывал, каждый гребок - фраза, и пока берега не достигнешь, остановиться нельзя - унесет и ко дну прилепит. И я досказал все, что не хотел, но должен был, и завершил словами:
- И если ты повернешься спиной к зверю, или оставишь след хищнику, или не добьешь раненого - ты умрешь и будешь проклят.
После этого говорить было нечего. Да у меня и сил не было почему-то. Хотелось есть. Или хотя бы сесть. Можно на пол.
Я потоптался на месте. Класс смотрел на меня - все смотрели, странно смотрели. И Людсанна смотрела тоже. Молча.
Я хотел уйти на место или отпроситься в туалет - живот резко скрутило. Но тут Людсанна хлопнула губами и глазами, совсем на себя не похоже, и сказала, тоже не по-своему, растерянно:
- Интересно. Это что, Измайлов, ты трактат старинный выучил? Похвально. И отдельное спасибо, что семейство кошачьих на сей раз не вспомнил.
Раздалось несколько смешков. Я исподлобья глянул, чтобы запомнить, кто такой отзывчивый, но в глаз мне словно прожектор ударил и ослепил на секунду. Кто-то зеркальцем балуется, что ли. Во уроды, подумал я и неожиданно захихикал сам - в основном, кажется, от боли в животе. Видимо, бывает такое.
Смешки затихли, но тут же разгорелись за другими партами. Зеркальца я ни у кого не увидел. Значит, из окна зайчик прыгнул. От соседнего дома, например. Могучий такой зайчик - школу и соседнюю девятиэтажку разделяло футбольное поле, да и солнца в небе было чуть. Впрочем, размышлял я не об этом, а о всеобщем ржании, которое не унималось, а наоборот.
Я не очень люблю театры, но в один - главный татарский, имени Камала, - родители меня однажды затолкали. Оказалось прикольно. Спектакль был ржачный - про шустрого старика, к которому смерть пришла, а он знай ей голову морочит. Отдельных лулзов добавляло устройство театра. Спектакльто играется на татарском, а зрители разные. Те, кто татарский не понимает, слушают русский перевод в наушнике. А перевод живой, то есть с опозданием идет. И получается так: на сцене актеры пошутили, татарская часть зала легла, русская недоумевает. Татары отсмеялись, переводчик пересказал шутку - взрывается русская часть. Такое позднее зажигание заставляет татар ржать по новой. Русские, глядя на них, подхватывают. И так далее.
Вот примерно такая штука сейчас и происходила - только не в театре.
Класс гоготал, Людсанна, вместо того чтобы, как обычно, пресечь, подхихикивала, а у меня уже мочи терпеть не было.
- Людмил Санна, - начал я.
И тут грянул звонок - прямо над ухом. У меня надобность выходить едва не отпала, вернее, едва не вывалилась. По случаю первого учебного дня уроки короче сделали, что ли? Сроду не было такого.
Я открыл рот, чтобы быстренько поныть и выскочить - без спросу выскакивать нельзя, звонок для учителя и все такое. Но не успел: полкласса, вот честно, если не больше, одним движением снялись с места и двинулись к двери. Размеренным, но быстрым шагом, почти в ногу.
Людсанна, бедная, никакой учительской народной поговоркой выстрелить не успела, протянула ошарашенно и возмущенно:
- Ку-уда!..
- В столовую, Людсанна, нам сказали! - пискнул кто-то из самой гущи.
Гуща подхватила меня и поволокла на выход. А я дурной сопротивляться, что ли. Мне бы побыстрее в коридорчик. К доске вышел, на вопрос ответил, народ развеселил, а дальше все само как-то, и графич ка видела, что я не виноват. А трояк ни за что влепит - не привыкать. Можно, конечно, поспорить, но я же сам не был уверен, что отвечал по существу. Я и не помнил, что отвечал, честно говоря.
Толпа выдавилась из класса и с дробным щелканьем унеслась на первый этаж, к столовой. Я бы и сам рад подзаправиться, между прочим, но пока актуальней обратная процедура. Опа. Уже нет.
Я прислушался к себе и осторожно даванул живот кулаком. Хм. Не взывает и не прет. Наоборот, ноет - да-ай чего. Тоненько, но с растущей силой. Вырастет и меня всосет. Нетушки. Успею первым, до урока еще времени вагон.
Я рванул в столовку и чуть не сбил с ног Дильку.
Она вывернулась с лестничной площадки прямо мне под ноги, как в регби, - я еле успел сложно изогнуться и мимо пролететь. Развернулся, чтобы объяснить сумасшедшему ребенку правила поведения на взрослом этаже, - и замер.
Дилька смотрела на меня и сияла.
Я тоже, наверное, засиял.
Посияли так друг в друга, потом она сделала шаг, хотя меж нами было полшага, и влипла в меня, пузо щекой продавила.
- Диль, очки сломаешь, - пробормотал я, растопырив руки.
Подумал и бережно погладил ее по голове. По косичке, вычурной такой. Гуля-апа дорвалась до девочки, теперь все, что в Самира не вмещается, на Дильку упадет. Бедная Дилька.
Дилька задрала лицо, посияла, вдруг нахмурилась и спросила требовательно:
- Ты у мамы был?
- О, - сказал я. - Еще как.
- Был?
- Был, был. И у мамы, и у папы, и у d"aw "ati. Тебе Гуля-апа разве не сказала?
Дилька пожала плечом, и я понял, что она, вообще-то, хочет про маму с папой не от классной, но посторонней тетки, а от родного братца послушать. Который подбросил ее классным, но посторонним, и не звонит даже, казёль.
Я стыдливо поморщился и торопливо рассказал, как все хорошо у мамы, какой прикольный папа, про деда тоже приврал что-то, ну и про себя чуть-чуть. Сочинил мегабитву с котом, увлекся яркими деталя ми вроде ведра с песком, таящего в себе бронебойную и носоломную мощь, спохватился и спросил:
- Диль, а ты-то как?
Дилька дернула плечом, не сводя с меня восторженного взгляда. Неинтересно ей было про себя. Ей хотелось про меня послушать. Любила она меня, что ли. Или считала, что вся движуха сейчас вокруг меня творится. А движуха-то и впрямь творилась вокруг меня - с обидным таким избытком. Вытерплю. Лишь бы на моих больше не падало.
- Диль, а d"aw "ani не приходила, не звонила? - вспомнил я.
- Она же в Арске, - удивилась Дилька.
- Да не, она приехала и никак... А, ёлки, она ж ни адреса Гуля-апы, ни телефона... Сейчас ей позвоним.
Школьный звонок успел первым.
- Ладно, - сказал я. - Потом. Или, может, опоздаешь ненадолго?
Дилька испуганно помотала головой, аж косичкой по щекам себе надавала. Я взял ее за руку и быстро повел на первый этаж, к салажатам, приговаривая:
- Не боись, нарываться не бум. Пошли к тебе, пошли-пошли. Я после урока прибегу, мы с тобой вместе позвоним и... И все будет ок, да ведь?
Дилька кивнула, улыбнулась и юркнула в класс.
Я постоял, улыбаясь ей вслед, и неторопливо пошел за сумкой. Я правда думал, что торопиться некуда. Что я прибегу к сестре после этого урока. И что все будет ок.