Оторва или Тихоня?

Прощай старое шмотьё

Никогда не была трусихой. Никогда не тушевала перед мужскими членами. Никогда не была из тех правильных девчонок. Но после заявления Чживона захотела спрятаться от всего мира под одеялом и не вылазить оттуда, пока Ким Чживон не исчезнет из этого мира. Потому что мне страшно представить, о чём он думает, что он собирается делать со мной. Боюсь остаться один на один с ним. Именно по этой причине мне вдруг показалось очень умным притвориться больной и не пойти на работу. Я зарылась под одеяло с головой, тренируя голос больной, чтобы отзвониться начальству и наврать с три короба. Уже когда собралась звонить, в комнату вошёл Чжунхэ – я резко замерла, закрывая глаза и пряча телефон под собой. Притворилась спящей. Чжунхэ смачно зевнул и громко прошлепал босыми ногами до моей кровати. Я почувствовала, как матрас прогнулся под тяжестью тела брата. Он отдернул край одеяла и указательным пальцем нажал на кончик моего носа. 

- Просыпайся, Нуна, иначе проспишь на работу, - сиплым ото сна голосом сказал Чжунхэ, продолжая нажимать на мой нос. Он с самого детства мне так любил делать. Ещё тогда, когда сказал, что кончик носа у меня слишком круглый – напоминает дверной звонок. Конечно, это неприятно слышать, что твой нос похож на кнопку, но на него злиться было невозможно. 
- А ты чего так рано встал? – пропыхтела я, притворяясь, будто это он меня разбудил. Парень отдёрнул от моего лица руку и слабо улыбнулся. Его каштановые волосы торчали в разные стороны, придавая Чжунхэ миловидный и домашний вид. 
- Замёрз и решил поваляться в твоей кровати, - со своей детской улыбкой, которую он показывал только мне, Чжунхэ подвинул меня, чтобы ему хватило места, и забрался ко мне под одеяло, укрывая нас двоих почти до носа. Свои холодные ноги он переплёл с моими горячими, словно доказывая свои слова. Брат закинул поперёк моей талии руку, закрывая глаза. Таким он был со мной последний раз за день до смерти родителей. В груди сдавленно защемило, а в желудке камнем ударил спазм, отдаваясь тупой болью во всём теле. Когда воспоминания похожи на кинжал, их невозможно достать из кровоточащей плоти и спасаться приходится обездвиженностью, тогда не так больно. Шрамы не остаются, потому что рана не затягивается, острие всегда внутри и одно неверное движение, лезвие прорежется вглубь. Можно ли когда-нибудь раздолбить эту рану насквозь? Будет ли тогда настолько же больно? 
Смахнув наваждение, я придвинулась чуть ближе к Чжунхэ, пытаясь насладиться этим моментом. 
- Ты болен? Откуда столько нежности в тебе? Денег надо? – вопреки моей блаженной улыбке вякнула я. Чжунхэ в притворном изумлении раскрыл глаза, изображая верх негодования от небрежно брошенных мною слов. 
- Спасибо, Нуна. Считаешь меня меркантильным засранцем? – иронично свёл брови брат. Я призадумалась, возведя глаза вверх, за что получила легкий тычок в бок. Не сдержав писклявый смех из-за щекотки, я упёрлась лбом в сильное мужское плечо. 
- Не меркантильным, конечно, но засранцем, - весело проговорила я, отпихивая проворные руки Чжунхэ, которыми он хотел щекотать меня. Мой визг был слышен на всю квартиру в сопровождении громкого смеха Чжунхэ. Перестав издеваться надо мной, юноша сложил ладони под щекой, умастив своё тельце удобнее на моей широкой постели. 
- Я недавно узнал, что ты куришь, - уже тише произнес Чжунхэ, растеряв свою беззаботность. На его лице появилось едва различимое беспокойство, которое больше выводило из себя – потому что нет причин для волнения. Ку не пытался быть со мной милым, потому что он далек от всей этой мягкосердечной бурды – Чжунхэ приколист и сноб, но не милый младший брат. Что происходит сейчас? Я тоже чуть не обманулась. Но Чжунхэ сожалеет. Точно так же, как и я. Потому что после смерти родителей между нами появилась глубокая яма, которую мы увеличиваем с каждым днём. И в последнее время это видно намного яснее, отчего внутри всё дрожит в противном испуге. 
- И что? – не повела я бровью, сохраняя на припухших ото сна губах лаконичную улыбку. Чжунхэ перевернулся на спину, беспристрастно взглянув в серый потолок. Его не часто можно увидеть грустным, замкнутым или поникшим, потому что он всегда прячет себя за беззаботностью и безрассудством. Но со мной делится своими настоящими чувствами. Как жаль, что даже такое открытое и тёплое доверие светится по ту сторону обрыва, не давая мне притронуться или сощуриться от яркости. 
- Сколько ты уже куришь? – спокойно уточнил он, шумно сглатывая. Он тоже ощущал эту пропасть. Тоже не знал, что с ней делать. И тоже плыл по течению, надеясь, что всё само собой уляжется. Но мелкие моменты, которые всплывают в нашей жизни окунают с головой в ледяное понимание того, что с каждым днём наши страхи, раны и воспоминания лишь усугубляются нашим показушным отрешением и мнимой весёлостью. 
- Года два, - пожала я плечами, принимая точно такое же положение, как и у Чжунхэ. Стоит ли расшибаться и пытаться, когда всего лишь необходимо научиться говорить? Я научилась не обращать внимания на проблемы, переживания и боль, замещая всё это стабильностью и бурлящей в крови ядовитостью. Я научилась быть тем, кем хочу быть, кем нужно быть, кем не существую. Но я не научилась говорить. 
Мой взгляд метался по однотонному потолку, словно на нём хранились все ответы. 
- Вот именно, Нуна. Я даже и не подозревал об этом. Чего я ещё не знаю о тебе? – воскликнул брат, резко приподнявшись на локтях и всмотревшись в моё лицо. Я нехотя повернулась к нему, не изображая эмоций. 
- Чжун, - произнесла сокращенно его имя я. 
- Что? 
- Проваливай в свою комнату, - фыркнула я, сводя всё в шутку. У Чжунхэ дёрнулась бровь, и он стал выглядеть таким же, как и обычно – саркастичным, ехидным и взбаламученным. 
- Вот так. Я к тебе со всей душой, а ты! – протянул он руку, чтобы поставить на моём лбу щелбан, но я отбилась от его руки. 
- Если ты меня пугаешь, что я должна ещё делать? – съехидничала я, показывая Чжунхэ язык. Он больно ущипнул меня за щеку, скривив губы. Я обиженно захныкала, натирая покрасневшую щеку. Это было подло! 
- Ладно, иди, собирайся уже, а то ты меня сейчас пугаешь больше своим внешним видом, - наматывая на свой палец прядь моих секущихся волос и дёргая её, съязвил Чжунхэ. Я несильно начала шлёпать ладонями брата по голому плечу, оставляя красные пятна.