Стая (СИ)

Глава 43

2001 г.- Может, свалим отсюда?- Каким образом?- Обыкновенным. Через дверь.- Мы не можем просто так взять и уехать.- Кто тебе такое сказал? Мы можем - все, - взмахнул рукой, жестом отметая высказанное сомнение, и Юля рассмеялась. Смех звонко прокатился по воздуху, и она, опасаясь привлечь к себе излишнее внимание, сдержанно сомкнула губы. Этот его такой вольный и чуть пренебрежительный взмах, конечно, был только для нее.- Как эффектно, - приподняла бровь. - Инициатива наказуема, ты же знаешь. Уехать и оставить папу на растерзание? Мама не простит, я сегодня за нее улыбаюсь.- Твой папа, знаешь... - Денис примолк и взял со стола бокал с вином.- Что?- Сам кого хочешь... - посмотрел на донышко перед тем, как отпить, - растерзает.- Соскучился?Денис молча кивнул, притаив в глазах смех.- Я у тебя позавчера была.- А у нас расписание?- Боже упаси, - потянулась к шампанскому и сделала маленький глоток, пытаясь сохранять непринужденный вид, однако, продолжая провоцировать Дениса: - Шаурин, ну изобрази проникновенное выражение, скажи, что соскучился, ты же меня хочешь сегодня в постель затащить.Шаурин сосредоточенно пожевал губами, словно и вправду запустил свою фантазию на полную мощность, готовясь выдать что-нибудь стоящее, что Юлю бы удовлетворило. До этого притихший в углу большого зала оркестр вдруг заиграл медленную музыку, и по залу пошла волна: уже хорошо подвыпившие гости как-то сразу ожили, зашевелился, зашептались.Денис, будто пользуясь этим всеобщим волнением, пригнулся к Юле и проговорил:- Соскучился. Читай в голосе тоску, истерику и всю скорбь мировую.Не было у него в голосе ни того, ни другого. Мировой скорби тоже не было. И говорил он, не стараясь ее как-то обаять. Но его низковатый тон с вынужденной хрипотцой и теплое дыхание, касающееся щеки, действовали лучше любых многообещающих взглядов и пылких заверений. Стараясь скрыть нахлынувшие чувства, Юля снова поднесла бокал к губам: спрятала под ним расплывающуюся улыбку.Прав был тогда Денис, когда несколько назад утверждал, что после их первой совместной ночи все между ними изменится. Почти три года с тех пор прошло, а чувства совсем не притупились, а только сильней разгорелись. Отношения свои они не афишировали, но и не скрывали. А если бы скрывали намеренно, как приходилось делать это раньше, то действительно не получилось бы. Их связь стала почти осязаемой. Ну, Юля это точно ощущала - что-то теплое и обволакивающее, царящее между ними; какое-то сверхчувство на уровне инстинктов, которое позволяло без слов говорить и даже мысли угадывать.- Хорошо, дорогой, - прильнула к нему поближе и, невзначай задев губами шершавую скулу, сказала вполголоса: - Только чур я сверху.Денис вобрал в себя воздух и медленно выпустил его сквозь приоткрытые губы. Юлькино "дорогой" звучало очень "киношно", но ему всегда нравилось, как она это говорит. А уж последнее высказанное обещание ему понравилось еще больше.Довольно скользнув взглядом по мужскому лицу, Юля отметила едва проступивший румянец и то самое хорошо знакомое выражение в серых глазах.- Мог бы и сказать что-нибудь такое, чтобы "ах", - так же, продолжая изображать непринужденность, отставила бокал и стерла оставленный на небритой щеке едва заметный след своей губной помады.- Чтобы "ах" я тебе дома сделаю, - легонько щелкнул пальцем по бокалу и перекинул руку на спинку ее стула, - пей шампанское, оно на тебя занятно действует.Все-таки Денису удавалось лучше владеть собой, у Юльки после его слов дыхание в груди застряло. Образовавшийся жаркий ком даже шампанским невозможно было протолкнуть, только и оставалось что терпеть до конца вечера, как сама говорила. Напросилась. Доигралась.Чуть поерзала, усаживаясь поудобнее, и со вздохом закинула ногу на ногу. Опираясь спиной, почувствовала расслабленную руку Дениса. Его тепло проникало в нее, ощущалось даже сквозь несколько слоев ткани - пиджака, рубашки, ее платья.Шаурин сидел в пол-оборота и наблюдал за эмоциями, отражающимися на лице Юли, вернее, отражающимися в ее глазах. Там, в глубине темных зрачков. Потому что лицо она сумела оставить бесстрастным. Почти. Чтобы что-то прочитать на нем нужно очень хорошо знать ее. И сейчас у самого в голове было только одно желание, от которого уже скулы сводило, - поскорее задрать на ней платье.Если б не помада на ее губах, таких мягких и податливых, впился бы в них и похрен на гостей. Впился до укуса. Укусил бы от жадности, от жажды, от страсти бешеной. Сделал бы это, хотя они не привыкли показывали чувства на людях, так и не научились вести себя свободно при посторонних - в обществе подобно этому, среди так называемой элиты. Как-то по молчаливому согласию. Не обнимались, никогда не держались за руки. Если только там, где их никто не знает. Если только прогуливаясь по каком-нибудь парку или набережной...И сейчас максимум, что Денис себе позволял, это вот так перекинув руку ей за спину, слегка касаться кончиками пальцев плеча.Зато наедине их эмоции находили выход, сполна компенсируя принятую обоими внешнюю сдержанность.- Что-то папа там совсем укурился, - задумчиво проговорила Юля.Денис покачал головой и указал пальцем куда-то за ее плечо. Переведя взгляд, увидела отца. Он беседовал с каким-то мужчиной, который показался ей смутно знакомым. Но тот стоял боком, и его лицо толком разглядеть не удалось. Да и не старалась особо.- Хорош обниматься, - грянул над ухом голос Вуича, и Юля вздрогнула. Сидела в этот момент задумавшись, жалея, что не послушала Дениса. Они и правда могли бы уехать раньше, отец бы ни слова не сказал.- Лёня! - недовольно одернула Юля.- Шаур, давай водочки. Чего ты весь вечер компот тянешь? - предложил простуженным басом Вуич.- А мне много пить нельзя: у меня наследственность плохая.- А я тебе не предлагаю "много", я предлагаю - водочки.- Лёнька, тебе не водочки, тебе горчичники надо и в кровать, - пожурила Юля.- Так я не пьянки ради, а здоровья для. А в кровать надо с любимкой, а не с горчичниками.- А ты горчичники, любимку и...- ...и с воспалением легких нахрен на месяц в больницу оба, - закончил за Юлю Шаурин.- Во! - ткнул пальцем в сторону Дениса. - Ты это видела? Оптимист по жизни.- Я не оптимист, я предохраняюсь. В шортах в апреле месяце не бегаю, как некоторые.- Так, я бы попросил... - усмехнулся Лёня.- Попроси...Денис замолк, приостанавливая шуточный обмен репликами, потому что за стол вернулся Монахов, да не один, а с тем самым мужиком, с которым беседовал в дальнем углу зала.Монах "седого" (так, Денис прозвал про себя этого незнакомого мужчину) не представил. Из чего следовал вывод, что он к их с Шауриным общим делам отношения не имеет и иметь не будет. Возможно, он просто какой-то хороший старый знакомый. Хотя просто хороших знакомых в их мире нет. Шаур решил не ломать голову над этим ребусом. Само собой все прояснится. Указав взглядом на двери, он подал знак Монахову, что намерен выйти из-за стола. Тот едва заметно кивнул и обратился к дочери:- Юля, а ты Андрея Павловича не помнишь? - спросил отец, и Юля нахмурилась, остановив внимательный взгляд на улыбчивом лице незнакомца.- А-а... - прикрыла рот ладошкой, наконец узнав в нем сослуживца отца. Когда-то давно они общались семьями. Последний раз виделись лет десять назад. - Я вас не узнала, простите...В ресторане рядом с банкетным залом находился зал для курящих. Но Денис проигнорировал удобные кожаные диваны и пепельницы из богемского стекла, не пошел туда, в эту "вип-курилку", а вышел на улицу и остановился у входа, чтобы свежим воздухом подышать.Середина апреля - днем уже весна бушует, а ночью все равно морозец ударяет, что лед под ногами, как стекло звенит.Прежде чем позвонить своему водителю, прикурил. Стоять долго не собирался, но хоть пару затяжек сделать...Когда, вернувшись, не обнаружил Юлю за столом, тревожно оглянулся. Всегда оглядывался, искал ее и беспокоился. Неважно, что оставил ее с отцом. Это чувство тревоги, если его любимой девочки вдруг не оказывалось рядом, было уже неконтролируемо. Хотел знать о каждом ее шаге. Уже привык знать.Проследив за взглядом Вуича, нашел ее в толпе танцующих. Ее держал какой-то щеголеватый тип в сером, с "металлическим" отливом, костюме. Юлька с кем попало не танцует - понятно, что это кто-то из близкого круга Монахова. Тем не менее ревность остро полоснула прям по сердцу. Но с этим чувством он тоже свыкся.Не горел он маниакальной ревностью, которая думать и действовать мешает. Жил в ладу со своими собственническими инстинктами.Жил, как может жить и чувствовать тот, кто дорожит тем, что ему принадлежит. Или тем, кто ему принадлежит. А Юля - Его. С ее мыслями, чувствами, с ее мироощущением. С достоинствами и недостатками, с обидами, с упертостью. С тем "ее", что даже ему самому противоречило. Но Юля Его - целиком и полностью. А Шаурин предпочитал не давать никому шанс лишний раз пробовать себя на прочность. И без того деятелей хватало.Денис плотнее уселся на стуле, взялся за свой бокал. И почему-то показалось, что в глазах Вуича застыла настороженность. Словно ждал он, что вот-вот грянет взрыв. Шаурин инстинктивно напрягся, стал внимательнее вслушиваться в разговор Монахова, хотя с виду не показывал своего интереса. Есть уже не хотелось, но сжал вилку.В этот момент "седой", именуемый Андреем Павловичем, обернулся, глянув на танцующую пару, а потом сказал бодро:- Монах, красивая у тебя дочка. Давай-ка мы ее засватаем. А, что?.. - продолжил весело и задорно, словно сам своей прозорливости удивился: - Сын у меня взрослый, постарше твоей Юльки будет, бизнес свой имеется, остепениться пора. Сколько ж можно по шлюхам маяться?- Так и дочь у меня не маленькая. Своя голова на плечах есть. Вот спросим, согласится, так и пусть женятся. Я с тобой не против породниться, но слово за дочерью.Шаурин поднял глаза на Лёню. Показалось, что его фигура волнообразно двинулась. Но это было не так. Тот сидел прямо на стуле. Просто, как сказал бы сам Лёня, Дениса перекрыло. На все сто из ста возможных. Потому яростная пелена замутила разум, пошатнув перед глазами окружающую реальность.Не то, что Юлька с кем-то танцевала, вывело Шаурина из себя. Конечно, не это. Не глупый разговор между Монаховым и "седым", хотя, чего уж скрывать, приятного мало. Но когда тебе раз за разом давят на одну и ту же болевую точку, она постепенно превращается в огромную незаживающую рану. А потом даже от каждого малейшего прикосновения хочется орать от боли во всю глотку. Уже не помогают доводы разума и попытки уговорить самого себя перетерпеть, пережевать... Сколько пережевывать? Сколько еще ему все это пережевывать и глотать?!А Монахов все давил и давил - месяц за месяцем, год за годом... Выворачивал ему внутренности, при каждой малейшей возможности подчеркивая, что в жизни его дочери Шаурин никакой роли не играет. Ничего не значил и значить не будет. Что он никто и звать его никак. Что она не для него.Не знал Денис, как в этот раз суметь утихомирить своего внутреннего зверя, который ревел, что Юлька его и рвался наружу, раздирая в клочья все доводы разума. Как удержаться, чтобы не сделать что-нибудь... разве что зубами за воздух...Поначалу думал, что Монахов смирится. Первое время не обращал внимание на его ядовитые уколы. Но иглы становились все острее, а яд все больше разъедал изнутри.Не понимал. Решительно не понимал, чего Монахов добивается. Чтобы от Юльки отказался? Да чтобы он от нее отказался его убить надо, а не выводить на ревность и эмоции, пусть даже такие дикие.Не полегчало даже когда Юля села рядом. Заметила, наверное, что что-то не так - все пыталась поймать его взгляд. Но он старался не смотреть на нее, боялся, что по глазам все прочитает.Не смотрел ни на нее, ни на кого другого. Попытался отгородиться. Почему-то представился дождь. Еще бы... В голове вот так же шумело.Не слушал. Старался за слова не цепляться. Не очень хорошо выходило, привык же действовать с точностью до наоборот. Трудно сломать враз собственные механизмы.Выпад сослуживца отца о свадьбе Юльку немного выбил из колеи. Она посмотрела на Монахова, словно искала и ждала поддержки, но не дождалась.- А у тебя, Миша, денег, что, больше, чем у моего папы? - спросила с глупым смешком. Прозвучало как удар хлыстом, но сработало. Молодой хмырь сразу с лица сошел, да и папаша погрустнел заметно. Не знал бы Денис Юльку, поверил бы в ее дурь. На слово бы ей поверил.- Юль Сергевна, ваша милость, не откажите в танце, - подключился Вуич. И спасибо ему. Не надо Юльку вмешивать. Дразнить этими разговорами. Монах этого никогда не делал, она не была в курсе их внутреннего конфликта. Не догадывалась. А Денис старался отгородить ее и того больше. Потому сегодня ночевать она поедет к себе домой. Так будет лучше для нее в первую очередь, для ее безопасности и покоя. Не то уже настроение, чтобы продолжать свидание.- Лёня, ты сегодня решил в моей бальной карточке все строчки заполнить?- Таки выпил лишнего, протрезветь надобно, - схватил ее ладонь и сжал, как пылкий истосковавшийся любовник.Монахов усмехнулся: к такому Лёньке все были привыкшие. И, да, смотрелось это довольно комично, если бы не холодно поблескивающие глаза Вуича.Юля, заметив этот холодок, сразу перестала отшучиваться:- И правда, чего сидеть, прилипнув к стулу.Они отошли на танцевальную площадку. Протиснулись средь танцующих пар.- Юля, - деловито и серьезно проговорил Лёня, - рано из образа выходишь. Играешь дурочку, так играй до конца. Чего ты меня строишь?- Не привыкла, потому сбиваюсь. А ты, я смотрю, наш с Денисом покой уполномочен охранять?- Имею честь. Никак не могу не оправдать столь высокого доверия.- Тогда ты тоже из образа не выходи. Ляпаешь глупости - ляпай дальше. Разрешаю тебе намекнуть этому кренделю, чтобы он ко мне яйца не подкатывал. Не будем Шаурина до греха доводить. Он страшно ревнив.На эту прямолинейность, - что, впрочем, было вполне в Юлином стиле, - Лёня кашлянул.- Будет сделано. Покурить бы, ой, покурить...Вуич щелкнул зажигалкой, и желтый огонек, осветив его оживленное лицо, отразился в глазах. Лёня подкурил, посмотрев поверх плеча Дениса, куда-то за его спину, и подал знак, едва заметно вздернув подбородок.Впрочем, Шаур уже и сам понял, что привлекло внимание друга: узнал позади себя знакомую поступь каблучков, - легкую поступь, быструю, весеннюю, - такую, когда напряжение после зимы уже сброшено, и опасность поскользнуться на льду не сковывает шаги и движения.Обернулся на эти шаги, так сигарету и не прикурив.- Я тебя попросил уехать домой. Я сказал, что позвоню завтра.- Угу, - кивнула Юля, не зная, сохранять ли ей серьезный вид или начать глупо улыбаться. Кажется, ни первое, ни второе от возмущения Дениса не спасет.- Тогда почему ты здесь?Почему? Молча чуть пожала плечами.Почему. Потому что не смогла уехать. Не захотела. Не посчитала возможным оставить его, позволив в одиночестве переваривать свою ярость. Внешняя невозмутимость Юлю уже не могла обмануть. Ей, чтобы прочитать чувства любимого, даже говорить с ним не надо было и в глаза смотреть. Все по жестам определяла, по малейшим движениям, по дыханию. Когда после танца с Мишей села за столик, дышал Шаурин, едва-едва втягивая в себя воздух. Дышал так, словно боялся, вдохни он глубже - разорвет.- Ладно, поехал я, - решил распрощаться Лёня, очень вовремя отвлекая внимание Дениса от Юли. Не хотел он становиться свидетелем их ссоры. А ссора, по всей видимости, намечалась. Шаурин до сих пор на взводе - еле слова из себя выдавливает. Юлька - инициативная не в меру. Лёня же сам видел, как Денис ее в машину к отцу посадил и дверь захлопнул, а тут вон какой сюрприз.- Подожди, мы тебя подкинем, - остановил его Денис, открывая заднюю дверцу своего автомобиля.Ясное дело, этот галантный жест был направлен не в сторону Лёни. Юля, поддернув полы, стараясь не запачкать молочно-белое пальто, покорно уселась в машину, однако при этом не испытывая уверенности, что ее, как Вуича, просто не подкинут до дома. Денис упрямый. Это вполне в его духе, не любил он, когда ему противоречили. Особенно, если его решение высказано в такой категоричной форме, как сегодня. Но уехать не смогла. Хотя после того, как Денис уселся рядом, обдавая ее волной недовольства, подумалось, что не следовало ей возвращаться. Но, разумеется, Шаурину этого знать не стоило.Надежда, что Лёня своими разговорчиками да шутками-прибаутками хоть как-то разрядит обстановку, не оправдалась. Всю дорогу он молчал как рыба. Что для него было совсем нехарактерно. Непорядочно даже как-то.- Счастливо оставаться, - смело ухмыльнулся, уже прощаясь.- Давай... - лениво поддержал Шаур, - и тебе до свидания, и нам приятно, - последнее выдохнул как будто злорадно.Ох, как не любила Юлька, когда Шаурин был в таком состоянии! Не подойди, не притронься к нему, не заговори. Поневоле чувствовала себя виноватой, хотя знала, что источник раздражения точно не она сама.Вот и сегодня решила: незачем оставлять Дениса наедине со своими мыслями. Если есть претензии пусть сразу выскажет, а не копит их в себе. Иначе потом вывалит как снежный ком на голову, что не разберешься.А шампанское и правда занятно действовало. Может, благодаря ему и хватило смелости противоречить. Хочет не хочет Шаурин, а придется ему сегодня разговаривать.Денис все-таки сменил гнев на милость - не отправил Юлю домой. Искоса она поглядывала то на точеный профиль мужчины, то на его жестко сцепленные пальцы, пытаясь придумать, что же сказать такого легкого и ненавязчивого. Что-то игривое не сходило с языка, вступать в перепалку и того хуже. Так и промолчали всю дорогу.То, что дела и впрямь совсем плохи, Юля поняла, как только переступила порог шауринской квартиры. Денис не убрал пальто в шкаф, а бросил на банкетку. И пиджак не снял. Так и расхаживал по квартире в костюме, будто собирался уйти через минуту.- Ну ладно, мы не гордые, вернее, гордые, но не очень, - проворчала Юля, пряча свое и его пальто в недрах гардероба.Пройдя за Денисом на кухню, тут же покрылась мурашками. Холодный воздух, свежо сочась из приоткрытого окна, колко прихватывал обнаженную, не защищенную платьем, кожу.Работала вытяжка. В комнате чувствовался едва уловимый едкий запах с примесью ментола, но сигарета лежала в пепельнице, которая стояла на подоконнике. Денис наливал в кружки кипяток. Теперь крепко и вкусно запахло кофе.Почему-то взбесила его собранность. Меньше всего Юле сейчас хотелось кофе.- Поговори со мной.- О чем? - сделал глоток и, отставив кружку, взялся за сигарету.- О сегодняшнем вечере.- Спецэффектов захотелось?- Не надо мне грубить.- Не надо было приезжать.Юля тут же развернулась, чтобы уйти, но он не позволил:- Стоять! Стой на месте.Остановилась, задержав в груди тяжелый вздох. А далеко уходить не собиралась, всего лишь принять душ и залезть в постель. И заснуть, возможно, едва коснувшись головой мягкой подушки.Денис подошел к ней и, замерев за спиной, сказал, чуть пригнувшись к плечу:- Вот теперь стой. Я же тебя просил. Нет, ты сама, как под нож лезешь!Отошел. Затянулся, наверное. Снова чуть слышный запах сигаретного дыма по огромной кухне и стук керамической кружки о столешницу.Понимал, что зря на нее орет, но Юлька так или иначе являлась яблоком раздора, потому волей-неволей и ей достанется. А не хотел ведь. Пытался оградить ее всеми силами. Незачем им накалять отношения, знал же: неважно какими способами, но в определенный момент он все равно переломит ситуацию с ее отцом в свою сторону. Главное, удержаться от необдуманных поступков, вызванных очередной вспышкой злости.Но удержать себя становилось все труднее. Потому что злости этой не было выхода, она все копилась и копилась. Вжилась. Вросла. Стала частью его самого, замирая на время, сворачиваясь на груди черной кошкой, точно засыпая, но как только Монах снова пытался уязвить, указывая на его ничтожную роль в жизни Юли, ярость эта притихшая просыпалась и драла изнутри острыми когтями. Раздражала и мучила.В такие моменты он ненавидел Монахова. Лютой ненавистью ненавидел. И не понимал, чего тот от него добивается. Понял бы, если б отношение Сергея Владимировича было однозначным, но оно таковым его нельзя назвать. В делах у них не виделось никаких противоречий. Никаких споров, никаких недоговоренностей. Монахов доверял ему на сто процентов и больше. И хотя о себе Шаурин такого не сказал бы, выказанного доверия не оправдать не мог.Пока дело не касалось Юли, не возникало между ними разногласий. Это и раскалывало Дениса. Понятное дело, почему поначалу Монахов не видел его с Юлей, но сейчас... Сейчас Шаурин обладал всем, что казалось бы, должно удовлетворять требованиям и амбициям Сергея Владимировича: деньги, власть, влияние, нужный уровень административных связей. Причем сам Монахов это влияние поддерживал и подпитывал, делал для этого все, что мог. Даже когда его об этом совсем не просили.Именно поэтому такие выпады вызывали в Шаурине и злость, и недоумение одновременно. Если не он, то, кто? Кого Монахов хочет видеть рядом с дочерью?Не сделать бы только чего-нибудь... Ради Юльки не сделать. Да и ради себя. Потому что предателем не был. Не мог воткнуть нож в спину человеку, который столько для него сделал.Оценивая трезвым взглядом прошедшие годы, Денис прекрасно осознавал масштабы участия Монахова в своей жизни и своем становлении. И был ему за это благодарен. И за это он ему платил. Нет, конечно, не деньгами. Мозгами, поддержкой, любого рода содействием.И лучше бы ему прекратить капать на мозги. Потому что даже у Шаурина терпение не безгранично. А Монахов опутал его, как спрут. Пил из него кровь, высасывал нервную систему.Юля так и стояла сначала не в силах двинуться. Потом шелест ткани привел ее в себя, сорвав с мышц оцепенение. Это Денис снял пиджак, забелел у окна рубашкой, словно отступил, сдался.Ну, не стоять же статуей посреди кухни. Опасливо, словно своим движением боясь вызвать раздражение Шаурина, она сдвинулась в сторону кухонных шкафов и оперлась о столешницу.- Давай. Выскажись, - начала аккуратно. С осторожностью сапера, идущего по минному полю, подстегивала его словами. - Я тебя пять лет знаю. Три из них с тобой сплю. Так что, извини, я очень сомневаюсь, что увижу сегодня что-то новое. Видела тебя всякого. Давай уже, выскажись. Можно матом. Ты же разозлился не из-за того, что я с этим придурком потанцевала? Это все ерунда, это для папы. И не из-за тупых приколов про свадьбу?- Мне глубоко по... глубоко... на таких, как этот... как его? Я даже имя его не помню! Главное, чтобы ты сама четко разделяла, что ты делаешь для папы, а что для меня! У нас как будто с этим проблем пока не было!Юлька вздрогнула от его рыка. Вздрогнула, встряхнулась... и полезла в холодильник за бутылкой вина. Там оставалась початая с ее последнего прихода, сомнительно, что Денис прикончил ее в одиночестве. Из шкафа с посудой выхватила первый попавшийся бокал, - высокий, узкий, - не до эстетики и столового этикета.- Да вроде не было, - небрежно пожала плечами, - я ж не мазохистка. Но я точно понимаю, что чего-то не понимаю. Поговори со мной. Я хочу знать.- А я хочу, чтобы мне перестали препарировать мозг! Иначе... мне это надоест!- Имеешь в виду моего отца?- В частности.Денис стоял спиной, глядел в темное окно и сыпал в воздух реплики, лишь изредка бросая через плечо колючие взгляды.Шаурин немного изменился за эти годы, стал... тяжелый, что ли. Нет, все та же литая фигура, широченные плечи, но движения его утратили порывистость, стремительность свою потеряли. И сейчас он производил впечатление человека, который лишний раз и пальцем не шевельнет, с места не сдвинется, если это не в его интересах.- Он что-то говорит тебе? Давит? Скажи.- Курить надо бросать.- Что?- Говорю: бросаю курить.- Шутишь? - У Юльки чуть коленки не подкосились. Не от радости, несмотря на то, что сама время от времени пилила его из-за пристрастия к сигаретам и сейчас должна была быть более чем довольна, а от резкой смены его настроения. Уже приготовилась к новой волне гнева. Потому и вина себе налила, чтобы все это легко проглотить. Кофе здесь не поможет. А тут спад такой, будто откос под ногами осыпался, а сама в бездну.- Нет, не шучу. Последняя, - поднял руку с сигаретой, до половины, выкуренной. Как обещание дал.Не шутил он вовсе. И не просто так придумал это от нечего делать. Решил отвлечь свое внутреннее внимание от проблемы взаимоотношений с Монаховым, создав себе другой головняк. Так сказать, перенести центр раздражения. Слишком сильно стал реагировать, часто терять самообладание. В последнее время очень легко поддавался на провокации. А этот фокус с сигаретами, как пить дать, сработает. Та еще психологическая борьба предстоит. С собой труднее воевать, чем с Монаховым.- Счастье вдруг, в тишине, Постучалось в двери... - пропела Юля и наконец отпила, отчего-то чуть не подавившись.- Давай уедем, - вдруг сказал Денис и, отложив сигарету, в несколько глотков допил остывший кофе.- Куда? - оторопело спросила Юля.- Куда-нибудь, - подошел к ней. - Куда хочешь. Хочешь на острова, хочешь в горы. Я послезавтра лечу в Москву по делам, вернусь через два дня. Освобожу неделю, и мы устроим себе отпуск. Думаю, за неделю прогулов тебя не выпрут из твоего финансового института?Юля усмехнулась:- Меня даже за месяц прогулов не выпрут.Как жаль, что она не умела читать мысли. Очень хотелось знать, что Денис думал в этот момент, когда смотрел вот так. Таким взглядом, когда у самой дыхание становилось ломким и теряющимся; когда кровь начинала бешено нестись по венам, а в воздухе появлялась какая-то сладко-пряная смесь жажды, предвкушения и уверенности.- Что-то хочешь мне сказать? Так смотришь на меня...- Мне нравится на тебя смотреть.Ему нравилось всегда. Юлька не боялась выглядеть с утра растрепанной, а вечером не накрашенной. Не делала из своей внешности культ. Не успела, наверное. Когда они начали встречаться, она практически не пользовалась косметикой. Потому неоткуда было взяться условностям этим: стеснению ненужному, неловкости, неуверенности что щеки у нее не припудрены или губы бледны.Его эти губы весь вечер мучили. Вернее, мучила помада на них, раздражала. Не мог поцеловать, как хотел. А хотел, до судорог...Когда вспоминал Юлю, то думал не о глазах, губах, не о выражении лица или изгибах тела. Не об этом конкретно. Юлька - это другое. Целый комплекс воспоминаний - ощущений, вкусов, запахов. Утром, брошенное на спинку стула, мокрое полотенце в кухне; постель, насквозь пропахшая ее духами; женские комнатные тапочки у кровати; резинка для волос в кармане его пиджака; шелковые шарфики, затерявшиеся в гардеробе; и еще много всяких мелочей, которыми она заполнила квартиру.Юля отпила вино, дрогнула губами, но не улыбнулась, не расплылась в усмешке. Чуть сжала их и прикрыла глаза на миг, когда глотала кисловатую жидкость.- У тебя завтра будет болеть голова.- Не будет. Или ты меня полечишь прямо с утра.Выдохнула. Ее лицо было так близко, что почувствовался аромат рислинга. Этот запах тоже останется в памяти, как часть Юльки. И это платье зеленое, - цвета, точно голова селезня, - яркое, чуть переливающееся при каждом движении. Не мог с уверенностью сказать, что этот цвет ему по душе, но зато ему нравилась Юля в этом платье. И то, как податливо ткань собралась под его руками. Тут же задралась на бедрах, едва только ладони скользнули вверх.Юлька не бросилась ему навстречу, не приникла, наоборот, подалась назад, уверенней устроившись. Даже бокал из руки не выпустила, так и держала навесу. И смотрела неспешным взглядом. Знающим, проницательным таким. Будто все это время только этого ждала. Что прижмется к ней всем телом; что задерет на ней платье.А он же прижался... Не отпустил, не позволил отклониться, настойчиво подтянул на себя. К себе. К груди. Дышал тяжело: адреналин, крепко вцепившийся в вены, никак не отпускал. Никак не рассасывался, бурлил под кожей. Бурлил теперь уже возбуждением. Теперь телом овладело безудержное сексуальное желание, а не уродливое примитивное - кого-нибудь убить. Хотел ее без прелюдии, без долгих ласк и мучений. Взять сразу, войти до предела, до самого дна, и чувствовать с первого своего толчка и до последнего ее спазма. Чувствовать, как она возбуждается, влажнеет. Как там, в тесной влажной глубине, становится горячо. И еще горячее. Брать ее грубо, только для себя. Брать свое, законное. Растерзать ее нутро на мелкие кусочки. Не тело, а душу, разум. Ее существо. А потом собрать заново. И любить уже спокойнее. Любить-любить..."Юля, Юля... красивая... все знает... моя... все чувствует".Наконец-то как очнулась - отставила стакан. Теплой ладонью погладила его шею, обхватив, притянула. В щеку носом уткнулась - шершавую небритую.Дыхание ее горячее. Такое же, как кожа под руками. Под жадными пальцами. Взял ее за лицо, чуть сдавил скулы. Помада...Встряхнув руку, одернул манжету и приложился рукавом к губам. Юля сказать что-то хотела, но не позволил: надавил сильнее, заставляя молчать. Стер помаду белоснежным рукавом. Стер, ни о чем не заботясь, и поцеловал. Так, как хотелось. Припал к губам с жадностью. Припал, словно напиться хотел и никак не мог. Целовал жестко и покусывал. Только для себя. Ее не слышал. Даже как будто не чувствовал. Так набросился на нее, что не чувствовал ни ее желаний, ни отклика. Так прижимал к себе сильно, что задыхалась. Но молчала. Не сопротивлялась.Молчала покорно. И когда оттолкнулся, чтобы стянуть с нее трусики, черные кружевные, и самого себя от брюк и белья освободить, только глубоко вздохнула; когда вторгся в нее яростно, без ласк и подготовки, со слабым стоном губу прикусила.Губу прикусила и уткнулась в крепкую шею. Втянув родной резковатый запах, ногами крепче обвила. Пока замерли вдвоем на секунду, расстегнула на Шаурине рубашку.Приятно еще не было. Где-то внутри по венам уже бродило желание, но мало было одного касания и одного поцелуя, чтобы принять его с готовностью и удовольствием. Наверное, ему нужен сейчас вот такой секс - животный, безудержный. С первыми непонятными ощущениями. Со сложными замысловатыми эмоциями, со смесью нежности и жестокости. С царапающими ласками и поцелуями-укусами. Такой секс, в котором мало любви, но только страсть темная. Только бешеный ритм, четкий, как стук сердца. Тяжелый, волю сметающий.Не боялась, не удивилась. С ним так бывало. Знала: сегодня он ее измучает. И удовольствие для нее будет, но потом, позже, после того как самого отпустят эмоции. Когда кровь кипеть перестанет. Может быть, второй раз. Если сейчас не очнется...Как-то улучив момент, когда Денис остановился, чтобы дыхание перевести, Юля распахнула сильнее белоснежную рубашку. Прижала к рельефной груди нетерпеливые ладони. Обвила его, обняла. И когда он снова резко двинулся, стиснув ее плечи, обрушиваясь на ее рот жадным поцелуем, впилась ему в спину.Хоть и короткие у нее ногти, но Шаурин прочувствовал. Словно протрезвел и очнулся. Не в один миг, конечно. Но двигаться стал медленнее, перестал вбиваться в нее в судорожном отчаянном ритме. Медленнее...- Волосы не убрала, будешь лохматая, - выговорил с трудом, потерся о ее припухшие губы своими. На слова не хватало дыхания.- Убрать? - Тяжело вбирала в себя воздух.- Не надо, - сгреб в ладонях шелковистые пряди, сжал у корней, - не надо.Мягко коснулся губами виска, уткнулся в волосы, глубоко вдыхая из запах. Сердце еще бешено колотилось, тело мелко дрожало.Тяжело опустил руки на ее плечи, прижался ртом в крепком поцелуе. Крепком, но спокойном, чуть шевельнув губами, раскрывая ее губы. Потом ослабил натиск, стал целовать легче и нежнее. Соскользнул пальцами к молнии и оторвался от Юли, чтобы стянуть с нее платье.- С ума сойти... - пробормотал с усмешкой, небрежно бросая его на пол, - черные чулки, черное белье... я чуть все не пропустил.- Угу, - кивнула Юля с улыбкой.- Пойдем в ванную. Умоешься? - Хотелось целовать ее лицо, чувствовать чистую кожу - косметика раздражала.- Умоюсь. Конечно.- Иди ко мне... скорее...- Иду, - забралась к нему на колени и довольно усмехнулась тому, как нетерпеливо Денис сдернул с нее полотенце. Всегда дразнила его, оставляя на себе что-нибудь из одежды, или в полотенце заворачиваясь.Почти безвольно поддалась сильным рукам, когда Шаурин, приподняв ее за ягодицы, усадил на себя. Легко приняла его тяжелую пульсирующую плоть и сразу напряглась. Снова прикусила губу, на короткий миг задерживая дыхание. Но уже не от тех первых смешанных ощущений, как на кухне, почти неприятных, а от острого возбуждения, - когда каждое движение пронзает изнутри электризующей вспышкой.Обняв Дениса, качнулась вперед и прижалась всем телом, выдавая свое жгучее желание прерывистым дыханием. Пока только дыханием.А ему и не нужно было слов и страстных криков. Даже стонов не надо слышать, чтобы понимать всю полноту переживаемых Юлей ощущений. Изучил ее за это время. На вкус. На ощупь.Хотел и дальше брать ее для себя. Как собирался, как думал, - от своего первого толчка и до последнего ее спазма. Быть в ней, все чувствовать - любое изменение, каждый отклик нежного тела. Наслаждаться...Но не брать ее так яростно и бешено, как на кухне. Тогда забылся совсем, реальность потерял. Как в пропасть летел, а Юля с такой покорностью приняла его надрыв, что очнулся сразу. Пришел в себя, словно вписался с размаху во что-то мягкое, как губка или вата, вмиг впитавшее его надломленные эмоции. А теперь не хотел торопиться. Хотя пока ждал Юльку в спальне, чуть головой не тронулся. Не мог уже терпеть. Это темные страсти, бушующие в нем, улеглись, а сексуальное желание, напротив. Теперь оно каждую клеточку тела заполнило, в груди костром горело и низ живота сводило судорогой.Это сейчас Юля еще сдерживается. И двигается медленно, выравнивает ритм, ловит его. Приподнимается и опускается осторожно, подстраивается. Наблюдает за собой и за ним.Обнял ее, согревая. С жадностью погладил по спине. Провел языком по ее приоткрытым губам и скользнул во влажную глубину рта. Юля приостановилась, увлекшись поцелуем, стиснула его бедрами. И изнутри его сжала. От этого сам застонал.Тело ее немного остыло после душа - кожа прохладная, влажная на плечах и шее. Но сейчас его Юля разгорячится. Возбуждение достигнет своего пика. Внутри у нее станет невозможно горячо и мокро, ее кожа поменяет запах, будет пахнуть сексом. И все вокруг пропахнет сексом - желанием, возбуждением. Воздух станет тягуч и сладок. Комната наполнится их страстными звуками. Его девочка перестанет сдерживаться, будет страстно и беспрерывно стонать. Свободно, как дышать.В объятиях не стал ее долго не задерживать, отстранился, придержал на расстоянии выдоха. Так тело открыто и свободно для ласк, не скованно его руками, как обручами. Так можно каждое мелкое подрагивание видеть и под пальцами ощущать. И своей кожей чувствовать, чуть прижимаясь.Гладил по плечам. По животу. Тепло и нежно касаясь ладонями, так чтобы ощущать мурашки и едва уловимое напряжение мышц. Убрав волосы на одну сторону, целовал шею. Влажно - грудь. Ласкал языком. Не мог оторваться, пока не вылизал каждый сантиметр нежной плоти.Там, где соединялись их тела, чувствовалась влага. Юля не двигалась, но сжималась изнутри от нестерпимого желания сделать это. Кажется, вот-вот и почувствует сладостные спазмы. Но Денис не позволял, теперь крепко прижав ее к себе за талию. Не хотел, чтобы она кончила быстро. Хотя чувствовал, как судорожны стали ее движения, а каждый стон словно вымучен. И сам дышал тяжело. И голова кругом. Но вот эти минуты самые сладкие - перед оргазмом, - когда душа наизнанку, и все нутро, все существо женское. Нет тяжести и противоречий, нет воли. Есть только обнаженные чувства, голая потребность друг в друге и одно на двоих удовольствие. Один источник. Один импульс. Одно понимание.Юля поняла его намерение - поерзала недовольно.- Не могу уже... - В горле пересохло. Как только умудрилась выговорить.- Не нравится?- Мало тебе?.. Мне еще пару комплиментов тебе отвесить?- Ложись.Опрокинул ее на спину, раздвинул бедра, глубже ее раскрывая. И входя в нее глубже, сковывая руками любое движение, с каждым резким толчком доводя до наивысшей точки наслаждения. Пока не разлетится. Не рассыпется. Пока не унесет его за собой.Любила эту простую позу. Вот так лежа на спине, крепко прижимать к себе его горячее сильное тело. Обвивать ногами, стискивать могучие плечи, чувствовать под ладонями рельеф мышц. Чувствовать всего его... Слышать, как перед долгожданной разрядкой меняется ритм его дыхания и биения сердца. Слышать стон из приоткрытых губ. Ощущать волну его дрожи, скомканную, рваную. Чувствовать ее всем телом...А потом он навалится своей тяжестью, подложит руку ей под голову, стиснет, что не вздохнуть, и прижмется к губам в твердом поцелуе. Не нежном. Без ласки. А просто твердо и жестко.- Спасибо... - оторвался от ее губ, запустил руку в волосы, прижал ладонь к голове, уткнулся лицом в ее щеку, оставаясь в тесном сплетении.Дрожит. Устала...