I
Стол был из строганных вручную еловых досок, и людям, игравшим в
вист, часто стоило усилий придвигать к себе взятки по его неровной
поверхности. Они сидели в одних рубахах, и пот градом катился по их лицам,
тогда как ноги, обутые в толстые мокасины и шерстяные чулки, зудели,
пощипываемые морозом. Такова была разница температур в этой маленькой
хижине. Железная юконская печка гудела, раскаленная докрасна, а в восьми
шагах от нее, на полке, прибитой низко и ближе к двери, куски оленины и
бекона совершенно замерзли. Снизу дверь на добрую треть была покрыта
толстым слоем льда, да и в щелях между бревнами, за нарами, сверкал белый
иней. Свет проникал в окошко, затянутое промасленной бумагой. Нижняя ее
часть с внутренней стороны была тоже покрыта инеем в дюйм толщиной - это
замерзала влага от человеческого дыхания.
Роббер был решающим: проигравшей паре предстояло сделать прорубь для
рыбной ловли в семифутовой толще льда и снега, покрывавших Юкон.
- Такая вспышка мороза в марте - это редкость! - заметил человек,
тасовавший карты. - Сколько, по-вашему, градусов, Боб?
- Пожалуй, будет пятьдесят пять, а то и все шестьдесят ниже нуля. Как
думаете, док?
Доктор повернул голову и посмотрел на дверь, словно измеряя взглядом
толщину покрывавшего ее льда.
- Никак не больше пятидесяти. Или, может, даже поменьше, скажем,
сорок девять. Посмотрите, лед на двери чуточку повыше отметки "пятьдесят",
но верхний край его неровный. Когда мороз доходил до семидесяти, лед
поднимался на целых четыре дюйма выше.
Он снова взял в руки карты и, тасуя их, крикнул в ответ на
раздавшийся стук в дверь:
- Войдите!
Вошедший был рослый, плечистый швед. Впрочем, угадать его
национальность стало возможно только тогда, когда он снял меховую ушанку и
дал оттаять льду на бороде и усах, который мешал рассмотреть лицо. Тем
временем люди за столом успели доиграть один круг.
- Я слышал, у вас здесь на стоянке доктор появился, - вопросительным
тоном сказал швед, тревожно обводя всех глазами. Его измученное лицо
говорило о перенесенных им долгих и тяжких испытаниях. - Я приехал
издалека. С северной развилины Вайо.
- Я доктор. А что?
Вместо ответа человек выставил вперед левую руку с чудовищно
распухшим указательным пальцем и стал отрывисто, бессвязно рассказывать,
как стряслась с ним эта беда.
- Дайте погляжу, - нетерпеливо прервал его доктор, - положите руку на
стол. Сюда, вот так!
Швед осторожно, словно на пальце у него был большой нарыв, сделал то,
что ему велели.
- Гм, - буркнул доктор, - растяжение сухожилия. Из-за этого вы
тащились сюда за сто миль! Да ведь вправить его - дело одной секунды.
Следите за мной - в другой раз вы сумеете проделать это сами.
Подняв вертикально ладонь, доктор без предупреждения со всего размаха
опустил ее нижний край на распухший, скрюченный палец. Человек взревел от
ужаса и боли. Крик был какой-то звериный, да и лицо у него было как у
дикого зверя; казалось, он сейчас бросится на доктора, сыгравшего с ним
такую шутку.
- Тише! Все в порядке! - резко и властно остановил его доктор. - Ну
как? Полегчало, правда? В следующий раз вы сами это проделаете...
Строзерс, вам сдавать! Кажется, мы вас обставили.
На туповатом, бычьем лице шведа выражалось облегчение и работа мысли.
Острая боль прошла, и он с любопытством и удивлением рассматривал свой
палец, осторожно сгибая и разгибая его. Потом полез в карман и достал
мешочек с золотом.
- Сколько?
Доктор нетерпеливо мотнул головой.
- Ничего. Я не практикую. Ваш ход, Боб.
Швед тяжело потоптался на месте, снова осмотрел палец и с восхищением
взглянул на доктора.
- Вы хороший человек. Звать-то вас как?
- Линдей, доктор Линдей, - поторопился ответить за доктора Строзерс,
словно боялся, как бы тот не рассердился.
- День кончается, - сказал Линдей шведу, тасуя карты для нового
круга. - Оставайтесь-ка лучше ночевать. Куда вы поедете в такой мороз? У
нас есть свободная койка.
Доктор Линдей был статный и сильный на вид мужчина, брюнет с впалыми
щеками и тонкими губами. Его гладко выбритое лицо было бледно, но в этой
бледности не было ничего болезненного. Все движения доктора были быстры и
точны. Он делал ходы, не раздумывая долго, как другие. Его черные глаза
смотрели прямо и пристально, - казалось, они видели человека насквозь.
Руки, изящные, нервные, были как бы созданы для тонкой работы, и с первого
же взгляда в них угадывалась сила.
- Опять наша! - объявил он, забирая последнюю взятку. - Теперь только
доиграть роббер, и посмотрим, кому придется делать прорубь!
Снова раздался стук в дверь, и доктор опять крикнул:
- Войдите! Кажется, нам так и не дадут докончить этот роббер, -
проворчал он, когда дверь отворилась. - А с вами что случилось? - Это
относилось к вошедшему.
Новый пришелец тщетно пытался пошевелить губами, которые, как и щеки,
были словно скованы льдом. Видимо, он пробыл в дороге много дней. Кожа на
скулах, должно быть, не раз была обморожена и даже почернела. От носа до
подбородка сплошной лед - в нем виднелись лишь небольшое отверстие,
которое человек растопил дыханием. В это отверстие он сплевывал табачный
сок, который, стекая, замерз янтарной сосулькой, заостренной книзу, как
ван-дейковская бородка.
Он молча кивнул головой, улыбаясь глазами, и подошел к печке, чтобы
поскорее растаял лед, мешавший ему говорить. Он пальцами отдирал куски
его, которые трещали и шипели, падая на печку.
- Со мной-то все в порядке, - произнес он наконец. - Но если есть в
вашей компании доктор, так он до крайности нужен. На Литтл Пеко человек
схватился с пантерой, и она его черт знает как изувечила.
- А далеко это? - осведомился доктор Линдей.
- Миль сто будет.
- И давно это с ним случилось?
- Я три дня сюда добирался.
- Плох?
- Плечо вывихнуто. Несколько ребер, наверное, сломано. Все тело
изорвано до костей, только лицо цело. Две-три самые большие раны мы
временно зашили, а жилы перетянули бечевками.
- Удружили человеку! - усмехнулся доктор. - А в каких местах эти
раны?
- На животе.
- Ну, так теперь ему конец.
- Вовсе нет! Мы их сперва начисто промыли той жидкостью, которой
насекомых травим, и только потом зашили - на время, конечно. Надергали
ниток из белья - другого ничего не нашлось, но мы их тоже промыли.
- Можете уже считать его мертвецом, - дал окончательное заключение
доктор, сердито перебирая карты.
- Ну нет, он не умрет! Не такой человек! Он знает, что я поехал за
врачом, и сумеет продержаться до вашего приезда. Смерть его не одолеет. Я
его знаю.
- Христианская наука - как способ лечить гангрену? - фыркнул доктор.
- Впрочем, какое мне дело. Я ведь не практикую. И не подумаю ради
покойника ехать за сто миль в пятидесятиградусный мороз.
- А я уверен, что поедете! Говорю вам, он не собирается помирать!
Линдей покачал головой.
- Жаль, что вы напрасно ездили в такую даль. Заночуйте-ка лучше
здесь.
- Никак нельзя! Мы двинемся отсюда через десять минут.
- Почему вы так в этом уверены? - запальчиво спросил доктор.
Тут Том Доу разразился самой длинной речью в своей жизни:
- А потому, что он непременно дотянет до вашего приезда, хотя бы вы
раздумывали целую неделю, прежде чем двинуться в путь. И к тому же при нем
жена. Она - молодчина, не проронила ни слезинки и поможет ему продержаться
до вашего приезда. Они друг в друге души не чают, и воля у нее сильная,
как у него. Если он сдаст, она поддержит в нем дух и заставит жить. Да
только он не сдаст, головой ручаюсь. Ставлю три унции золота против одной,
что он будет живехонек, когда вы приедете. У меня на берегу стоит наготове
собачья упряжка. Согласитесь только выехать через десять минут, и мы
доберемся туда меньше чем в три дня, потому что поедем по проложенному
следу. Ну, пойду к собакам и жду вас через десять минут.
Доу опустил наушники, надел рукавицы и вышел.
- Черт его побери! - крикнул Линдей, возмущенно глядя на
захлопнувшуюся дверь.
