Doomed. With the hope of happiness ... | Larry Stylinson

Twelve

После того, что случилось, я не вернулся в общежитие. Не вернулся туда и на следующий день. Я вернулся к отцу, и уже почти целую неделю находился у него. Этот дом, дом, который раньше был мне родным, дом в котором я вырос, стал для меня чужим и враждебным. Мне не хотелось быть здесь, но других вариантов у меня не было. Либо я живу здесь, либо на улице. Помимо того, что я фактически ушел из дома, потому что да, общежитие стало для меня домом, я не возвращался и в университет. Мне не хотелось идти туда и видеть всех этих счастливых людей, у которых есть мечты и цели, потому что у меня не было даже смысла жить.

Первые два дня после ссоры с Гарри были самыми сложными. Мне хотелось буквально умереть. Я не ел, не пил, не вставал с кровати, продолжая убиваться. В какой-то момент, я поймал себя на мысли, что не хочу жить. Эта мысль ворвалась в мою голову, полностью поглощая меня. Мозг отключился. И ведомый этой мыслью, я встал с кровати и направился в ванну. Слезы уже давно высохшие, снова застилали мой взгляд. Подойдя к раковине, я поднял взгляд к зеркалу и увидел там незнакомого мне человека. Волосы его были растрёпаны, щеки впали, а когда-то сияющий взгляд потух. Этот человек, смотрел на меня сквозь зеркало... я смотрел на себя сквозь зеркало, а если быть точнее, то что от меня осталось. Я всхлипнул и со всей силы ударил по этому чертовому зеркалу. Удар. Звон стекла. И зеркало, провисевшее в этой ванне много лет, осколками посыпалось в раковину и на пол. Как завороженный, я смотрел на эти осколки, они привлекали меня своей красотой. Подняв самый большой, я снова посмотрел в свое отражение, снова посмотрел на того кем я стал, и эта мысль снова прокралась в мою голову. Я не хочу жить...
Одним резким движением, я рассек свое запястье. Сначала не произошло ничего, и я даже подумал, что промахнулся и осколок не задел мою кожу, но буквально через несколько секунд, я почувствовал острую боль, пронзившую мою руку, а из глубокого пореза начала просачиваться кровь. Ее становилось все больше и больше, руки начали трястись и я выронил окровавленный осколок, снова начиная рыдать. Что я делаю? Еще никогда в жизни у меня не было даже малейшей мысли порезать вены, а что сейчас? Второй рукой, я стал пытаться остановить кровь, но ее становилось все больше. Она просачивалась сквозь пальцы, капая на пол. Слезы смешанные с кровью, из-за того, что я провел рукой по лицу, скатывались по моим щекам. Выбежав из ванны, я споткнулся и упал на пол, прямо на искалеченную руку. Я завопил от новой вспышки боли, пронзившей мое тело. С трудом поднявшись с пола, нашел в шкафу какую-то футболку, пытаясь перемотать ей руку. Из-за того, что руки сильно тряслись у меня ни черта не выходило. Зарычав, я вышел из комнаты в поисках помощи. Как и ожидалось, на первом этаже я обнаружил Кэтрин, нашу домработницу, женщины пятидесяти лет, которая потратила половину жизни на то, чтобы не дать нам с отцом умереть. Она готовила, убирала, стирала, а в таких случаях, как сейчас приходила на помощь.

— Кэт, — тихим надломленным голосом позвал я, увлеченную уборкой женщину.
Кэтрин подпрыгнула от испуга и повернулась ко мне.
— Луи, ты хочешь, чтобы у меня случился сердечный приступ, — весело проговорила она, но после того, как она подняла взгляд на меня, улыбка на ее лице сменилась выражением испуга, — Боже мой, Луи...
Буквально прошептав эти слова, женщина вскочила с места и побежала на кухню, возвращаясь оттуда уже с аптечкой.
— Садись, — сказала она, указывая на диван, стоящий перед ней.
Я повиновался и сел. Она хмуро посмотрела на меня, когда я убрал окровавленную футболку со своей руки. Тяжело вздохнув, она начала обрабатывать глубокую рану, из которой до сих пор сочилась кровь. При каждом касании ваты смоченной антисептиком с моей кожей, я громко шипел, пытаясь вырвать руку. Но Кэтрин не давала мне этого сделать, как и не давала мне времени на то, чтобы передохнуть. Она не задавала ни каких вопросов, как и не поднимала на меня взгляда.
— Я не знаю, как это вышло, — тихо прошептал я, опуская взгляд в пол, как нашкодивший ребенок.
— Ты не знаешь, как так вышло, что ты порезал вены? — хмурясь, переспросила она.
— Да.
— Луи, — женщина наконец подняла на меня взгляд, — я не знаю, что произошло у тебя, но ты ведь понимаешь, что это не повод, чтобы заканчивать свою жизнь, — грубо сказала она, начиная перебинтовывать мое запястье.
— Я просто не знаю, как дальше жить, — снова прошептал я, — не знаю, как жить без него, — погружаясь в свои мысли, сказал я, но потом понял, что проговорился, зажмурился, — ты не слышала этого.
— Не беспокойся, Луи, я уже давно знаю о том, что ты предпочитаешь парней, — улыбаясь, сказала Кэтрин.
— Но... как ты узнала? — непонимающе спросил я, потому что я никогда не говорил об этом ей.
— Вы со своим другом иногда бывали слишком громкими, — засмеялась женщина.
— Черт, — выругался я, — а отец... ты не...
— Нет, не волнуйся. Это не мой секрет, и не мне его раскрывать, — завязывая бинт на узелок, сказала женщина, — так значит, ты поссорился со своим парнем?
— Не совсем с парнем, — прошептал я, — это очень долгая история, но да, мы поссорились. Он, сказал, что больше не хочет видеть меня.
— Хей, — положив руку на мое плечо, сказала женщина, — если он любит тебя, то он одумается. Я думаю, вам стоит поговорить.
— Думаю ты права, — ответил я.

Но вопреки советам Кэтрин, я не пошел к Гарри. Эти вечером, я отправился в клуб, потому что у меня было сильнейшее желание, как следует напиться. Так прошло еще шесть дней. Ночью я напивался до такого состояния, что не мог даже передвигать ногами, весь день после я либо спал, либо ревел, как последняя девчонка, а вечером, когда с работы возвращался отец, он устраивал мне скандалы, на которые я просто закрывал глаза, снова направляясь в клуб. Мне нравилось напиваться, потому что в те моменты, когда мой мозг затуманен алкоголем, я не вспоминал о Гарри. Я просто становился тем Луи, каким был до встречи с этим парнем. А самое главное мысли о смерти больше не посещали мою голову, а если и посещали, одного взгляда на повязку хватало, чтобы прогнать их.
Думаю, я бы продолжал так жить, если это вообще можно назвать жизнью, еще очень долго. Но, как бы странно это не звучало, мне вправили мозги, пришли на помощь. И пришел на помощь не тот, на кого я рассчитывал больше всего, а тот, от кого я ожидал помощи меньше всего. Зейн...

Этот день ни чем не отличался, ни от одного предыдущего. Как обычно, я провел весь день в постели, поругался с отцом и направился в клуб. После пятого или шестого шота, я почувствовал, как мое тело расслабляется, а мысли покидают голову. Единственное, о чем я думал в тот момент, было то, что я хочу танцевать. Поднявшись со своего места, я направился на танцпол, пробираясь сквозь танцующих людей. Басы били по ушам, а музыка была быстрой, но мне не хотелось танцевать в этом ритме. Так что я начал медленно покачиваться из стороны в сторону, двигая бедрами и совсем не попадая в такт музыки. Чьи-то сильные руки прижали меня со спины к себе. Мне было плевать на это, я просто хотел танцевать. Поэтому вплотную прижавшись бедрами к незнакомцу, удерживающему меня за талию, я снова начал танцевать. Не знаю, сколько времени мы двигались в таком положении, до того, как я решил повернуться лицом к нему. Этот парень был немного выше меня, с черными, как смоль волосами, карими глазами и невероятно длинными ресницами. Зейн... Его зрачки были немного расширившимися от выпитого алкоголя, а губы приоткрыты, его дыхание было тяжелым, а своей ногой я мог чувствовать явное возбуждение парня. Я неотрывно смотрел в его глаза, а он в мои. Между нами пробежала искра, как пару недель назад во время драки. Его глаза были такими красивыми, а приоткрытые губы так и манили... Мозг, затуманенный алкоголем, отключился и, подавшись мимолетному желанию, я соединил наши губы в жарком поцелуи. Люди вокруг содрогались под музыку, а мы стояли посреди этого хаоса, пытаясь, насытится друг другом...
Не знаю, как мы добрались до моего дома и умудрились пробраться в мою комнату, не разбудив никого. Губы распухли от непрекращающихся поцелуев, а штаны ужасно давили на давно вставший член. Я толкнул Зейн на кровать и устроился у него на коленях, пытаясь расстегнуть его рубашку не прерывая поцелуй. Член парня упирался в мою задницу сквозь штаны, и это возбуждало еще сильнее. Избавившись от рубашки, я начал покрывать поцелуями шею Зейна, одновременно потираясь о возбужденный орган парня. Он тихо простонал, опуская свои руки на мою задницу. Стянув с себя свитер, я вернулся к губам парня, соприкасаясь голой грудью с его. Ощущения было слишком много. Я чувствовал его кожу под своей, чувствовал его возбужденный член, упирающийся в меня, а мой, скованный брюками, был зажат между нашими телами, принося боль и удовольствие одновременно, чувствовал его руки на себе.
— Ты стал таким хрупким, — томно прошептал Зейн, оставляя засос на моей шее и проводя ладонью по моим выступающим под кожей ребрам, — будто стал еще меньше, — шептал парень, спускаясь поцелуями ниже по моему телу, — мне нравится, — вбирая горошину соска в себя, сказал он.
Удовольствие волнами прошло по моему разгоряченному телу, и я громко и протяжно застонал. Парень улыбнулся, я не видел его лица, но чувствовал это своей кожей. Сильнее прижавшись к его промежности своей попкой, я стал выводить ею круги, отчего Зейн тоже застонал.
— Черт, Лу, — прошептал он, — я сейчас взорвусь, — еще сильнее прижимая меня к себе и покрывая поцелуями мое тело, продолжил Зейн.

Эти слова должны были сильнее возбудить меня, должны были заставить меня действовать, но они подействовали совсем наоборот. Они будто отрезвили меня, и я соскочил с колен Зейна на пол, закрывая лицо руками, чувствуя, как слезы покатились по моим щекам. Я чувствовал, что-то, что я делаю сейчас неправильно и отвратительно, я будто предаю себя и предаю его... Гарри. А все из-за этого чертового «Лу». Только он может называть меня так. Только он, и больше никто. Только Гарри, всегда только этот долговязый и немного неуклюжий парень. В голову снова проник его образ, его изумрудные глаза, милые кудряшки и эти чертовы ямочки на щеках... Обняв руками свои колени и опустив голову я снова заплакал.
— Хей, — Зейн спрыгнул с кровати, опускаясь на колени рядом со мной, — Луи, я сделал что-то не так? — его голос был встревоженным, — прости меня, — он опустил руку на мои растрепанные волосы и начал успокаивающе водить ей, — ты можешь сказать, что случилось.
Я лишь покачал головой, не прекращая плакать. Я ненавидел себя за то, что причиняю боль Зейну, ненавидел себя за то, что изменил Гарри, хоть мы больше и не вместе, ненавидел то, что он не хочет меня видеть. Мое сердце было разбито, я был разбит.
— Давай же, Луи, я хочу помочь, — тихо сказал Зейн не прекращая гладить меня по голове, — это из-за... него?
Я едва заметно кивнул, но парень увидел это.
— Мне жаль, — тихо прошептал Зейн, обнимая меня, — правда жаль. Честно, сначала я был рад, что вы расстались и что он... прогнал тебя, но потом я увидел тебя, четыре дня назад... Ты был убитым, я никогда еще не видел тебя таким... И я так отвратительно чувствовал себя из-за этого, я правда не хотел, чтобы ты проходил через это, — шептал он, — я даже представить не мог, что он так дорого тебя. Прости меня за все, я ужасный эгоист. И я надеюсь, что у вас с ним все будет хорошо.
Я поднял свои заплаканные глаза на Зейна и увидел в них столько печали и столько сожаления, что я просто не мог обижаться на него, ни за Элизабет, ни за множество драк, произошедших между нами. Я снова всхлипнул и крепко обнял его, утыкаясь носом в его плечо. Слезы продолжали стекать по моим щекам, оставляя мокрые следы на голой груди парня, а он водил рукой по моей спине, пытаясь успокоить.
— Мне не хватало тебя, — тихо прошептал я, куда-то в область шеи.
— Мне тоже не хватало тебя.
Всю оставшуюся ночь, я пролежал, прижатый к груди спящего парня, не в силах уснуть. Я не плакал больше, а к мыслям о Гарри добавились мысли о Зейне. Меня терзало чувство вины перед ним. Я пользовался им, а потом выбросил, как сломанную игрушку, даже не подумав о его чувствах. Это я должен быть тем, кто просит прощение, а ни как не Зейн. Ведь это вполне нормально, что после всего, что я сделал, он разозлился и хотел отомстить...

На следующее утро я проснулся в одиночестве. Зейна не было. Видимо он ушел, побоявшись неловкости, которая могла возникнуть между нами. Черт, но я собирался извиниться перед ним. Голова ужасно раскалывалась, но я все равно встал с кровати, подходя к столу, пытаясь найти телефон, который я бросил туда почти две недели назад. После того, как я включил его, я подумал, что он взорвется сейчас от количества оповещений пришедших на него. Больше двухсот пропущенных и сто двадцать сообщений, которые я проигнорировал, ища номер Зейна в контактах.